В большой бутыли плавала заспиртованная кобра, а справа, нанизанные на кожаный шнурок, висели сушеные летучие мыши. Среди разбросанных в беспорядке старинных книг и переплетенных тетрадей с записями стоял собранный на металлическом стержне человеческий скелет, одетый в отлично сохранившийся мундир статского советника с орденом Станислава на левой петлице.
Пока Катя с удивлением и ужасом разглядывала скелет и колбы, старик стоял рядом и, оперевшись плечом о стену, пытливо смотрел на нее. Вспомнив, зачем она пришла сюда, девочка протянула руку к карману, где у нее лежал датчик, как вдруг услышала странный скрипящий звук. Не понимая, что это, она тревожно повернула голову и вдруг сообразила, что звук, похожий одновременно на скрип и на лай - смех. Стоящий рядом старик смеялся, прикрыв беззубый рот ладонью. Перестав смеяться, он подошел к девочке, с неожиданной силой перехватил ее руку своей сильной сухой рукой и вытащил из ее кармана датчик. Катя вскрикнула. Старик, словно испугавшись ее визга, разжал ладонь и отступил от девочки на шаг.
- Прости, я думал, это кинжал. Думал, ты хочешь зарезать меня и это меня насмешило. Меня нельзя убить, нельзя даже ранить, - сказал он скрипучим голосом, в котором звучал непонятный акцент.
Услышав голос старика, Катя от неожиданности сразу перестала визжать. Девушка абсолютно была уверена, что она первый человек за последние 10-15 лет, с кем старик заговорил. Одновременно акцент старика напомнил ей одну завораживающую, леденящую кровь историю, которую ей недавно давелось услышать.
- Фесандопулос! - невольно воскликнула она. Воскликнула сама не зная зачем, повинуясь скорее интуиции, чем здравому смыслу. Действительно, откуда могла она знать, что у старика есть что-то общее с греком, жившим двести лет назад?
Старик вздрогнул, и его хриплый смех, все еще не совсем смолкший, неожиданно прервался.
- Откуда ты знаешь моё имя? Я использовал его так давно, что никто из тех, кто помнил его, не может быть жив! - подозрительно спросил он.
- Но вы, почему живы вы? - спросила Катя, все еще не веря, что угадала.
Старик нахмурил свои вылезшие брови.
- Это длинная история. Из живых ее уже никто не знает, ты будешь единственной, хе-хе... Но прежде чем я расскажу тебе всё, будь откровенна и ты со мной. Откуда ты знаешь мое имя?
- Я случайно догадалась. Недавно я слышала один рассказ, - уклончиво ответила Катя.
Ей не хотелось называть князя Багрятинского, но провести старика ей не удалось.
- Этот ваш неизвестный друг, конечно, тот гусар-неудачник, который проиграл мне в карты свою бессмертную душу? - усмехнулся старик. - Заклинаю вас, сударыня, никогда не играйте в карты на душу. Пропадет не за грош, смею вас заверить. Ну да ладно, оставим на время гусара. Что говорить о нем? Мало ли на свете нелепых, увлекающихся, влюбленных гусаров? Хоть пруд пруди!
- И совсем не пруд пруди! - с горячностью воскликнула девушка и залилась краской, до глубины души обиженная за князя.
- Э, поначалу всем так кажется... - скривился Фесандопулос.
Он подошел к креслу с высокой спинкой, единственному предмету в комнате, на котором не было налета пыли, и опустился в него. Больше стульев в комнате не было, да даже если бы и были, всё равно Катя бы не села. Старик был ей неприятен и одновременно внушал ужас.
- А теперь, если желаете, послушайте мою историю, - предложил Фесандопулос. - У нас, у древних, говорили: если человек дошел даже до половины истины, нет смысла скрывать остальное. Помните ли, милая моя, одного мифологического грека, которому боги подарили бессмертие, но забыли подарить вечную молодость? Он состарился, стал дряхлым и немощным, таким, что едва ноги таскал. Жизнь утратила для него все свои прелести. Он и рад был бы умереть, но от подарков богов так просто не отказываются, и вот этот бедняга жил, жил долгие столетия... Моя история чем-то похожа на его. Когда-то я был учеником одного древнего вавилонского мага. Для этого мага не было ничего невозможного: он воскрешал мертвых, читал мысли, движением руки осушал реку или мог одним дыханием заморозить человека, превратив его в лед. Да что там перечислять! Он умел всё, абсолютно всё! Я был тогда молод и жадно впитывал его мудрость. И вот однажды этот маг уговорил меня продать ему мою молодость в обмен на его знания. Я согласился: настолько огромной была у меня жажда все узнать и стать всесильным. Мы совершили необычайно сложный процесс обмена телами, и вот я переселился в его дряхлое тело, а он в мое юное. Едва оказавшись в моем теле, маг толкнул меня так, что я упал. Да и как я мог не упасть, ведь я был теперь стар и стаб, а он молод и силен. Он связал меня веревкой, а сам стал собирать в мешок свои сокровища, собираясь уйти. "Ты сам не понимаешь, глупец, от чего отказался," - смеялся он надо мной. "Постой! - крикнул я. - А как же знания? Неужели ты обманешь меня и ничего не дашь взамен?" "Все мои знания здесь! Возьми их! Да только что стоят знания, если ты слишком стар для радостей жизни?" - сказал маг и бросил на пол кипу пергаментов. Я засмеялся от счастья, а маг презрительно расхохотался. "Ты сам не знаешь цены своей молодости, сказал он. - Запомни, если ты захочешь вновь вернуть себе молодость, то должен будешь принести в жертву подземным богам тридцать наивных и чистых душ. Прощай, я ухожу и больше мы не встретимся в этой жизни!"
Он ушёл, а я кое-как освободился от веревок и бросился к пергаментам. Я вызубрил все заклинания наизусть, и вскоре знал уже больше моего учителя. Но мое новое тело было дряхлым, и я понимал, что оно долго не протянет. Тогда я стал смешивать самые различные компоненты, надеясь получить эликсир бессмертия. Я работал без устали целый год, но все было тщетно. Но вот однажды я свалился от усталости и уснул. Пока я спал, ко мне в дом забежал ребенок. Самый обычный уличный мальчишка, из тех, что попрошайничают на улицах и срезают у пьяных прохожих кошельки. Он увидел мои мензурки и стал, играя в алхимика, смешивать, взбалтывать, ставить на огонь и насыпать какие-то из многих тысяч порошков, которые хранились у меня в мешочках. Он действовал бестолково, сам не зная, что и зачем он делает, но по воле случая ему удалось совершить то, чего я не смог сделать ни тогда, ни позже - получить эликсир бессмертия. Это была вонючая жёлтая жидкость, от которой валил пар. Мальчишка испугался и убежал, а я, очнувшись, схватил чашу и, кривясь, выпил ее содержимое до дна. Меня швырнуло на пол и три дня трясло в лихорадке. Но когда я вновь встал на ноги, то был уже бессмертным. Теперь мне не страшны были болезни и не страшна была смерть, но я был все так же стар и дряхл.
За долгие годы моей жизни мне пришлось сменить сотни имен. В Египте меня принимали за финикийца, а Ассирии - за римлянина, в Испании - за крещеного турка, во Франции Мария Медичи ценила мое умение приготавливать яды быстрого и замедленного действия. Живя в Египте при дворе Клеопатры, я познал секреты многих ядов. Египетские жрецы были большие умельцы по этой части и проявляли редкую изобретательность, когда нужно было устранить того, кто был им неугоден. Я знал и те яды, которые нужно подсыпать в еду, и жидкие - они быстро растворяются в вине, не оставляя запаха, и воздушные яды, которыми достаточно пропитать платок или рукава манжет.
- А души? Когда вы стали собирать души? - пытливо спросила Катя.
Старик, усмехнувшись, погрозил ей пальцем.
- Ты умная девочка! Догадалась, о чем я тебе не говорил. Естественно, все эти годы я собирал души. Всего тридцать душ, говорил я себе, и я стану молодым. Я собирал души и складывал их в эти стеклянные сосуды.
Фесандопулос достал тяжелую связку ключей и, подобрав один, открыл маленький шкафчик из красного дерева. В нём Катя увидела несколько десятков плотно запечатанных сургучом бутылочек. Бутылочки были маленькими, закопченными, неровной формы - видно не промышленного, а особого кустарного литья.
- Не прошло и десяти лет после того, как я обрел бессмертие, а я уже насобирал куда больше тридцати душ. Бывало, я покупал в таверне душу у какого-нибудь подвыпившего матроса всего за несколько серебряных монет, а иногда и вообще за стакан вина. Я заставлял его произнести необходимое при обряде передачи души магическое слово, и тут же, выйдя за угол, находил наемного убийцу, который вонзал моему матросу в спину кинжал, едва он выходил из таверны. Не успевало его тело остыть, как я уже хватал испуганную душу, о существовании которой ее прежний владелец зачастую и не подозревал, и прятал ее в свой сосуд. Души собирались быстро, очень быстро. Но когда в нужный час я открыл свои сосуды, чтобы принести души в жертву подземным богам, то обнаружил, что сосуды пусты. Все собранные мною души улетучились. Вначале я не понимал, в чем дело, но потом догадался. Ведь мой учитель-маг говорил именно о наивных и чистых душах. Души же прожженной, пропившейся до последней рубахи матросни, увы, не были чистыми. А раз так, то подземные боги, насмехаясь, выкрадывали их у меня, ничего не давая взамен.
И тогда я стал собирать чистые и наивные души. Это уже было намного сложнее. Чистые и наивные души оберегаются высшими силами и инстинктивно отталкивают от себя всё злое. Блаженны те, в ком не кипят роковые уродливые страсти, и кто во всех случаях поступает правильно и соразмерно. Здесь уже мне не помогали ни уговоры, ни подкупы. Чистые души одинакого безразличны как к корысти, так и к тщеславию. Приходилось ловить моменты искушений, когда люди готовы пожертвовать душой из-за минутной выгоды. Но опять же задача была очень сложной. За тысячу семьсот лет я собрал всего-навсего двадцать девять душ, но зато каких! Чистейших, честнейших, добродетельнейших, которым, не будь они связаны со мной страшной клятвой, давно было бы уготовано место на небесах. Вот они здесь, в этих сосудиках!
Фесандопулос схватил своими цепкими руками несколько бутылочек и потряс их. Кате почудилось, что из них она слышит скорбные вздохи и стоны.
- Где князь Багрятинский? У вас? - шепотом спросила Катя, которую пронзила вдруг ужасная догадка.
Фесандопулос усмехнулся:
- Разумеется, у меня. Я не мог заточить его душу насильно, как остальных, - ведь он больше, чем мятущаяся душа - он призрак, но оказалось, что князь верен своему слову. Вот глупец! И теперь он здесь, в одной из моих бутылочек, не помню уже в какой именно.
- Вы отпустите его? Скажите, отпустите? - Катя подалась вперед, и теперь они стояли со стариком лицом к лицу.
Фесандопулос взял девушку за подбородок и заглянул ей в глаза:
- А что вам до него, милая моя? Подумаешь, жалкое привидение! Хотя дайте-ка я догадаюсь! Здесь без любви дело не обошлось, не так ли?
- Не ваше дело! - Катя резко мотнула головой, стряхнув его руку. На этом ее силы иссякли, и она сказала почти жалобно:
- Так вы отпустите его? Пожалуйста!
- Разумеется, нет. Не отпущу. Неужели я похож на дурака? - захихикал старик. - И не пытайся меня разжалобить. Я видел за свою жизнь столько слез, что ими вполне можно наполнить небольшое озеро.
Внезапно у Кати мелькнула смелая мысль: а что если разбить магический сосуд, ведь тогда душа сможет выбраться. Как было бы замечательно выпустить все заточенные души на свободу!
- Понятно, почему вы не хотите его отпускать. Ведь душа гусара двадцать девятая, еще одна и будет тридцать, - как бы невзначай сказала она, стараясь понять, в какой последовательности выстраиваются в шкафчике бутылочки.
- Нет-с, милочка, здесь вы не правы-с! Она не двадцать девятая-с, а двадцать восьмая-с! - воскликнул Фесандопулос, неизвестно зачем использовав старинную грамматическую форму.
- А чья двадцать девятая? - удивилась Катя.
Старик огляделся, не подслушивает ли их кто и сделал таинственно-заговорщицкое лицо.
- Только тсс! Никому ни звука! Двадцать девятая душа принадлежит красавице Ольге Полонской! Той самой, из-за которой наш друг дрался на дуэли.
- Ольге Полонской? Но как же так? Она же предала его, бросила! - крикнула Катя.
Фесандопулос потер сухие ладони.
- Всё не так просто, моя девочка. Человеческая душа устроена очень сложно. Это только дураки думают, что мы не меняемся. Еще как меняемся! Иногда и нескольких минут достаточно, чтобы из самых из глубин воспарить к небесам или с небес шлепнуться в грязь порока. Так сказать, сейчас ты скотина, а через пять минут герой. Или, наоборот, сейчас ты герой, а через пять минут скотина. Все зависит от самой души и - хе-хе-с! - от внутренних потрясений. Через пару лет после того, как наш друг гусар погиб на дуэли, я отправился к Ольге Полонской и все ей рассказал. Почва была благодатнейшая. Оказалось, она давно разлюбила своего мужа, оказавшегося совершенным подлецом. Представь себе, ее муж знал, что гусар не выстретит, а сам меж тем выстрелил и уложил его наповал. Итак, наша Оленька поняла, что всю жизнь любила только нашего героя. Естественно, я усомнился, не обманывает ли она себя и меня заодно. Но усомнился я напрасно. Она любила гусара так сильно, что согласилась отдать мне свою душу совершенно бескорыстно, потому только, что душа гусара уже была мне обещана. Я обещал после ее смерти посадить ее в один с ним сосуд, но не сдержал обещание.
- Почему не сдержали? - спросила Катя.
- Да так, не сдержал и всё тут, - захихикал старик. - Так что теперь наши голубки рядом, в соседних сосудах, и представь, даже не знают об этом! Сосуды-то эти особые, непроницаемые и, сидя в них, не знаешь ни о чем, что происходит за их стенками.
Услышав эти ужасные слова, Катю содрогнулась. Она представила, какие томления переживают сейчас гусар и Ольга, и ее собственная любовь к князю стыдливо потупила голову. Может ли они конкурировать с этой высокой, длящейся уже вторую сотню лет любовью двух возвышенных душ? Ну и гадина этот Фесандопулос, если позволяет двум любящим друг друга душам томиться в одиночестве, когда их разделяет лишь тонкая стенка. Оказывается, все эти годы душа Ольги была рядом, а бедное привидение не знало об этом, ибо она была заточена в стенки древнего сосуда.
- Какой же вы мерзавец!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24