В галдящем и копошащемся муравейнике рынка совершенно незаметно могло укрыться до батальона английских гвардейцев, в полном парадном облачении, белых ремнях, медвежьих шапках, красных мундирах и с ружьями на плече.
Шатов несколько раз прошел по овощным и фруктовым рядам, пару раз резко оглянувшись и сменив направление движения. Вроде бы никого нет. Или кто-то есть, но Шатов не смог его разглядеть.
Сзади кто-то сильно ударил Шатов в бок, в районе печени. Шатов шарахнулся в сторону, оглянулся. Угрюмый мужик с ящиком наперевес, не извинившись, проследовал дальше. Черт. А если бы это был убийца? И если бы он ткнул не ящиком, а ножом? Или просто заточенной отверткой…
Шатов извлек из кармана брюк платок и попытался вытереть лицо. Платок был мокрым насквозь. Часы намекнули, что до встречи в заброшенном доме осталось ровно пятнадцать минут.
Нужно идти. Что бы там ни было – нужно идти. Заодно, проходя по достаточно безлюдной дороге мимо заводского ДК, можно оглянуться и убедиться, что сзади никто не топчется. Оставалось только надеяться, что, кроме боевой парочки, следом за Шатовым не ходит никто другой.
Хоть бы дождь пошел, что ли. Немного прибил пыль и остудил горячий асфальт. Шатову представилось, как капли дождя устремляются к земле, падают на раскаленные крыши, прилавки, тела людей и с шипением превращаются в обжигающий пар… Господи, примерещится же такое.
Сразу за рынком, по пути к ДК, вдоль аллейки расположились торговцы всяким старьем, от книг, до потемневшей от времени и невзгод бижутерии. Шатов остановился, делая вид, что рассматривает, присел возле книг и только через десять минут сообразил, что увлекся, что еще немного и требовательно подаст из кармана голос мобильный телефон. А обладатель мобилки будет в этом приюте бедности выглядеть, мягко говоря, чуждо.
И, кстати, он ведь собирался только оглядеться.
Ну не рожден Шатов для игр в сыщики-разбойники. Это нужно быть законченным параноиком, чтобы всегда быть в состоянии боевой готовности, анализировать все происходящее вокруг и мгновенно реагировать на любую возникшую опасность.
Черт с ним, пусть будет что будет. Шатов все-таки заставил себя по дороге к дому трижды оглянуться назад и почти минуту стоял возле самого дома, рассматривая тех, кто шел следом. Никого внушающего подозрения.
Вернее, никого, кто внушал подозрение особое. Подозрительно выглядели все, даже мальчишка лет двенадцати что-то уж слишком пристально рассматривал проезжавший мимо трамвай.
Среди машин на проспекте, насколько мог видеть Шатов, коричневая БМВ не фигурировала.
Поехали, прошептал про себя Шатов, время встречи пришло. Где ты, неизвестный спаситель?
Входная дверь была заколочена наглухо, как и окна первого этажа.
Шатов прошел вдоль фасада старой ободранной пятиэтажки, прикидывая, как можно проникнуть вовнутрь. Раньше здесь был то ли военкомат, то ли пересыльный пункт, потом размещалась какая-то воинская часть, а последние лет десять не было никого. Официально.
Неофициально здесь бывал кто угодно. Шатов вдруг вспомнил минимум три случая за последние два года, когда убитые были обнаружены именно в этом, когда-то красном здании.
Вот и сегодня… Шатов оборвал эту мысль. Все будет нормально. Все будет превосходно. Зачем-то меня хочет видеть этот телефонный тип. И, кстати, телефон, который он прислал Шатову, ведь не просто средство связи, но и знак того, что в Шатове заинтересован достаточно серьезный человек.
Эта мысль окончательно сформировалась у Шатова, когда он пролез сквозь дыру в заборе и обнаружил, что боковая дверь в здании приоткрыта. Двор был изгажен основательно. Идти пришлось, внимательно глядя под ноги, чтобы не вступить во что-нибудь или на что-нибудь не напороться.
Дверь подалась с трудом, проскрежетала по остаткам крыльца и наглухо заклинилась как раз так, чтобы Шатов мог протиснуться в щель, подобрав живот.
Шатов поздравил себя с тем, что не порвал ничего из одежды, и огляделся. Внутри дом выглядел ничуть не лучше, чем снаружи. Более того, если снаружи пять этажей вроде бы крепко держались друг за друга, то внутри битый кирпич покрывал пол в коридоре почти полностью, а от штукатурки остались только пересечения дранки на стенах. Перила с лестничного пролета куда-то подевались, стены первой комнаты, в которую заглянул Шатов сквозь дверной проем, оказались закопченными так, будто здесь ежедневно или еженощно жгли автомобильные покрышки.
И как теперь его искать, подумал Шатов. Крикнуть? Эй, ты! А если тут есть еще какой-нибудь бомж? С ним объясняться?
Черт. Ладно, пошел на компромисс с самим собой Шатов, пройдусь по первому этажу. Наверх не полезу. Нужно иметь склонность к суициду, чтобы отправляться по еле держащимся ступеням.
Прогулка по первому этажу тоже могла закончиться ушибами или переломами. Или побоями, сказал вдруг сам себе Шатов и замер. Входная дверь со скрежетом распахнулась. На пороге появилась темная фигура.
Шатов шарахнулся к лестничной клетке. Он не рассмотрел, кто именно распахнул заклинившую намертво дверь, но в душе что-то звякнуло, предупреждая. Это за ним.
За ним. И теперь нужно быстро решать, куда прятаться и что делать. Кровь бросилась в голову. Бежать… Куда? Центральная дверь заколочена. Есть ли тут другие выходы, Шатов не знал. Реальным был только путь наверх. На второй этаж, а там спрыгнуть. Повиснуть на руках и спрыгнуть. Дом старый, этажи высокие, но все равно должно получиться.
Шатов шагнул к ступенькам. Постарался поставить ногу тихо, но щебенка захрустела. Твою мать! Пришлось замереть.
От входа послышались шаги. Уверенные шаги человека, который не собирается прятаться и который точно знает, к чему стремится.
У Шатова мелькнула слабая надежда, что пришел тот, кто назначал свидание, но надежде выпала недолгая жизнь.
– Где этот козел? – спросил голос в коридоре.
– Где-то тут, – ответил другой голос.
– Глянь по комнатам, а я двинусь к лестнице.
Загремела пустая жестянка, что-то треснуло, с шорохом осело.
– Ты там осторожно, а то дом развалится.
– Принесло его сюда, урода, – пожаловался голос.
– Это ты ему сейчас сам все расскажешь, – хмыкнули в ответ.
Голоса звучали гулко, и каждый звук был слышен, отчетливо. Вот кто-то прошел по куску кровельного железа. Почти возле самого поворота к лестнице.
– Слышь, Мирон, – окликнул тот, что остался возле входа, – я двину наверх, а ты бегом проскочи коридор до конца и тоже поднимайся, по центральной. Усек?
– Усек, только ты тут сам бегай. Ноги можно на фиг поломать, – ответил Мирон.
– Поумничай еще! Я бабки так поделю, что потом…
– Я тебе поделю, – огрызнулся Мирон, но битый кирпич стал поскрипывать гораздо чаще.
Вот что значит материальная заинтересованность, помимо воли оценил Шатов. Раньше это называлось коэффициентом участия.
Только теперь ленивому Мирону осталось пройти всего пару метров, чтобы увидеть Шатова. А после этого…
Бесшумно подняться на второй этаж не получится, посему стоит постараться подняться просто быстрее. Шатов шагнул. Скрип. Еще шаг – шорох.
– Васек! – крикнул Мирон почти радостно, – он на второй этаж прется!
Не оглядываясь Шатов побежал наверх, молясь про себя, чтобы не поскользнуться и чтобы не провалилась лестница к чертовой матери. Непонятно, что именно собирались с ним делать Мирон и Васек, но убиться, упав с высоты пяти метров, также не хотелось.
– Стой, козел! – крикнул сзади Мирон.
Ага, сейчас, сейчас все брошу… Шатов чудом удержался на ногах, когда одна ступенька развалилась под ним. Ступню зажало, и Шатов испугался, что не сможет освободиться. Рванулся. Нормально. Несколько оставшихся ступенек он перемахнул одним прыжком, вылетел в коридор.
На лестнице чем-то грохотал Мирон. Васек… Что-то давно не подавал голоса Васек, не к добру. Шатов оглянулся налево, в сторону второй лестнице. Васек молчал, но времени зря не тратил. Он был уже в коридоре.
Шатов, не раздумывая, вбежал в комнату. И замер. Как он мог забыть, что это действительно был пересыльный пункт. Окна второго этажа были тщательно забраны решетками, сильно поржавевшими, но еще крепкими.
– Привет, – сказал Васек, остановившись на пороге комнаты, – хватит, побегал.
На полу не было ничего, чтобы могло стать оружием. Даже кирпичей на полу не было. Шатов попятился к окну.
Влип. Вот так жалко и нелепо попался. Как же они его вычислили, сволочи? Как он их проморгал?
– Что вам нужно? – выдавил из себя Шатов, понимая, что сейчас от него уже ничего не зависит.
Разве что крикнуть в окно, чтобы его бежали спасать. Только окно выходит в захламленный и поросший лопухами двор.
– Нам от тебя ничего не нужно, – улыбнулся Васек.
– А, вот он, сука… – отодвинув приятеля, в комнату ввалился Мирон.
Сердце у Шатова колотилось. Вот и все. Вот и наступил момент истины. Сейчас все станет понятно…
Прорваться? Шатов в юности занимался регби и понимал, что обежать обоих, или тем более, прорваться сквозь них, шансов у него нет. Абсолютно.
– Кто вас послал…
– А тебе какое дело? – осведомился Мирон.
Он немного расслабился, увидев, что жертва не собирается сопротивляться, а пытается вступить в переговоры. Сам он явно не был сторонником болтовни.
Шатов несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь унять сердцебиение.
– Не плачь, милый, – Мирон приблизился, чуть смещаясь в сторону, чтобы не пересекать дорогу Ваську.
Тот молчал, на лице играли желваки. Этот тоже разговаривать не собирался.
До них оставалось метра три, когда Шатов рванулся с места. К Мирону. Тот отреагировать не успел, толчок двумя руками в грудь застал его врасплох. Лучше было бы опрокинуть его в сторону, на Васька, но времени на всякие там подсечки и броски не было.
Шатов побежал. К двери. А там просто нужно не упасть на лестнице, проскочить по коридору…
В спину ударило будто молотом. Шатов почувствовал, что теряет равновесие, попытался удержаться на ногах, но следующий удар свалил его на пол. Лицом в пыль.
Шатов не успел ни сгруппироваться, ни перекатиться. Он ударился животом и грудью, дыхание пресеклось.
Полыхнуло болью в боку, еще раз. Ногами… Его бьют ногами. Нужно подтянуть колени к животу и прикрыть локтем бок. Еще удар.
Глубокий вдох, на губах вкус пыли, а выдох… Выдох из Шатова выбил очередной удар. В глазах потемнело. Только билась мысль – прикрыться, прикрыться.
Чьи-то пальцы вцепились в волосы и рванули голову вверх.
– Ах ты, сволочь! Ты на кого это попер…
Это Мирон обиделся, вяло подумал Шатов. Все тело было словно чужое, будто резиновое и совершенно не желало подчиняться.
Шатова перевернули. Солнечный свет из окна бил в глаза, поэтому обоих быков Шатов видел как темные силуэты где-то далеко вверху. Только голоса… Только голоса он еще различал, когда пробивались они сквозь шум в ушах.
– … молчишь, сука… чишь… – и удар, снова ногой, в грудь.
И шум крови в голове, и удары сердца. Сердце дробно стучало, словно взбесившийся метроном.
– … бегать… урод… решу…
И снова удар.
И снова вспышка боли, и снова тело пытается свернуться, сжаться в комок. И снова его настигает удар.
Тело согнул приступ кашля. Шатов лежал на боку, пытаясь прокашляться и унять боль, и заставить свое тело вздохнуть, хоть еще раз, хоть немного…
К нему кто-то наклонился. Мирон? Васек? Он уже даже голосов не мог отличить. Его снова перевернули на спину, чье-то лицо приблизилось к нему.
Сволочи, прошептал Шатов.
– Что? – спросило лицо.
– Сволочи, – Шатов повторил громче, так ему, во всяком случае, показалось.
Взгляд ни как не фокусировался, вместо лица размытое пятно.
Сволочи, думаете все? Думаете, конец Шатову? Он еще сможет, он еще…
Удар вышел скользящим, Шатов даже не сжал кулак. Он ударил изо всех сил, но не его вина была в том, что сил на большее не было. Растопыренными пальцами. В лицо.
И стон боли, и ругань, и новые удары.
Его голову снова приподняли за волосы, дважды ударили об пол затылком.
– Ублюдки, – Шатову удалось выдавить на этот из себя слова достаточно громко и внятно.
Наказания не последовало. Кто-то встряхнул его голову. Пощечина.
Шатов застонал и попытался уклониться от следующей. Тщетно.
– Слышишь меня? Слышишь?
– Ублюдки…
– Слышишь?
– Слышу…
– Тебе просили передать, чтобы ты понял… Не лезь не в свое дело… Ты понял?
– Передать… – прошептал Шатов.
– Ты понял?
– Понял, – он действительно понял, ему просили передать, а потом… – а что?…
– Чтобы ты понял, что полез не в то дело! Ты понял…
– Я понял, – уже осмысленно ответил Шатов, – а потом что?
– Потом…
Его подхватили подмышки, оттащили к стене и посадили, прислонив спиной. Шатов застонал.
– Потом сказали, чтобы мы привели тебя в чувство. Это обязательно. Чтобы ты оклемался немного. Ты оклемался.
Шатов попытался поднять руку, чтобы ощупать тело, но она не подчинилась.
– Ты все ясно понимаешь, козел? – это к разговору подключился Мирон. – Ясно?
– Понимаю, ясно, – сказал Шатов.
В голове действительно немного прояснилось. Настолько, чтобы увидеть и комнату, и лица обоих приятелей, загорелое, с родинкой на щеке, Васька, бледное, со ссадиной на щеке – Мирона.
Это он когда упал, ссадину получил, удовлетворенно подумал Шатов. Слабое утешение, но все-таки.
Васек легко присел на корточки:
– Ты все понимаешь, все видишь. Так?
– Да, я в твердом уме и крепкой памяти, – ответил Шатов.
Неужели это все? Неужели экзекуция закончилась? Просто попинали и все. И хватит. Он и так запомнит на всю жизнь – не лезь в чужие дела. Он запомнит.
– Я запомню…
– А вот это – не важно. Ты должен был оклематься, чтобы понять…
1 2 3 4 5 6 7