Эту площадь мы, местные, так и зовем в обиходе – «лужей».Пересекаю лужу. По правую, увечную руку – приземистое здание гаража, постройка в два этажа, именуемая в обиходе «магазином», и «канцелярия» на этаж выше, на корпус шире.О магазине стоит сказать особо. В том же здании находится кинозал на первом этаже и медпункт на втором. Хотя медики оккупировали весь второй этаж, но постройку между гаражами и канцелярией все равно «больницей» никто не называет. Здешние крутые не желают лишний раз поминать медиков, как попы черта. Жрачки, шмоток и всякой приятной в быту фигни в магазине всегда полно, а кассовые аппараты отсутствуют. Вместо кассы – компьютер, куда срочник из обслуги заносит наши суммарные траты. Я, например, ни разу не получал зарплаты и я, конечно, спрашивал у Трофима, из какой суммы доходов исходить при планировании месячного бюджета, однако Трофим в ответ лишь рукой махнул, типа, трать сколько пожелаешь. Коммунизм, блин, честное слово.Заскрежетало слева, поворачиваю голову и вижу колбасу тира, что находится с другой стороны асфальтовой лужи, точнехонько напротив магазина, вижу Трофима, сиречь коменданта базы, подполковника Трофимова, который выходит из тира, забрасывая за плечо пару охотничьих двустволок и прижимая локтем к боку фасонистую замшевую сумку с бахромой.– Хаудую! – крикнул мне Трофимов и завозился с ключами, с замками дверей в тир.– Дуюду! – Я замедлил и без того небыстрое ковыляние.– Куда так раненько?– Купаться, – я позволил себе маленькую, невинную ложь.– Дядю Федора не видал?– Да ну его, – я досадливо отмахнулся культей. – Ну его, шулера. Позавчера дядь Федор уломал в очко сыграть, на американку, продулся я, к черту, в пух. Шесть желаний ему, нах-бля, должен, заманаюсь теперь у Шарика блох ловить, а для Матроскина из магазина сметану таскать.– Не бери в голову, – улыбнулся Трофим, пряча ключи в карман спортивных брюк трико. От широкой улыбки глубокий шрам на щеке подполковника изогнулся причудливой сороконожкой. – Дядька Федор, он забывчивый. Встретишь его, он и не вспомнит про позавчерашнюю американку. Сам только не напоминай.– Спасибо за совет.– Не за что.Очень интересно, переоденется Трофим к приезду генералов или так их и встретит, в тельняшке, в спортивных штанах с пузырями на коленках и грязных сандалиях? Вполне возможно, плюнет на переодевание и вихрастую башку без соответствующего убора. А к «пустой» голове, как известно, руку не прикладывают. Возможно, вместо «здравия желаю» поприветствует Трофим генералов панибратским «здрасть», сомнет шрам улыбкой и сообщит: мол, ежели желаете, господа хорошие, не только рыбалки, но и охоты, дык, за ради Бога-Христа, ружьишки в готовности.Трофим пошел к распахнутым дверям каптерки, к непрезентабельному, однако довольно просторному сараю с печной трубой над плоской крышей. Один угол сарая упирался в кирпичный бок соседа-тира, за другой угол убегает широкая, в две полосы, проезжая дорога. Вдали виднеется запруда КПП, стена с башенками, с колючкой поверху и бараки для срочников.Служба у солдатиков срочников тут на базе – лафа полная. Можно смело сказать – почти альтернативная служба, ей-богу. Солдатня присматривает за сантехникой и электричеством, убирает мусор, охраняет периметр и т.д. и т.п. И вся эта прелесть в обмен на подписку «о неразглашении», всего лишь.Кстати, даже ежели дембель из обслуги захочет нарушить подписку, ни фига он, болезный, особенного не «разгласит». Ну, разболтает о наличии присутствия охраняемого объекта, мол, есть в лесах, на расстоянии таком-то от столицы, огороженная стенкой с колючкой территория, ну и что? Ну сболтнет, дескать, на означенной территории, в быту называемой «базой», живут подозрительные военные, которые редко наряжаются в форму и субординацию промеж себя не блюдут. Случается, покидают базу, то по одному, то группой, а то и все сразу, и частенько возвращаются не «с воли», куда вроде бы отбывали, а из госпиталя. А некоторые, бывает, не возвращаются вообще. Иногда рыдает навзрыд одна офицерская жена, ставшая вдовой, иногда бабы голосят хором... Короче, ничего по-настоящему ценного солдатик не «разгласит», ибо на самом-то деле он здесь не служит, а прислуживает, и житье у него, как у довольного собственной участью раба на пиратском острове.О! Нашел! Вернее – нашлось, блин, замечательно точное сравнение. Пиратская база – это в десятку, в яблочко! Дядя Федор, честное слово, – типичный старый пират с котом на плече вместо попугая. А Трофим – образцово показательный комендант пиратской крепости. Он и для головорезов свой человек, и на Большой земле в фаворе, и рабов зря не напрягает. И прочие пиратские капитаны да майоры ведут себя, как и полагается по понятиям джентльменов удачи. К знакам отличия, дарованным державой, флибустьеры равнодушны, друг за дружку умрут, ежели понадобится, однако и раненого товарища добьют, не поморщатся, ежели возникнет, конечно, таковая объективная необходимость. Ребят Кореец собирал поштучно, у всех БИОГРАФИИ. Ребята относятся к собственному телу, как к оружию, а к психике, как к электронной оружейной начинке. Ребята умеют молчать о былых ДЕЛАХ, и жизнь научила их не задумываться о будущем. Под стать и жены, у кого они есть – женщины, привыкшие к страшным снам, готовые к одиночеству, к потере кормильца, но всегда или почти всегда показно веселые, не жалеющие для мужей и их друзей ободряющих улыбок, верные и надежные боевые подруги. А пиратские детишки избалованы чрезвычайно. Те, которые малыши. Детки постарше, с благословения Ея Величества Державы, отправляются в интернаты с соответствующим уклоном. Ея Величество заботится о преемственности поколений, взяв курс на взрашивание ДИНАСТИЙ, на формирование КЛАНА...Мои любопытные вороньи глаза зыркали украдкой по сторонам, все подмечая, как бы проводя ревизию давно приевшемуся пейзажу. В моих, переживших полтора года назад сильное сотрясение мозгах всплывали миражи воспоминаний и образов. Моя инвалидная трость, типа «клюшка», стучала резиновым набалдашником по асфальту. Я приближался медленно, но неотвратимо, к дальней оконечности центральной площадки «пиратской» базы, к спорткомплексу, к самому высокому строению и самому глубокому, если забыть о бомбоубежище.Поднимаюсь кое-как по ступенькам крыльца, толкаю палкой стеклянную дверь – не заперто, значит, Ден в отличие от меня не опоздал на свидание.Вхожу в холл, иду, хромаю мимо фрески, сработанной в конце семидесятых годов прошлого века. Во всю стенку намалевана Красная площадь, по брусчатке маршируют бравые десантники. В эпоху перестройки анонимный хулиган намалевал две круглые точки над буквой Е, чем изменил смысл надписи на Мавзолее, а дядя Федор периодически пугает Трофима собственным умением рисовать и грозится изобразить на трибуне главного могильника страны Владимира Владимировича.Сворачиваю к дверце, которую художник из патлатых семидесятых органично вписал в контуры Василия Блаженного. Вхожу в раздевалку, словно в храм, вхожу со словами:– Честь имею, месье Гусаров.– А совести не имеешь! Без двадцати шесть, маза фака!– Неужели? Как бежит время, с ума сойти. Может, спустимся в бассейн, окунемся для начала, а?– Не, пошли сначала в зал.– Как хочешь.Гусар уже переоделся в широченные боксерские трусы до колен, я ограничился тем, что скинул кроссовки и пошел за ним, тоже босым, мимо душевых, мимо поворота к сауне, в зал.Зал огромен, хоть в футбол играй, причем не мини, утреннее солнце робко светит в бойницы зарешеченных окон под высоким, высоченным потолком. В зале сумрачно и прохладно. Расплывчатые контуры тренажеров в дальнем углу смахивают на пыточные агрегаты средневековой инквизиции. В другом углу – кладбище спортивных животных, там валяются изувеченные пиратами легкоатлетические конь и козел, там же болтаются, свисают с вмонтированной в стену консоли кольца, как две петли с виселицы.– Слышь, Гусар, лучше в мы в парке стрелку забили. Для нашенских забав зала в принципе ни на фиг не нужно. В бассейн бы сходили, так был бы смысл приходить под крышу, а...– Показывай, – перебил Денис Гусаров.– О'кей, как скажешь. С чего начнем?– Со «спотыкалочки».«Спотыкалочкой» ребята обозвали трюк, при котором исполнитель останавливает прохожего криком. Хитрость в том, чтобы крикнуть коротко и звонко в тот момент, когда человек собирается поднять ногу для следующего шага.«Спотыкалочка» – фокус из арсенала гэндзюцу. Сие искусство – гэндзюцу – было завезено в Японию в эпоху раннего Средневековья из Индии через Китай и Корею. Конечно, в Индии это «искусство обмана» называлось иначе, там его практиковали факиры, а на Островах искусных фокусников стали именовать «гэндзюцуси». Ниндзя многому научились у иллюзионистов гэндзюцуси, многие трюки и фокусы взяли, так сказать, на вооружение.Я охотно показываю ребятам разные трюки, помимо прочего весьма полезные, но никогда не объясняю, почему тот или иной фокус у меня получается, а у них нет. Ребятам, между прочим, больше нравится осваивать фишки гэндзюцу, чем нарабатывать иные, более серьезные навыки, ибо в каждом настоящем мужике до конца жизни живет мальчишка, и это, на мой вкус, совсем неплохо, скорее наоборот. Я демонстрирую группе желающих каждый трюк множество раз, разрешаю ученикам его и себя обсуждать, дискутировать, однако тем, которые мозгуют до сути трюка, строго-настрого запрещено делиться откровениями с товарищами. Я не издеваюсь над ребятами, просто, ежели ты сам, самостоятельно, что называется, «просек фишку», тогда трюк становится как бы твоим личным изобретением, и ты в силах не только его повторить, но и усовершенствовать. Точно так же ремеслу гэндзюцуси учил меня когда-то дедушка. Ребята не против подобной, в духе дзэн-буддизма, методики обучения. Более того, им чертовски нравится так учиться. Той же «спотыкалочке» в конце концов научились все, а один насобачился «спотыкать» прохожих беззвучно, жестом, так, как даже я не умею. Денис Гусаров – исключение, ни фига у него не получается, как бы он ни морщил лоб, как бы ни драл горло. Ребята над Деном посмеиваются, а он злится. Ахиллесова пята Гусара – дефицит самоиронии. Гордый Ден, замученный насмешками коллег, попросил меня об индивидуальном занятии, и вот мы здесь, работаем.– Кийя! – кричу я, Ден спотыкается.– Продолжаем, – упорный Ден снова меряет шагами зал.– Давай, повторение – мать учения... Кийя!Ден споткнулся.– Гусар, расслабься. На тебя смотреть больно. Да не сверли ты меня глазами, шагай спокойно. Шагай-шагай... Кийя!Ден упал.– Почему ты упал, подумай.– Одна нога за другую зацепилась. Подъем стопы за щиколотку. – Ден прыжком поднялся с пола. – Фишка в крике, да? В тембре звука? Ну подскажи, не жмись! Я читал, что криком можно научить вообще убивать. Фишка в инфразвуке, да? Определенные частоты воздействуют на нужные участки мозга, да?– Извини.– За что?– Я сморозил глупость, зря велел тебе думать. Выключи думалку, доверься интуиции. Шагай и не смотри под ноги. Марш! Марш-марш... Кийя!– Опять! Опять, маза фака, нога за ногу зацепилась! Как? Как ты это делаешь?!– Шагай. Ать-два, ать-два... Кийя!– Фак! Опять...– Отставить трепотню. Шагом а-арш! Левой... левой... Кийя!– Опять, фак по маза, я...– Рот закрой! Левой – правой, левой – правой... Кийя!Ден споткнулся.– Марш, не стой. Правой – левой, правой... Кийя!– Фак! – Гусар послушно споткнулся. – Ты меня, факер, с ноги сбиваешь.– Чего я делаю?– Под ногу говоришь, орешь то есть...– Не понял?– Есть такое выражение: «Не говори под руку», а ты не под руку, а под ногу говоришь, то есть орешь...О, великий Будда! Наконец-то до него дошло!– Поздравляю, ты понял суть.– Мазар факер... Неужто?.. Неужели все так просто?– Все гениальное просто, месье Гусаров. Поздравляю, Ден, – научился «спотыкалочке», пошли теперь в бассейн.– Нет, погоди! Как это «научился»? Я понял...– Стоп! Стоп, молчи. Ты ПОНЯЛ, остальное не важно. Раз понял принцип, значит, сможешь им пользоваться, андестенд?– Нес, оф кос... Не, погоди, ни хрена не оф кос. Я вот, к примеру, понимаю принцип прыжков с шестом, подай мне шест, и хрен я...– Стоп! А ты пробовал?– Чего? Прыгать с шестом? Не-а, не доводилось... Неужто ты думаешь, что я, хы, дай мне сейчас спортивный шест, ха-хы... Не, прыгни я сейчас с шестом, и его, шест, сломаю, и сам дерябнусь, мало не покажется.– Ежели правильно понимаешь принцип и физически способен в него вписаться, то не дерябнешься, отвечаю.– Как это «вписаться в принцип»?– Объясняю на собственном примере. Тебе известно, что я, прежде чем стать калекой, был неплохим бойцом, да? И сегодня мой мозг, психика, рефлексы помнят принципы рукопашного боя, но тело уже не то, понимаешь? Форма, так сказать, не соответствует содержанию. Помнишь, как ты меня в прошлом году отметелил? У меня не то чтоб контратаковать, даже защищаться толком не получилось.– Маза фака! – рассердился и одновременно смутился Гусаров. – Мы ж договаривались: кто старое помянет, тому глаз вон.– Во-во! В том-то и дело – ты мне глаз вышибешь запросто, а я... Ладно-ладно! Молчу, молчу, проехали. В чем смысл корявого словосочетания «вписаться в принцип», усек?– Да...– Вот и славно. Аида купаться.Я похромал обратно в раздевалку. Гусар нехотя пошел следом. Хоть и вспомнил я о рукоприкладстве Гусарова вроде и к месту, и по делу, однако Денис угрюмо сопит, неприятны ему воспоминания об избиении калеки убогого, ясен пень. Обижать слабых и больных недостойно бойца, тем паче обижать незаслуженно. Разве я виноват в том, что Корейца, образно выражаясь, «ушли»?Ден обожал Корейца, чуть ли не боготворил узкоглазого отца, командира, которому пришлось написать рапорт после провала операции, в коей я был ключевым звеном. Бультерьер выполнил полученное от Корейца задание, не щадя себя, чудом выжил, один из всех, присутствующих на ристалище берсеркеров, превратился в инвалида, и, сами посудите, какие могут быть к нему, то бишь ко мне, претензии? Никаких! В том, что Держава проворонила «эликсир Тора», виновным сочли Корейца, ну а я, честное слово, едва не разрыдался весьма натурально, узнав от Черных, что на самом деле выполнял роль носителя радиомаячка всего лишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37