Все знают, что подписные листы Старовойтовой ничем не хуже и не лучше листов других претендентов. Это такая же подделка, без сомнения, как и листы всех остальных. Сделаны листы Старовойтовой теми же организациями, которые снабдили ими за энные суммы (от 500 до 5 тысяч рублей за подпись) и Лебедя, и Горбачева, и прочих «выдвиженцев народа». Все знают, что таких организаций десятки, но лишь несколько из них достойны доверия. Такие «фирмы» собрали гигантские банки данных (говорят о восьми миллионах паспортных данных в компьютерах одной из них) и берут на себя, в три недели, по мере поступления оплаты выдать претенденту на руки сколько угодно подписей с паспортными данными людей, которые об этом не подозревают. Подписи? Разумеется, все они подделываются, но их «доброкачественность» зависит от количества людей, подделывающих их. Если сажают десяток расписаться за миллион сто тысяч — подделка виднее, если сотню — менее заметна. То есть речь может идти только о качестве заведомой подделки.
Рябов прерывает молчание: «А чем вы обосновываете весь этот брак, какие критерии были для выбраковки?» Рябов хочет казаться объективным. Но все в зале настолько посвящены в тайну, что это уже просто бесстыдство, издевательство.
«На многих листах отсутствуют фамилии, но зато стоят подписи и даты…» — выдавливает из себя блондинка.
К трибуне выходит Старовойтова. В профиль она похожа на зазубренный топор. Но мне ее, демократку, корову, даже жалко сейчас. За что боролись, на то и напоролись. Хотела своей демократии — вот и получай. «Требования Закона о выборах беспрецедентны в мировой практике, — говорит она. — А нормативы определены недостаточно ярко. У нас есть все основания считать, что некоторые работники Центризбиркома недобросовестно отнеслись к своим обязанностям. Я стою перед безрадостной необходимостью обратиться в высшие судебные инстанции страны».
Аккуратный юноша подносит ей белые цветы, и она удаляется. Причина отказа в регистрации своей в доску Старовойтовой ясна как божий день. Она, будучи в списках кандидатов, отнимает голоса у Бориса Николаевича Ельцина. Потому ее и кинули. Придумав, что ее подделка хуже других. Она права в том, что требование Закона о выборах: собрать миллион подписей за выдвижение кандидата — беспрецедентное требование, циничное, абсурдное, прямо толкающее претендента на подделку и преступление фальсификации, ибо собрать миллион подписей честным путем ни одному претенденту не по силам. Я знаю по опыту избирательной кампании в депутаты Думы: чтобы собрать 6–7 тысяч голосов в полтора месяца, требуется человек 25, очень хорошо работающих ежедневно.
Значит, следуя простой арифметике, чтобы собрать миллион за месяц, нужны около 6.500 энергичных неутомимых сборщиков. Партий с таким количеством энергичных людей у нас нет. Нет! Нет! И КПРФ лжет о своем членстве.
Амана Тулеева закономерно, он ведь отнимет голоса у Зюганова, регистрируют с налету. Проверяющий бригадир — худощавый брюнет отмечает «хорошее качество подписных листов, заполненных по форме». Из 1.269.203 подписей забраковано 27 тысяч — всего 3 %. Ну, разумеется! Как в Среднеазиатских республиках, когда «за» голосовали 98,9 %, за Тулеева сделали 97 %. Непонятно, почему представитель самого своевольного и жестокого казахского племени — адайцев — хочет стать президентом России. Пусть будет президентом адайцев. Следующий претендент — молодой, никому не известный Ушаков, председатель Московского инвестиционного фонда, «новый русский». Ему собрали 1.145.000 подписей. Выходит опять дама-селедка-истеричка-блондинка, говорящая «нет». История России все в том же ханжеском, лживом, с коварной улыбочкой от уха до уха, темпе продвигается, похабная. «Забракованы 265.189 подписей, выполненных другим лицом — 121 тысяча. В Крыму подписи собирались в воинских частях. Одной из них там нет с 1959 года. Предлагаю в регистрации отказать».
Аккуратный Ушаков оказался с зубами: «Мы получили копии компьютерных распечаток. Центризбирком сделал 139 запросов, проверяя лиц, собиравших подписи. Мы не поленились и проверили эти запросы. В Хабаровск был сделан запрос Хавкиной. Ответ был «подписи собирала», но тем не менее Центризбирком выбраковал ее подписи. Что касается подписей в воинских частях в Крыму, то там собрано было немного, и мы сами уже подали в суд на этого человека». «Во многих случаях с резолюцией: «сборщиков подписей не существует» выбраковывались целые пачки листов, всего 13 таких случаев. Но под этими фамилиями сборщиков действительно не существует, потому что они не состоят в нашем списке сборщиков» (Центризбирком требовал и список сборщиков). В отдельных случаях больше подписей зарегистрировано Центризбиркомом, чем сдано. Так, в Московской области, согласно распечатке Центризбиркома, нами собрано 6.600 подписей (забракована половина), в то время как мы почти не собирали подписи в Московской области — всего 930 собрали. Таких случаев — 18. Боже мой, как все это отдает Чичиковым, поганым воздухом «Мертвых душ». Вечно святая, обманщица и ханжа — Русь.
Якобы спокойный, когда видишь его по ящику, Рябов ярится. «Вы же задали вопрос? Или вас удалить отсюда? Надо же совесть иметь!» — кричит он. Берет себя в руки. Чувствуя, что пожар, поднятый настырным молодым Ушаковым в черном костюме и его женщинами (тоже нового русского типа, из лучших представителей), не потушить одним махом, Рябов дает час на то, чтобы член Центризбиркома с совещательным голосом и представителем Ушакова посмотрели источники, и переходит к Юрию Петровичу Власову.
Боярыня Лариса Сергеевна Власова хватает меня сзади за плечи и свистящим шепотом: «Сидите на месте. Юрий Петрович просил, чтобы никто к нему не подходил до того, как мы выйдем на улицу». Рябов приглашает на трибуну худощавого брюнета, как в итальянской комедии масок, он играет господина «Да», и уже пока он идет, я понимаю, что НАС зарегистрируют. Лариса Сергеевна, очевидно, не считает, что у нас общее дело, и опять: «Очень прошу вас, сидите». В это время господин «Да» уже успел отметить «очень небольшой процент браковки подписных листов. Лишь 5 тысяч забраковано из 1.125.000 подписей. Рекомендую зарегистрировать». Рябов просит голосовать. Единогласно.
Я очень рад. Я бы стакан хватил чего-то сразу. Я бы… Лариса Сергеевна держит меня за плечи. «Идите к нему с цветами, быстрее», — советую я ей. Но во имя соблюдения каких-то неизвестных мне постных обрядов она не бежит к Власову с букетом, когда того поздравляет и жмет руку Рябов. Ну и глупо. Телевидение любит такое. Подбегает жена. Цветы. Подходит Лимонов. На экране такую сцену показали бы не долю секунды (я видел потом по НТВ), а куда дольше, 30 секунд.
Объявлен перерыв. Ясно как божий день, что Власова так элегантно зарегистрировали потому, что он отберет голоса у Зюганова. Если бы ожидалось, что он заберет голоса у Ельцина, процент браковки был бы, если нужно, как у Старовойтовой. А если нужно — и выше. В спектакле «Мертвые души» все — ложь.
В коридоре боярыня Власова отвлекает и оттирает меня телом от появления с кандидатом в президенты в одном телекадре. «МЫ» только еще кандидаты, но, кажется, «чистки» экстремистов уже начались», — думаю я с юмором.
Центризбирком Святой Руси после «святого» дела разборки заведомо фальсифицированных документов претендентов на «Да» и «Нет» разрешил себе отдых. Объявлен перерыв. Осталось отказать Льву Убожко, этот тоже заберет голоса у Ельцина. Я иду к выходу с Власовыми и попом и думаю, как это все цинично, отвратительно, погано, коррумпированно, фальшак. Да то, что я видел, преступнее, чем фальшивые деньги печатать или людей убивать. Воры, все воры, и с той, и с другой стороны. Воры, обманщики, жулики, фальсификаторы… продавцы, покупатели и сортировщики мертвых душ. «Святая» русская демократия по Чичикову.
В предбаннике какие-то облезлые личности, трое, спрашивают меня, ехидно улыбаясь, какая у меня должность во власовской кампании. «Экстремиста», — бросаю я зло.
На улице, линзами в дверь стоят две телекамеры. Выйдя, не вижу за собой ни кандидата в президенты, ни его жены, ни попа… Где вы, Юрий Петрович? Дай бог, чтобы я ошибался и вы задержались не по умыслу.
Мораль репортажа: всю эту гнилую и подлую комедию нужно кончать. Должно настать время других людей. Время народной борьбы, время войны.
В России нужно все менять: даже выражение лиц
Когда после пятнадцати лет отсутствия я оказался в декабре 1989 г. в Москве, помню, мне бросилась в глаза казарменная приземистая германскость в облике зданий (преобладание немецких цветов: желтого и зеленого) и азиатски полутемные, турецкие внутренности советских квартир (немыслимые на Западе ковры на стенах, абажуры, стиль гарема, женщины, молчащие весь вечер, обслуживая мужчин). Россия предстала мне германско-турецкой. Сейчас я уже забыл те первые ощущения, свыкся. Однако соотечественники не перестают меня удивлять. Появились и бродят по улицам толпы людей, которых в одном времени в нормальной стране увидеть невозможно, разве что в кинозале, в научно-фантастическом фильме. Старухи-нищенки — иссохшие, с котомками и палками, прямиком из XVII века, грязненькие хиппи в цветочных юбках до асфальта — эти из 1960-х гг. в Соединенных Штатах. Казаки не то из оперетты, не то из трагедии «Тихого Дона», панки, но не те, английские или американские — свеженькие и энергичные, но наши изуверски самоубийственные, юродивые, поп со смоляною бородой, на самом деле окончивший Литинститут, генералы прямиком из анекдотов — тупые и неотесанные. Ну, словом, весь наш нормальный сумасшедший дом. Нация не нашла своего единого, ей принадлежащего стиля. Она рассыпалась невпопад на мелкие группки, исповедующие каждая «свою», но на самом деле заимствованную веру (со своей одеждой, жаргоном, прическами). И старуха-нищенка — безработная инженерша или опустившаяся домашняя хозяйка. И панк на самом деле — приехавший из Таганрога или Запорожья провинциальный хлопец, зависший в Москве и ночующий в парадных (настоящие остались в 1977-м, где-то на Kings Road), и казаки в «мирной жизни» — аптекари, бухгалтеры, провинциальные писатели, и конферансье.
Нация пыхтит, старается, впадает в истерику, но не может найти себя. «Православие спасет Россию!» — кричали у нас десяток лет. Я никогда в это не верил и не верю. Нет у нации сегодня той органичной веры, какая была некогда (да и была ли?), — посему народ живет себе безбожный, в православие уходят отсталые интеллигенты, более нигде и никому не нужные. Уходят в такой же степени, как в огородничество на приусадебном участке, чтобы как-то прокормить душу. А тело кормится от участка. Попы сами себя спасти не умеют. Самые честные и кряхтят, и тужатся со своей страной. А нечестные — жиреют.
У нас нет сегодня ни хуя своего. Даже фашисты у нас ходульные, скопированные ученически провинциально, старательно, вплоть до стилизованной пэтэушной свастики. «Коммунисты» КПРФ стонут от подагры, вытирают лысины, плетясь в демонстрациях, копируя (1917-й им скопировать не в силах!) какой-нибудь 1960-й, копируя КПСС.
Ни хуя своего! Демократов у нас нет. Их убили в зародыше, демократами у нас назвали себя, выскочив вперед, наглые казнокрады и чиновники. Есть Борис Николаевич, случайно оказавшийся вождем «демократии», роль идет ему как корове седло, а страна, в которой он правит, похожа на зону, а не на «демократию». Достаточно поглядеть на «полемику» Жириновского и Брынцалова, чтобы понять, до какой бездны пошлости мы докатились. В своих рекламных роликах обрюзгший жлоб в красном жакете (ВВЖ) с жуликоватыми повадками обращается к стране, чтобы она его избрала в президенты! Все это на полном серьезе! «Политики» у власти создали условия, когда только жулики, пройдохи, пошляки, фигляры и денежные мешки имеют возможность конкурировать за власть. Если это подражание Америке, то это обезьянье жалкое подражание. Соединенные Штаты — крайне суровая страна; и внешняя развязность манер политиков, и якобы демократичность их выборов скрывают суровый и безжалостный отбор. Ни один фигляр, как у нас, не возглавляет там парламентскую фракцию. Президент в США на самом деле вообще никто — имеет чисто символическое значение. Там важен аппарат, и он ведет корабль этой атлантической империи мощно и неколебимо, согласно веками сложившимся принципам и интересам Соединенных Штатов.
Мы же подражаем сразу всей истории Запада, мы полностью потеряли себя, носим чужие одежды и думаем чужие мысли. У нас в одно время и XVII век, и XX, и Средневековье, и современная гниль. Общество как лоскутное одеяло из чужих лоскутов, отбросов чужой свалки.
Ранее, заметьте, мы придумывали всегда свое. Комиссары, чекисты, колхозы, как к этому ни относись, все это было впервые в истории и носило безусловное клеймо: «Сделано в России!» Это нам подражали во всем мире семьдесят лет: подражали нашей революции, нашей военной форме, нашему социальному строю… нашим героям.
Я вижу вокруг меня дезориентированные, в основном угрюмые, подавленные толпы. Средний русский человек выглядит ужасно: он тащит по пыльным улицам и в потном метро свое сгорбленное тело, морда в преждевременных морщинах, бесформенное туловище, походка вялого барана или коровы. Молодежь, конечно, молодежь. Но те, кому за тридцать, — подавленные четвероногие. Никакими материальными заботами вот это отсутствие осанки, стержня не объяснишь. Русские люди опустились по причине психической болезни, охватившей весь коллектив нации. Бравые у нас только бандиты.
Россию надо лечить. И лечить насильственно. И не сменой правительства. Нужна жесткая мощная группа людей, партия сильных, предводительствуемая жестоким вождем, которая заставит нацию ходить прямо, улыбаться, трудиться, не убивать друг друга, не воровать. Как во времена дохристианские, нужно будет внедрить, вбить в сознание людей десять заповедей национального поведения. Как во времена Петра, нужно будет ломать, ломать и ломать расслабленные привычки, отшибать скверные инстинкты, ЗАСТАВЛЯТЬ быть энергичными и сильными русскими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63