Выбирай здесь сайт Водолей 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 




Лоуренс Сандерс
Желания Элен

ЖЕЛАНИЯ ЭЛЕН

1

Зазвонил телефон. Чарльз Леффертс подскочил, словно кто-то ткнул его под ребра сосулькой.
Из-под простыни раздался голос – приглушенный, яростный:
– Не отвечай.
Он снял трубку.
– Да?
Отрывистый голос.
Он потянулся за окурком своей сигары.
– Кто это?
Под простыней вонзились острые ноготки ему в бедро, а затем отправились в неторопливое путешествие по его телу.
– Смерть от Тысячи Порезов, – голос под простыней звучал глухо.
Из трубки послышалось бормотание.
– Боб! – взревел он. – Боб Крэншоу, бог мой! Как дела?
Голова, обрамленная нимбом из густых светлых завитков, появилась из-под простыни. Два голубых, ничего не выражающих глаза уставились на него сквозь стекла очков в роговой оправе.
– Повесь трубку! – прорычала она.
Голос в телефонной трубке стал взволнованным.
Холодные пальцы безжалостно сжались. Его лицо исказила гримаса боли. Она стиснула его крепко.
– Не могу сейчас разговаривать, Боб, – судорожно выдохнул он, шаря вокруг в поисках зажигалки. – Послушай, старина, давай я позвоню тебе завтра, а там, может, встретимся. Боб, дружище…
Трубка проворчала что-то в ответ.
Он нашел зажигалку. Она не работала. Он потряс ее и попробовал зажечь еще раз. Маленький голубой огонек вспыхнул и тут же погас. Он аккуратно положил окурок сигары обратно в пепельницу.
– Слушай, Боб, – сказал он. – Завтра днем. Я позвоню тебе, старина.
Элен Майли перекатилась через него и подобралась поближе к трубке.
– Топай обратно в постель, белый мальчик, – произнесла она, растягивая слова, как это обычно делают негритянки.
Тишина в трубке была оглушительной.
– Ладненько, – быстро сказал он. – Я позвоню, Боб. Завтра. До скоренького, старина.
– Вот спасибо, – произнес он, повесив трубку и глядя на нее с упреком.
Она разжала пальцы, перекатилась на спину и уставилась в никуда.
– Это был Боб, – настаивал он. – Боб Крэншоу.
– Слушай, оставь эту чушь. Это была одна из твоих назойливых баб. Ты это знаешь, я это знаю, и Господь Бог это знает.
Он выпятил подбородок и посмотрел на нее строго. «Самый настоящий сопляк», – решила она.
– Впредь, – проворчал он, – я был бы очень признателен, если бы ты не манипулировала мною столь непочтительными образом, когда я разговариваю по телефону.
Она села прямо, откинувшись на спинку кровати и обхватив руками свои упругие груди.
– Стервозность, – сказала она тоскливо. – Господи, мне кажется, что я становлюсь стервозной бабой.
– О, моя прелесть, – простонал он. Потом обнял ее и дотронулся своим удивительно проворным языком до ее носа, ушей, розовых сосков и аккуратного пупка.
– Ты – негодяй… – выдохнула она.
Он выпрыгнул из кровати, подскочил к туалетному столику, уставился на себя в зеркало и начал деловито приглаживать свои волосы.
– Подъем! – завопил он. – Подъем. Все на картофельную гонку! note 1 Note1
бегуны несут ложки с картофелем

Вставай! Быстрей!
Она холодно взглянула на него.
– Подъем это хорошо, – кивнула она. – Как раз то, что мне нужно.
– Я сделаю тебе чего-нибудь выпить, – с надеждой сказал он. – Я поставлю Луи Армстронга. Хочешь принять душ?
– Ох… может быть, я не встану, – мечтательно произнесла она. – Может быть, мне захочется устроить тебе веселую жизнь. Я буду лежать здесь, и попробуй меня отсюда вытащить. Может быть, даже поселюсь у тебя. Может быть, я начну сейчас визжать и орать, пока кто-нибудь из соседей не вызовет полицию. Или закачу истерику, выброшу все твои баночки со специями и разобью твои африканские маски. А может быть просто проглочу несколько таблеток снотворного и отрублюсь.
Он посмотрел на нее в ужасе и жалобно спросил:
– Но почему ты вдруг станешь выбрасывать мои специи?
– О, боже… – вздохнула она. – Где ты был, когда раздавали мозги? Не отвечай мне – я знаю. Ты стоял в очереди за своим инструментом.
– О, бекон и яйца, – пропел он. – Бекон и яйца, и тосты, и джем, и много-много кофе. Пойдем скорее жрать!
Затем она плакала, склонив голову, закрыв лицо руками. Ее плечи сотрясались. Она издавала громкие рыдания. Неожиданно она вспомнила о старом автомобиле своего деда. «А-у-у-га, – пел рожок. – А-у-у-га!»
Он сел на кровать и обнял ее. Он осторожно дотронулся до ее ушей, робко поцеловал ее в губы, любовно, едва касаясь, провел пальцами по ее обнаженной спине.
– Детка-детка-детка, – промурлыкал он. – Не плачь. Мне больно видеть, как ты плачешь.
– Я хочу умереть.
– Конечно, дорогая моя, конечно, – кивнул он.
Она выпрямилась и взглянула на него. Ее лицо исказила презрительная усмешка.
– Великий любовник, – насмешливо сказала она. – Иди припудри свои подмышки, бога ради.
Она услышала, как он пел, стоя под душем: «Мамина маленькая детка любит рассыпчатый хлеб», и подумала о том, сколько подписей необходимо на заявлении, чтобы заполучить мужчину.
Она закурила сигарету и распласталась на его прохладной сатиновой простыне. Она подоткнула подушки, чтобы голова была выше, и взглянула на свое обнаженное тело. Грациозное, стройное, привлекательное.
– Это у тебя есть, детка, – прошептала она. – Все, что нужно – это найти парня, которому оно нужно.
Когда пришел ее черед принимать душ, в ванной стояли клубы пара и все полотенца были влажные. Она приняла душ, попутно размышляя, не сбросить ли все его одеколоны, лосьоны, духи и присыпки в раковину. Она остановилась на том, что проковыряла острием его маникюрных ножниц дырочку в тюбике с зубной пастой. Когда он надавит… Ого-го!
Она быстро оделась. Натянула надувной бюстгальтер, который купила наложенным платежом у компании, носившей название «Париж, Франция, Моды, Лобо Инкорпорейтид, Арканзас». Клапан слева пропускал воздух, и это портило картину, придавая бюсту кособокий вид.
Затем она надела чулки с узором-паутинкой, отчего ее ноги стали похожи на дорожную карту, выпускаемую издательством «Рэнд Макнелли». Затем короткое сверкающее черное платье, обтягивающее ее стройную попку. Подвела рот алой помадой и причмокнула губами. Взъерошила светлые кудри. Теперь она была готова ко встрече с судьбой.
Через тридцать минут они сидели в ресторане на Шестой авеню. Официантка знала Чарльза Леффертса: подавая кофе, она положила счет перед Элен.
– О, нет, – возразила Элен, когда он потянулся к счету. – Позволь мне заплатить. Я вчера получила зарплату. К тому же ты угостил меня двумя коктейлями и еще кое-чем.
– Это верно, – облегченно кивнул он.
– Я звякну тебе как-нибудь, – сказала она, поддразнивая судьбу. Вечер с ним стоил двух недель райского блаженства.
– Ну конечно. В любое время. Даже если не сможем увидеться, по крайней мере поболтаем.
– По телефону? – спросила она.
Но до него не дошло.
– Ну, видишь ли…
– Я все понимаю, Чарльз, – сказала она, похлопав его по руке. – У всех могут быть неотложные дела.
– Ты на такси?
– Конечно, – весело сказала она.
Он выбежал на середину Шестой авеню и остановил машину. Он хотел было дать ей денег на проезд, но выяснилось, что он оставил бумажник дома.
Он просунул голову в окно машины.
– Позвони мне! – пропел он. – Не откладывай! Ладненько?
Она кивнула. Но не оглянулась.

2

Тучный спаниель грязно-белого окраса дремал на пороге спальни. Его отвислые губы подрагивали от тяжелого, астматического дыхания. Время от времени он постанывал; его короткий хвост судорожно вздрагивал.
Во входной двери скрипнул ключ. Рокко поднял голову, зевнул, нехотя поднялся на ноги и потрусил в холл выяснить в чем дело.
Элен Майли захлопнула за собой дверь и направилась прямиком в ванную.
– Рокко, детка, – сказала она, – я сейчас описаюсь.
Рокко потрусил за ней в ванную. Он остановился на пороге, зевая и фыркая. Он подождал, пока она дернет рычажок, затем встал, опершись передними лапами на сидение, и стал лакать воду, льющуюся в унитаз.
– Разве так можно делать? – спросила его Элен. – Как тебе не стыдно?
Она прошла в спальню, быстро разделась и натянута белый махровый халат. На спине красными нитками было вышито: «Сногсшибательная Майли». На кухне она смешала себе виски с водой и, взяв стакан, пошла в гостиную. Она подошла к клетке с попугаем и сдернула с нее покрывало. Сине-зеленая птица съежилась и отскочила подальше.
– Слушай, ты, – проворчала Элен, – четыре девяносто восемь за тебя и двенадцать пятьдесят за клетку. Так разговаривай, черт тебя побери.
Птица забилась еще дальше в угол и спрятала голову под крыло. Элен оставила ее и плюхнулась на диван. Рокко прыгнул рядом с ней и пытался лизнуть ее в лицо. Он был очень стар, и запах у него из пасти подтверждал это. Элен оттолкнула собаку и отпила из стакана.
– Ты, вонючий негодник, – сказала она, – любишь меня?
Он часто задышал, демонстрируя гнилые зубы и почти черный язык.
– Конечно любишь, – улыбнулась Элен. – Как же иначе? Ведь я так чертовски привлекательна.
Она отлила немного из стакана в пепельницу и сунула ее под нос Рокко. Он стал медленно лакать, изредка срыгивая.
– Сукин сын, – сказала она. – Чертов ублюдок. Знаешь, что я хотела бы сделать, Рокко? Я хотела бы взять его за одну ногу, а ты бы взял за другую, и мы протащили бы его этим местом вдоль чего-нибудь типа частокола.
Она зло усмехнулась.
– Его и этого ублюдка Боба Крэншоу, – добавила она с горечью.
Рокко допил свою порцию и свернулся калачиком в углу дивана. Он тяжело дышал и смотрел на нее своими слезящимися глазами.
– Почему я позвонила ему? – спросила она. – Почему лосось поднимается вверх по течению метать икру? Я позвонила ему, потому что мне было скучно. Мне было одиноко, потому что я чертовски давно не была в постели с мужчиной. У него такое замечательное тело, просто великолепное, и в постели он настоящий зверь. Но он такой кретин, такой кретин! О, Боже, как ужасно я поступила. Как ужасно.
Она сделала гримасу и покачала головой.
– Я позвонила ему. Рокко, я позвонила ему! – Она отпила еще глоток. – Почему я позвонила ему? Потому что я устала проводить вечера за чтением бульварных книжонок, просмотром пошлых фильмов и шатанием по барам с Пегги. Поэтому. Мне нравятся мужчины. Черт возьми, мне нравится быть с мужчинами. Ох, но такой кретин, Рокко, ты даже представить себе не можешь. Ну и кретин!
Она пошла на кухню наполнить опустевший стакан и принесла печенье для Рокко. Он обнюхал его, лизнул, затем положил голову между лап и уснул.
– У меня голова раскалывается, – призналась она ему. – Клянусь богом, Рокко, она сейчас треснет, как старая луковица.
Она откинулась назад и прикрыла глаза.
– Ублюдок, – пробормотала она. – «Подъем. Все на картофельную гонку». Кретин.
Она почувствовала, что скоро уснет и поспешила выпить остаток напитка. Затем она подошла к клетке с попугаем.
– Еще один день! – поклялась она. – Завтра ты заговоришь, или с тобой будет покончено. Или ты мне скажешь завтра что-нибудь приятное, или я отдам тебя Рокко. Он тебя проглотит вместе с потрохами.
Попугай забился в угол клетки. Она накинула на нее покрывало. Затем прошла в ванную и приняла четыре таблетки аспирина и таблетку либриума.
Рокко проковылял за ней в спальню. Он свернулся на своей подстилке, опустил голову и захрапел.
– Рокко, детка, – прошептала Элен Майли, – спокойной ночи, милый.
Она сняла халат и голой скользнула в постель. Это была шикарная двуспальная кровать с двумя большими подушками. Она закрыла глаза. Про себя стала читать молитву. Затем она попросила Бога благословить ее братьев и их семьи, Пегги Палмер, Рокко, всех мужчин, которых она когда-либо любила, попугая, незнакомца, который улыбнулся ей из автобуса на Мэдисон-авеню два года назад и о котором она никак не могла забыть, ее покойных родителей и, наконец, после некоторых колебаний, она все же попросила Господа благословить Чарльза Леффертса и сделать так, чтобы он как-нибудь ей позвонил.
Она лежала на спине, раскинув руки на подушках. Через какое-то время она повернулась набок и подложила себе одну подушку под грудь. Она взбила ее и обняла обеими руками. Затем она опустила ее ниже и зажала между ног.
Погружаясь в сон, она прошептала:
– Пожалуйста.

3

Его звали Джоу Родс. На самом деле его имя было Джозеф Родс, но он изменил его на Джоу, прочитав однажды в словаре, что Джоу по-шотландски это означает уменьшительно-ласкательное от «Джозеф».
Когда люди при встрече спрашивали Джозефа Родса почему она называет себя Джоу, он отвечал: «Родс под любым другим именем был бы так же хорош», и они смотрели на него с удивлением.
Это был живой маленький человечек, который беспрестанно курил сигареты «Голуаз» в голубой пачке и время от времени приговаривал «Спаси мою душу!» Его яйцевидный череп окаймляла полоска белых волос. Он носил пенсне, которое крепилось к лацкану его пиджака с помощью черной тесемки. В год, когда все мужчины в Нью-Йорке поливали себя «Стадом», «Брутом», «Стэллионом» и «Кинг-Конгом» note 2 Note2
названия мужских одеколонов

, Джоу Родс пользовался «Эд.Пинодс Лилак Веджетал».
Элен Майли бродила по портретной галерее, располагавшейся на верхнем этаже нью-йоркского исторического общества на углу Семьдесят седьмой улицы и Западной Сентрал-парк. Она остановилась перед портретом стопятидесятилетней давности, который выглядел в точности как Дон Амече, и рассмеялась.
Хриплый голос у нее за плечом произнес:
– Очень похож на Вильяма Пауэлла, не правда ли?
– Нет, – ответила она, не оборачиваясь, – это Дон Амече.
– Ах, да, – сказал он. – Дон Амече. Точно.
Она обернулась, глядя вверх, чтобы рассмотреть мужчину, разговаривающего с ней. Затем она опустила голову. Он был на несколько дюймов ниже ее и вряд ли весил больше, чем она. Кое-где на лацканах прекрасно пошитого серого фланелевого костюма виднелись пятна жира и вина. В петлице торчала крохотная розовая розочка.
Час спустя они сидели в полутемном итальянском ресторане на Западной Семьдесят второй улице и пили охлажденное белое вино из зеленой бутылки в форме рыбы.
– Мне очень нравится бутылка и очень нравится вино, – говорила Элен Майли, – но есть что-то неправильное в том, что это вино льется изо рта рыбы…
Джоу Родс таинственно улыбнулся и коснулся ее руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32


А-П

П-Я