Каким образом это случилось, дитя мое, что ты забыла все и что ты теперь восхищаешься тем, что раньше осуждала?Урсула побледнела, потом щеки ее покрылись румянцем. Она упала на колени и, спрятав свою голову под грубым одеялом, прошептала:— О, я тогда ведь не видела, мой добрый дядюшка, Мордаунта!Я стал на колени возле Урсулы и прижал ее к своему сердцу. Но она тихо освободилась из моих объятий и ближе подвинулась к землемеру, который снова заговорил.— Я вижу, что природа сильнее разума и что сердце выше рассудка… Но слушайте, мои дети: выполните просьбу умирающего, дайте мне слово, что вы не вступите в брак без разрешения генерала, его жены и бабушки.— Я это обещаю вам, — сказала Урсула. — Я обещаю, я клянусь в этом нашей любовью. Я была бы несчастлива, если бы вошла в семью, где бы меня не любили.— Урсула, драгоценная Урсула, подумайте, что вы сказали? Неужели я ничего не значу в ваших глазах?— Я буду страдать, если потеряю вас, Мордаунт, но по крайней мере я буду иметь утешение, что выполнила свой долг; между тем как с другой стороны — я не в силах буду перенести несчастье, справедливое наказание за мою неосторожность.Я был уверен в своем отце и матери; только одна моя бабушка внушала мне серьезные опасения. Ее план женить меня на Присцилле Бэйярд мог погубить мое счастье.— Не принуждайте ее, Мордаунт, отказаться от клятвы. Она выполнила последнее желание умирающего. Теперь, дети мои, я достаточно поговорил о житейских делах, нужно подумать и о будущем. Оставьте меня.Будете ли вы женаты или нет, я все равно призываю на вас благословение Всевышнего и когда-нибудь снова увижусь с вами на том свете в нашем общем жилище.За этим благословением последовало долгое молчание, которое вдруг было нарушено страшным криком, вырвавшимся из груди Мильакра. Мы все повернулись к другой кровати, которая была поразительной противоположностью с тихой и умилительной сценой прощания нашего старого друга. Я один подвинулся вперед, чтобы помочь Пруденс, но ужас овладел мной, и я, как пораженный параличом, не в силах был сдвинуться с места.Мильакр, обложенный подушками, почти сидел на своей кровати. Его глаза были открыты и блестели каким-то диким, безумным огнем. Губы его, сжимаясь в предсмертных конвульсиях, придавали его лицу сардоническую улыбку, внушавшую страх. В эту минуту он был неподвижен и черты его лица сохраняли ужасающее спокойствие. Я знал, что ему остается только испустить последний вздох, и ждал его, смотря на скваттера, как смотрит бедная птица, очарованная и убитая взглядом змеи. Этот последний вздох, вырываясь постепенно, расширял его рот, так что зубы выдвинулись наружу. Я больше не мог видеть этого и закрыл лицо руками. Когда я его открыл, то увидел уже мертвую оболочку, в которой столько лет обитала душа старого скваттера.Пруденс находилась возле него и закрыла ему глаза, которые, несмотря на то, что были тусклыми, все еще выглядели свирепыми… Никогда я не видел более отвратительного трупа! Глава XXIX Тихо и спокойно, как дитя, которое, наклонившись к плечу матери, засыпает с улыбкой, отдал он душу свою небу, а тело завещал земле. Гарт Я видел, что землемер и Урсула старались не смотреть на постель Мильакра, с той минуты как этот упорный грешник перестал существовать, и поэтому я приказал перенести его труп в другую хижину. Пруденс последовала за ним, не оставляя его ни на одну минуту. Лавиния была возле нее. Между людьми, приведенными Ныокемом, было несколько столяров. Они сделали гроб, куда положили тело Мильакра, другие же выкопали яму в середине обширной равнины, на которой старый скваттер уже засеял несколько участков рожью. Ждали только, когда прибудет судья, чтобы начать погребение.Между тем в хижине, где лежал землемер, царствовало умилительное спокойствие. Мой старый друг ослабевал все больше и больше и почти уже не говорил ни слова. Впрочем, он сохранил память до последней минуты своей жизни. Урсула почти весь день провела в молитве возле его постели. К вечеру мы уговорили ее немного отдохнуть. Когда она ушла, старик Эндрю заговорил со мной.— Я чувствую, дорогой Мордаунт, что смерть приближается, но пусть она придет, я приму ее с улыбкой, потому что она послана Создателем. Смерть для меня не страшна.— Да, вы должны привыкнуть к ней, капитан Койеманс, выдержав столько сражений.— Раньше моим первым желанием было умереть с оружием в руках, как Монтгомери, как Варрен, погибшие на поле битвы. Теперь это желание прошло. Я похож на путешественника, который, перейдя широкую равнину, в конце ее встречает пропасть, и через нее он должен перешагнуть, чтобы продолжать свой путь. И что наша жизнь с ее трудами и заботами перед вечностью? Но я не пугаюсь вечности, потому что Бог просветил мой ум, и в сердце моем одна только любовь к Создателю… Ах, Мордаунт, не покажется ли вам скучным, что я говорю об этом?— Нисколько, нисколько. Говорите, я буду вас слушать. Ваши слова для меня всегда были драгоценными, а тем более в эту торжественную минуту.— Благодарю, Мордаунт, благодарю от всего сердца.Вы знаете, мой друг, как прошло мое детство. Я это вам часто рассказывал, помните, когда мы еще вели бивуачную жизнь. Оставшись очень молодым без матери и отца и не имея ни защитника, ни покровителя, я не знал своего Бога и обязанностей своих к нему — И что же, дитя меня обучило этим обязанностям, научила понимать религию.Все изменилось во мне с тех пор, как я начал следовать советам Урсулы. Она меня полностью преобразила. Раньше я часто пил ром, водку и другие крепкие напитки, а сейчас видели ли вы когда-нибудь меня со стаканом вина в руке. Это последствия тех разговоров, которые она вела со мной. Вам нравится Урсула, но послушайте, как она рассказывает о Боге, о искуплении мира… Вы тогда найдете ее еще прелестнее, вы примете ее тогда за ангела, посланного с неба для счастья и утешения людей.Землемер предвидел минуту своей смерти. Никогда я не видел людей, которые бы умирали так спокойно, как он. Впрочем, до предсмертных минут он еще чувствовал страдания, но старался не показывать их. Мне он, впрочем, сказал, что испытывает жестокие мучения.— Только не говорите Урсуле, — прошептал он, — пусть она ничего не знает.., зачем усиливать ее скорбь?К вечеру страдания затихли, землемер мог заснуть на некоторое время.Перед рассветом он пробудился, чтобы вскоре заснуть вечным сном. По временам на него находило забытье. Он повторял одни и те же вопросы, на которые мы уже не раз отвечали, спрашивал где Урсула. Между тем как молодая девушка стояла рядом с его постелью.— Я здесь, дядюшка, — отвечала Урсула дрожащим голосом, — я стою перед вами.— Франк, позови ее.., я хочу, чтобы она была возле меня в последние минуты моей жизни.— Мой добрый дядюшка, это я сжимаю вам руки, — отвечала Урсула громче, чтобы землемер мог услышать ее слова. — Неужели вы думаете, что я оставлю вас?— А! Это ты, — сказал землемер, поднимая руку и дотрагиваясь до Урсулы. — Ты не забудешь, милое дитя мое, своего обещания насчет Мордаунта. Если он получит позволение от своей семьи, выходи за него, моя дочь.., прими мое благословение… Обними меня, Урсула… О, как твои губы холодны!.. Они не то, что сердце.., обними меня также, Мордаунт… Ах.., теперь хорошо… Прощай, Франк, прощай мой друг, я твой должник, но сестра твоя заплатит за меня… Скажите генералу Литтлпэджу и его жене, что я, умирая, вспоминал о них… Прощай, Франк.., прощай, Урсула… О, мой Спаситель, прими душу мою!..Это были последние слова, произнесенные добрым землемером на этом свете; с ними остановилась его жизнь.Нужно было подумать о приготовлении к похоронам.Урсула, в сопровождении Лавинии, была отведена в другую хижину, пока мы перекладывали тело Эндрю в гроб, приготовленный теми же руками, которые сделали гроб для скваттера. К полудню приехал судья. Все формальности были совершены. В свидетельстве о смерти двух покойников было написано, что землемера убил неизвестный, а Мильакр был убит случайно. Хотя это свидетельство было написано ложно, потому что большинство из нас знали, кто убил землемера, а я, со своей стороны, догадывался, от чьей руки получил удар старый скваттер, однако оно было подписано всеми нами беспрекословно.В тот же вечер мы похоронили Мильакра. Из всего его многочисленного семейства только Пруденс и Лавиния присутствовали при этой печальной церемонии.Погребение совершено было быстро. Могилу засыпали, а потом сверху покрыли дерном; все кончилось для старого скваттера! Когда мы тихо удалялись от последнего его жилища, гробовое молчание царствовало между нами: мы не осмеливались говорить, так наши сердца были полны самых разнообразных чувств.Вдруг это молчание прервалось громким голосом Пруденс. Мы остановились.— Братья, — вскрикнула эта женщина, представлявшая странную смесь пороков и добродетелей, — братья, благодарю за ваше внимание к тому, кто уже не существует больше для меня в этом мире. Благодарю, что вы помогли мне похоронить покойника. Простите меня, что я обращаюсь к вам так, но соседями я не могу вас назвать, а неприятелями — не хочу!Эти слова, неожиданно произнесенные, заставили нас невольно содрогнуться.Когда печальный обряд закончился и все разошлись в разные стороны, я подошел к могиле, возле которой стояла Пруденс.— Ночь холодная, — сказал я ей, — вы лучше бы вошли в дом.— Вошла в дом!.. А где он?.. С кем войду я в него?Аарона больше нет, а дети мои скрылись.., осталась одна Лавиния, но я не считаю ее дочерью, потому что она больше любит всех ваших, чем свою семью… Могила — вот что для меня теперь драгоценнее всего на свете!..Послушайте, майор, — прибавила Пруденс после минутного молчания, — я хочу попросить вас, чтобы вы разрешили взять мне отсюда кое-какие вещи, которые еще, может быть, пригодятся моим детям… Закон, как мне кажется, не имеет на это право и не может отнять у нас… Еще я хочу попросить вас, чтобы мне отвели небольшое место возле этой могилы, чтобы я могла возвратиться сюда, когда придет мой конец!.. Я недолго проживу после потери Аарона.— Не думайте об этом, Пруденс, — ответил я, — я не намерен притеснять вас. Вы можете спокойно забрать свои вещи, и я даже прикажу перенести их туда, куда вам будет угодно. Мне кажется, там лодка, на реке, недалеко от мельницы?— Вы не ошибаетесь… Два года тому назад мои дети построили ее.— И прекрасно! Все, что вам принадлежит, будет перенесено в лодку. Это сделают мои люди вместо вас завтра утром. Негр и индеец проведут ее несколько тысяч шагов вниз. Там вы можете ее нагрузить, чем захотите.Пруденс казалась удивленной, это великодушное предложение даже ее тронуло. Однако недоверчивость ее не оставляла.— Могу ли я положиться на майора Литтлпэджа? — спросила она с сомнением. — Тоби и его братья никогда мне не простят, если я их заманю, понадеявшись на вас, в заранее приготовленную западню.— Тоби и его братья не должны опасаться измены с моей стороны. Неужели вы не доверяете слову честного человека?— Для меня достаточно этого слова, я верю вам.Да наградит вас Бог за это добро, да исполнит Он все ваши желания. Прощайте, мы больше с вами не увидимся.— Неужели вы не хотите провести ночь в одном из этих домов?— Нет! Эти жилища не заключают больше в себе того, что я любила. Я буду счастливее в лесу.— Ночь холодная и вы можете простудиться.— В этой могиле еще холоднее, — ответила Пруденс, показывая печально на насыпь, покрывавшую остатки старого скваттера. — Я привыкла жить в лесах, и притом я должна найти своих детей. Меня не остановят в этих поисках ни холод, ни ветер. Итак, прощайте, майор.Благодарю вас еще раз.— Но вы забыли о своей дочери. Что с ней случилось?— Лавиния любит Урсулу Мальбон и не может расстаться с ней; я оставляю ее на волю судьбы. Когда же она захочет покинуть своих новых друзей, мать снова примет ее в свои объятия и всегда найдет ее…Этим закончился наш разговор. Пруденс сделала прощальный знак рукой и медленными шагами пошла по направлению к лесу. Вскоре она скрылась за кустами.Больше я ее никогда не видел. На другой день я узнал, что скваттеры, пользуясь моим разрешением, забрали большую часть срубленного леса и уехали из нашей страны. Как только показалось солнце, мы занялись приготовлениями, чтобы перенести тело землемера в Равенснест.Урсула отправилась вперед с Лавинией и братом, чтобы все приготовить к нашей встрече. Они прибыли туда в час до полудня. Мы шли очень медленно, так как день был чрезвычайно жаркий и солнце ужасно пекло; мы прибыли в Равенснест не раньше вечера. Подходя к Равенснесту, я заметил несколько телег и лошадей в стороне от дороги. Я вначале подумал, что это приехали фермеры, чтобы отдать землемеру последний долг уважения, но ошибся: истина вскоре открылась… Приехавшими были мои родные. Впереди всех шли к нам навстречу генерал и матушка, за ними следовали полковник Фоллок, Кэт, Присцилла Бэйярд, ее брат и моя старшая сестра… Позади всех, насколько ей позволяли силы, с трудом шла моя бабушка.Тут собралось все наше семейство и все искренние, близкие друзья. Франк был вместе с нами. Он, вероятно, предупредил всех о смерти землемера, потому что они не удивились, увидев нашу похоронную процессию.Кэт мне сказала позже, что эта процессия имела величественный вид. Впереди всех шли Сускезус и Джеп, оба вооруженные. Последний нес топор. Потом шли носильщики, а далее отряд, тянувшийся в правильном порядке. У всех блестели карабины на плечах, а сзади походные сумки. Трое невольников Койеманса шли за гробом своего господина. Они несли компас, цепи и другие орудия землемера.Шествие на минуту замедлилось во дворе, где мы поставили гроб и немного отдохнули. Потом оно продолжилось в прежнем порядке, но с прибавлением новых лиц. Генерал Литтлпэдж, по просьбе Тома Бэйярда, взял на себя обязанность читать молитвы, как требовал обычай. Так как уже было темно, то Сускезус и Джеп, открывавшие шествие на этот раз, зажгли факелы. Мы все сделали то же. Эти факелы были не что иное, как простые, смолистые лучины.Джеп, кроме того, нес в руке лопату, потому что он должен был засыпать могилу землемера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35