Из всех меток, пятнавших там и ся
м его видавшее виды тело, след, оставленный трейговской секирой, досажда
л более всего. Сильнее, чем след от когтей пещерного медведя на спине и шра
м, оставленный клювом грифона с внутренней стороны левого предплечья.
Ухнула, проваливаясь, и выбросила в ночное небо облако красных искорок-с
ветляков устеленная дерном крыша.
Ч Кончено, Ч пробормотал сквозь зубы один из юношей, Сенлайх из Орлиног
о Приюта. Ч Проклятые салэх! Хоть бы один выскочил…
Этлен поднялся одним движением. Стройный, скорее даже сухой. Догорающее
кострище бросало алые блики на его словно вырезанное из корневища горно
го дуба лицо. Цепкий прищуренный взгляд ожег ударом бича.
Ч Да, они грязные, дикие, волосатые животные, но вы-то должны знать, что че
го-чего, а мужества им не занимать. Запомните это, если хотите прожить сто
лько, сколько прожил я. Ясно?
Если кто-то и вознамерился возразить, то счел должным промолчать Ч авто
ритет ветерана был непререкаем.
Ч Заберите Ойсина, Ч через плечо бросил Этлен, направляясь к лесу. Ч По
хороним его по обычаю предков. Где-нибудь подальше. Здесь оставаться не б
удем. Кони отдохнули достаточно.
Подходя к мрачному, исходящему хвойным духом ельнику, телохранитель уви
дел выступившую ему навстречу тоненькую фигурку феанни. Сида хмурилась,
играя пальцами на рукояти корда.
Ч Ты все узнала, что хотела?
Ч Ничего я не узнала! Ч В сердцах Мак Кехта прихлопнула кулаком о ладон
ь. Ч Все, что рассказало мне это животное, я знала и без него.
Ч Я не слышал криков. Неужели вы пришли к обоюдному согласию?
Ч Салэх так перетрусил, когда понял, в чьи руки попал. Лопотал без умолку.
Ч Сида отвечала рассеянно, витая мыслями далеко от Лесогорья и сгоревше
й фактории. Ч Как же эти вонючки коверкают речь… Едва успевала понять. Он
заслужил быструю смерть. Но бродов через Аен Маху он не знал.
Этлен не позволил себе улыбнуться, но фраза его прозвучала чуть-чуть нас
мешливо:
Ч Еще бы, нам нужно было захватить владетельного талуна, как они себя наз
ывают, или, на худой конец, служаку из Экхардового войска. Лучше егеря. А зд
есь Ч простые охотники.
Ч Все равно я не оставила бы их поселение в покое. Помни, я поклялась мсти
ть.
Ч Не спорю. И не попрекаю. Но кучка паршивых салэх стоила нам жизни Ойсин
а. Ты считаешь, это равноценная мена?
Фиал не ответила. Этлен не настаивал, так как с ними поравнялись хмуро сту
пающие бойцы отряда, которые несли на руках тело погибшего товарища.
Предводительница порывистым движением остановила их и, приблизившись,
поцеловала мертвого в холодные губы. Выпрямилась. Оглядела оставшихся в
живых.
Ч За Ойсина мы тоже отомстим проклятым салэх. Стократной кровью сверши
м тризну по павшему!
Юноши одобрительно загудели.
Ч Теперь на север! Следов не оставлять.
Вскоре шестнадцать едва различимых в ночной тьме силуэтов всадников ск
ользили вдоль восточных склонов Лесогорья. Гуськом. Прекрасно обученны
е кони шагали след в след. Замыкал цепочку напряженно всхрапывающий конь
. В его седле, неподвижно глядя пустыми глазами перед собой, ехал труп Ойси
на.
Над берегом Аен Махи протяжно закричал ночной охотник Ч козодой.

Глава II


Отроги Облачного кряжа, прии
ск Красная Лошадь, липоцвет, день двадцатый, между рассветом и полуднем

Разогретый воздух дрожал и маревом плыл над верхушками холмов. Ровный жа
ркий ветер шевелил волосы на макушке, не принося ни свежести, ни облегчен
ия. Сумка с нехитрой охотничьей снастью плеча не обременяла. Не приведи С
ущий и назад возвращаться вот так же налегке!
С шумом, хлопая пестрыми крыльями, из-за деревьев вспорхнула стайка орех
овок. Не много же они добудут… Я не помнил такой жары не только здесь, на се
вере Мира, у подножия Облачного кряжа, но и в южных землях, подвластных При
озерной империи.
Разлапистые буки с горем пополам укрывали пологие склоны холмов прихот
ливой вязью теней, защищая все же траву и молодой подлесок. В подвявших ст
еблях перьевицы частой россыпью играли в прятки светло-алые ягодки земл
яники. Садись и собирай. И не худо бы набрать лукошко-другое на зиму, да у ме
ня сегодня другое, более важное, дело. В соседнем распадке ощерились дюйм
овыми иглами заросли ежевики. Кусты уже начали подсыхать. Пожелтели моло
дые побеги, чуть повело края пожухших листьев. Но ягода успела налиться, н
абрать сока и сладости. А вот успеет ли вызреть просо и ячмень?
Всю жизнь я был далек от нелегкого труда хлебороба, но даже неискушенном
у горожанину становилось ясно Ч урожая в этом году не жди! С начала сенок
оса на землю не пролилось ни единой капельки. Ручьи и потоки, еще весной с
ревом скачущие по нагромождениям валунов, истончились и уже не ворочали
гранитные глыбы, а деликатно протискивались между ними, устремляясь к От
цу Рек. Влага, щедро напитавшая землю после схода зимних снегов, ушла вглу
бь, на нижние пласты. А верхний, плодородный слой под знойными лучами тако
го близкого здесь, в предгорьях, солнца начал сохнуть, трескаться, рассып
аться мелкой, будто просеянной сквозь пекарское сито, пылью.
Кто мог ожидать такого раскаленного лета после томительных зимних меся
цев, вымораживающих все живое, заметающих снегом холмы и жалкие человече
ские лачуги? Как ждали мы весенних солнечных лучей!
В нынешнем году весна пришла ой как поздно…
Зима-студеница, вцепившаяся в горло измученного леса костлявыми пальца
ми, держалась, как за свое. В конце березозола, незадолго до дня весеннего
равноденствия, началась было оттепель, но не желающая сдаваться стужа сн
ова заморозила проглянувшие проталины, скрепила толстым голубовато-се
рым настом поверхность снежных заносов, покрыла тонкой ледяной глазурь
ю ветви деревьев и кустов, погрузив заросшие лесами холмы в диковинную с
казку из далекого детства.
Отважно высунувшие прозрачные головки-колокольчики первоцветы так и о
стались стоять, словно хрустальные украшения, вырезанные рукой неведом
ого искусника. А за десяток дней до самого Белен-Тейда ударила такая стуж
а, что лопались промерзшие насквозь стволы деревьев. Над холмами стоял г
ромкий треск, эхом проносящийся над убогими халупами прииска. В ту ночь р
аскололась пополам старая липа, почернелая и обугленная с одной стороны
. С той, где проглядывали сквозь снеговые наметы остатки стен рухнувшего
после пожара «Развеселого рудокопа», где пустыми глазницами глядели в д
олгую северную ночь дверь и окошко опустевшего хлева.
За развалинами «Рудокопа» снег был истоптан, измаран сажей и охристой гл
иной. Здесь по настоянию нового головы Ч Белого, выбранного на общей схо
дке старателей, похоронили всех погибших в ту страшную ночь. Чужаков Ч в
одной большой яме. Наших Ч каждого по отдельности. Немного в стороне под
снегом угадывались еще пять холмиков Ч семья Харда, прижимистого, но ве
селого и незлопамятного хозяина нашей любимой харчевни.
Когда я привел Гелку посмотреть на застывшие в вечном сне, сверкающие по
д пробившимся сквозь тучи солнцем первоцветы, она долго любовалась ими з
атаив дыхание, а потом начала осторожно обламывать хрупкие стебельки, ск
ладывая промерзшие цветы на старую рукавицу. Она отнесла их к «Развесело
му рудокопу», на могилы родных Ч родителей и трех старших сестер.
Какими словами я мог утешить ее в горе? Да и что проку в словах? Слова пусты,
и я никогда не придавал им особого значения. Наверное, поэтому меня зовут
Молчуном. Зовут настолько давно, что старое имя уже с трудом пробирается
к свету через завесу воспоминаний. Старое имя, старые друзья, шумный горо
д на берегу лазурного бескрайнего озера, который я покинул больше шестна
дцати зим тому назад. На смену им пришли новые друзья, новое имя Ч здесь к
аждого переименовывали по-своему, и подчас новая кличка ложилась куда л
аднее имени, данного родителями и жрецами. Появилось и новое обиталище
Ч прииск Красная Лошадь. Восемь лет тяжелого старательского труда не то
лько закалили изнеженное некогда тело, но и усмирили мятежный дух, заста
вили на многое взглянуть по-другому, задуматься, что в жизни нужно приним
ать умом, а что сердцем.
Я оставил Гелку наедине с ее умершими близкими, наедине с ее горем, пройти
через которое должна была она сама, с тем чтобы обрести дальнейшую цель в
жизни. Одна, без посторонней помощи. Она осталась стоять на коленях в гряз
ном снегу, не заметив, кажется, моего ухода, а я примостился на повалившейс
я половинке липы, подставляя то одну, то другую щеку ослепительному, но по
ка еще холодному солнцу.
Прямо передо мной раскинулась пустынная в это время площадь с тремя черн
ыми язвами старых кострищ. Когда-то между ними Ч я это помнил Ч снег пят
нали красно-бурые мазки. Еще одно свидетельство всколыхнувших наш убоги
й мирок потрясений. Теперь их не было. Волки, дерзкие от лютой бескормицы и
вконец осмелевшие от безнаказанности, приходя по ночам в поселок, выгры
зли смерзшиеся с кровью куски льда.
Увенчанные то здесь, то там слабенькими неустойчивыми столбиками дымко
в хижины старателей приютились на склонах где-то позади. Куда они денутс
я? А впереди тянулась, слегка изгибаясь между холмами, неезженая давно уж
е, но хранившая следы многих взрывших ее копыт дорога. Она вела на юг, к теп
лу, то ныряя в сумрачные ельники, то выбираясь на подсвеченные склоны, пор
осшие рябиной и орешником. Туда, к берегам великой реки Ауд Мор, которую мы
зовем Отцом Рек, ушел еще один человек, к обществу которого я успел привяз
аться за эту зиму.
Теперь я понимаю Ч история эта началась в ту осеннюю ночь, когда забулды
га Пегаш, возвращаясь по обыкновению далеко за полночь из «Развеселого р
удокопа», свалился в собственный шурф и сломал шею. Не впервой ему было пр
оскальзывать навеселе между воротком и распахнутой по всегдашней беза
лаберности лядой, которая должна была прикрывать темную пасть шурфа, с т
ем чтобы добраться до вороха полуистлевших шкур и тряпья, служивших ложе
м для сна и отдыха. Но в эту ночь судьба распорядилась иначе.
Обнаружилась его смерть лишь на утро ближайшими соседями Ч мною и Карап
узом. Гробовая тишина в доме, из года в год встречавшем каждый рассвет отб
орной бранью и богохульствами, заставила нас насторожиться и пойти поин
тересоваться, в чем дело.
Пока Карапуз бегал за нашим выборным головой, который должен решать, что
делать в таких случаях, я стер ржавые глиняные разводы со лба и щек погибш
его. Пегаш лежал на отвале непривычно тихий и умиротворенный. Его мокрые
черно-белые пряди, облепившие голову, вызвали у меня чувство, похожее на ж
алость. Чувство, которое все мы давно разучились испытывать.
Голова Желвак долго ворчал, потирал кулаком пористый нос, озабоченный не
столько внезапной смертью одного из своих сотоварищей, сколько неотвра
тимой грядущей расплатой со сборщиками подати за бездействующий участ
ок.
В это время появился он. Невысокий, сухопарый, с длинным вещмешком, прихва
ченным, кроме обычных лямок, ремешком через лоб, как делают это носильщик
и-горцы на юге, он прошел сквозь скопившуюся к тому времени толпу зевак и
остановился рядом с телом. Желвак, прожженная каменная крыса, хоть и люби
л притвориться эдаким растяпой-лопушком, сразу понял, что к чему. По быстр
ому назначив похоронную команду, он увлек пришельца в перекошенную халу
пу Пегаша, и загрызи меня стуканец, если не содрал с него на пяток корон бо
льше, чем участок стоил.
То ли за безупречную выправку, то ли за суровый взгляд серых глаз ребята п
розвали моего нового соседа Сотником.
Пролаза и баламут Трехпалый даже выдумал душещипательную историю, кото
рой, впрочем, никто не поверил, о романтической любви и коварных интригах,
вынудивших бравого вояку искать забвения в разношерстной толпе старат
елей на отрогах Облачного кряжа. Сказка его, наполняемая всякий раз все б
олее увлекательными подробностями, была сущей ерундой, но на новое имя С
отник откликался.
Дни сменялись днями, складывались в месяцы. Заалели гроздья рябин на южн
ых склонах. Сотник не участвовал в шумных попойках в «Развеселом рудокоп
е», предпочитая закупать провизию в отдаленном от центра копей, тихом «Б
очонке и окороке». При встречах на приветствия отвечал, но кратко. Зачаст
ую Ч односложно. В беседы не ввязывался.
Как я уже говорил, парни кличут меня Молчуном, и, должен заметить, не без ос
нований. Но по сравнению с Сотником я выглядел странствующим проповедни
ком, ловящим души в придорожных трактирах. На правах соседа я заглядывал
к нему несколько раз и даже поделился опытом, как удобнее и безопаснее кр
епить рассечки кривыми еловыми стойками, надежнее и быстрее промывать и
змельченную породу, выискивая дымчатые топазы и золотистые гелиодоры, г
олубоватые аквамарины и зеленые смарагды. За пять с лишком веков интенси
вной разработки прииск обеднел настолько, что некоторым уже начинало ка
заться выгоднее перелопачивать старые отвалы, чем копаться в дырявых, ка
к йольский сыр, холмах.
Со временем наше с Сотником общение переросло в нечто вроде молчаливой д
ружбы. Ведь не худо посидеть с трубочкой, набитой душистыми соцветиями т
ютюнника, провожая взглядом прячущееся за зубчатую гряду близких гор дн
евное светило.
Как всегда с первыми заморозками, стайки алогрудых зензиверов облепили
рябины, а вслед за ними с полудня прибыл отряд сборщиков подати. Убогость
горной породы не умерила алчности высокородного ярла Мак Кехты. Вообще,
проклятые остроухие терпят нас на своей земле только потому, что сами не
хотят рыться в ней, как луговые собачки. И снисходят до общения со смертны
ми лишь два раза в год. Осенью, когда легкий морозец скует раскисшие от про
ливных дождей дороги, и весной вместе с первой травкой, после того, как спа
дут вспученные мутной талой водой горные ручьи.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7