Быстрый он был даже слишком. Достав откуда-то сумму денег питерцы поспешно выпустили красочный плакат с призывом вступать в Национал-Большевистскую партию. Торопясь в слове Большевистский потеряли одно "с", а наш черный серп и молот вышел перевернутым. Доносчики и злые языки утверждали что Гребнев слишком подхлестывает свою и без того неуемную энергию алкоголем. Защищаясь, он отвечал мне: "Да, Эдуард Вениаминович, после митинга я веду ребят выпить. Не нажраться, а выпить пива. Это их сплачивает, делает командой. Мы все делаем вместе. Мы спим, жрем ходим на акции вместе. Почему бы нам и не выпить немного вместе! Мы что, плохо работаем? Кто работает в партии лучше нас?! Каждый месяц в питерских газетах есть по 10-20 статей о нас. Кто может сделать больше?" Действительно, о них писала и "Независимая газета" поместив фотографии.
С трибуны Iго съезда Гребнев призвал партию стать партией штурмовиков. Выступал он после екатеринбургского лидера Волкова и потому выступил оппонентом ему. Волковский стиль коллоквиумов на темы традиционализма или евразийства раздражал бывшего рабочего фабрики пластмасс. (Вместе с братом Серегой они там выливали из пластика ведра, совки и всякую подсобную утварь.) "Мы не собираемся годами сидеть на задницах и изучать книгу "Хлыст" как к тому призывает недавно отколовшийся от нас ученый Александр Гельевич Дугин. Каждый региональный лидер должен стать командиром и превратить своих ребят-очкариков в отряд штурмовиков. Или набрать других ребят!" - Гребнев косо усмехнулся. За ним числились исключения из партии некоторого количества старых питерских партийцев. В большинстве случаев, я думаю он был прав, люди не работали и были бесполезны. Но то, что он вытеснил в конечном счете из партии старых партийцев-интеллектуалов, это тоже верно. И это было плохо. Потому что здоровой партии нужны все, пригождаются и штурмовики и интеллектуалы. Удаляя людей отказывающихся подчиниться "штурмовизму" Гребнев интуитивно уничтожил потенциальную оппозицию.
Гребневу и его яростной речи хлопали. Даже Волков, сидевший в президиуме. Однако и "курс Гребнева" и "курс Волкова" партии не подходил. Штурмовики уже вызывали меньше ажиотажа в Питере, хотя бесспорно были самой заметной политической группой. Волков же, хотя и не ушел с Дугиным на самом деле принадлежал к предыдущему поколению партийца-нацбола: резонёра и книжника. Время пикейных жилетов в партии - кончилось, а время штурмовиков? 1998 год в России не позволял развиться "штурмовизму",-слишком сильны у нас традиционно милиция и спецслужбы. Впрочем, в дни Iго съезда выбор будущей тактики не стоял ещё так остро. Мы ведь готовили документы для регистрации партии. Мы не исключали для себя возможности участия в легальной политической борьбе. Именно на борьбу мы нацеливались.
Закончив первый день съезда я отправился к себе домой. Пригласил нескольких партийцев, оказавшихся рядом (? С. 144 рукописи) выпить, рано отправил их домой и рано лег спать. (? С. 144 рукописи) исполнял в эти дни роль главного коменданта бункера, он же сдавал кинотеатр, выпроваживая оттуда последних засидевшихся делегатов, потому меня охраняли в тот вечер и доставили другие лица.
Инцидент случился на съезде только один. 2 октября около шести утра мне позвонил дежурный по эNскому отделению милиции и сообщил, что у него находятся Гребнев Андрей и еще трое, две из них - девушки, чтоб я приехал. Я позвонил Федорову и Федоров и Ермаков отправились в отделение и забрали оттуда всю компанию. Не так уж он был и неправ в этой именно истории, Андрей Гребнев. На нашу голову директор общежития приняла множество командировочных и потеснила наших из части отведенных им комнат. Наши догадались уплотниться и расположились в комнатах партийных товарищей на полу. Неистовый Гребнев вступил в интенсивную полемику с администрацией, только и всего. Администрация вызвала милицию. Я был страшно зол и намеревался отправить Гребнева в Питер немедленно после освобождения. Однако отступил от своего намерения, когда получил полный рапорт Федорова по телефону и поговорил с главным штурмовиком.
Во второй день съезда продолжили выступать лидеры регионалок и представители организаций. Из двух имеющихся гимнов, записанных для нас композитором товарищем Николаем делегаты выбрали один, тот что длиннее и где больше меди. Был заслушан также марш НБП написанный для нас Дмитрием Шостаковичем, внуком известного композитора. Марш вызвал бурный восторг зала. Впоследствии газеты охотно писали о Дмитрии Шостаковиче, авторе гимна НБП.
Я торжественно закрыл съезд. К вечеру все делегаты, кто не уехал, должны были собраться в сквере у МИДа и пройти вместе с союзниками по Фронту Трудового Народа, Армии и молодежи вдоль набережной к Белому Дому, где у бывшего здания СЭВ должен был состояться митинг памяти событий 1993 года. Собирая съезд, я оставил лидеров региональных организаций, собрал их в правом отсеке зала и около полутора часов промывал им мозги. Мы уточняли методы работы, способы и периодичность связи и многое другое. Лидеры были все с различным политическим опытом, от нуля до четырех лет. Лидеры одиннадцати новых организаций задавали, конечно, больше вопросов. Но и испытанные партийцы имели что спросить. Со всеми я был лично знаком по письмам, большинство приезжали в Москву, или я ездил к ним, однако были и такие, кто видел вождя впервые. Спокойные, или нервные, быстрые, или задумчивые ребята эти все привезли вопросы. Я терпеливо отвечал, понимая, что даже если бы мы засели на двадцать дней, а не на два, нам не хватило бы и двадцати. Только несколько делегатов были старше 40 лет. А именно: Владислав Аксёнов из Нижнего Новгорода (вскоре против него взбунтуются его молодые нацболы и уберут его), Геннадий Федоров из Ярославля (лидерствует и поныне), бывший элдэпээровец Галиев - лидер Кемеровской области, Астраханскую областную организацию возглавял пожилой учитель, но вместо него приехал 35летний Алексеев. Вот и всё. Весь остальной контингент лидеров был молод. Я? Отцов-основателей не выбирают. Какого возраста есть, такого и берут.
В узком кругу лидеров я расширил исключительно для их внутреннего пользования информацию о расколе в Московской организации в апреле текущего года. Я рассказал уже о расколе в первый день съезда, поясняя ребятам Гребнева об Александре Гельевиче Дугине. Но рассказал вкратце всячески избегая отрицательной оценки личности Дугина. Я хотел чтобы он остался отцом-основателем НБП, не желая подвергать несправедливой ревизии его образ потому что так было лучше для самой партии. "Чтоб не затирать потом лиц на фотографиях и не подвергать цензурированию партийные архивы."-смеялся я. Однако региональным лидерам полагалось знать больше. Многие из них видели бурную антинационал-большевистскую полемику развитую "Гельичем" в Интернете. Я объяснил ребятам что у Дугина оказался скверный и склочный характер. Что он злорадствовал по поводу раскола московской организации, что он интриговал против партии. Что радовался тому, что с ним ушли как он считал лучшие партийцы. Что в последствии он пытался оторвать от НБП региональные организации...
"Мы припомним всё ему это В Ночь Длинных Ножей, Эдуард Вениаминович", сказали из заднего ряда.
"А почему нельзя было слить всю эту информацию в "Лимонку"?"-спросили меня.
"Взвесив "за" и "против", зная, как прибывая в провинцию московская муха становится слоном, мы решили не обнародовать раскол. Решили что такая информация может внезапно поделить партию на две части: на тех кто за Лимонова, и на тех кто за Дугина, в то время как конфликт произошёл по причинам куда более важным чем отношение партии к этим двум личностям. Потому мы решили скрыть от партии конфликт. Вину беру на себя и считаю что мы поступили правильно. Сгоряча все вы могли бы поделиться и сегодня мы имели бы НБП(Л) и НБП(Д) или же несколько НБП по подобию многочисленных Трудовых Россий. Руководители региональных организаций согласились, что в данном случае умолчание было правильной тактикой".
Вечером я дал по очереди вести колонну национал-большевиков Гребневу и Маузеру. Было нас много, выглядели мы браво, и многочисленные отряды милиции, конвоирующие нас глядели на нас угрюмо. И кричали мы громко. На эстакаду у мэрии как бывало в прежние годы, нас и наших союзников не пустили. Пришлось выступать внизу, у гаражей, подставив небольшую трибуну, и подкатив в качестве заднего фона грузовичок "Трудовой России".
После митинга я простился с теми делегатами, кто отправлялся на вокзалы. Предостерёг тех кто собирался отправиться к стадиону на всенощную службу в память погибших здесь 5 лет назад. Предостерёг от излишеств, как в потреблении алкоголя, так и в общении. "Из года в год здесь отираются в эти дни всё больше пустых и никчёмных людей, не имеющих к защите Белого Дома никакого отношения. Будьте бдительны."И сознанием выполненного долга отправился спать. В сопровождении Насти и охранника Локоткова. Разумеется были и недовольные, всегда есть люди пылко желающие, чтобы праздник длился и не прекращался. В этот раз недовольны были питерцы. Я же был очень доволен. Вся эта орава без особенных эксцессов сумела принять важные решения, пообщалась, убедилась как нас много и как мы сильны. В чём и состоит задача съездов политических партий.
ГЛАВА XV.МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ.
Министр Крашенинников, сейчас он депутат и глава Комитета кажется по Законотворчеству, но тогда он был министром, был похож на увеличенную копию Николая II.Увеличенную и надутую. Николашка вот только не был по-моему бандитом, а у министра же были яркие губы, голубые глаза и остатки лысины свидетельствовали о том что он блондин.
Было 6-е октября и я сидел в кабинете министра. Он согласился со мной встретиться, легко, без проблем согласился. Я решил на основании этого, что он положительный тип, он оказалось,-я ошибся.
Почему я к нему обратился? Накануне, он высказался в негативном духе об экстремизме. Если мне не изменяет память он готовил проект закона о противодействии экстремизму и фашизму, и вот моя Национал - Большевистская Партия как и РНЕ являются у нас в России примерами экстремистских организаций. Я написал ему письмо, соблазнив по телефону неизвестную мне секретаршу добыл номер его факса и предложил министру встретиться. Дабы я мог лично развеять сложившееся у министра Павла Крашенинникова впечатление что якобы НБП экстремистская организация. К моему удивлению мне позвонили, соединили с ним и мы договорились о встрече.
Я уже рассказал о впечатлении захолустной второсортности производимом Министерством Юстиции. (Министерство Культуры в китайгородском дворе - ещё более бедная организация. Во всяком случае обе они были таковыми по состоянию на 1998 год.) Менты если и не играли в карты в вестибюле, бросая их засаленными на журнал входящих (входящих, то что-то такое делали деградантное, так что было впечатление так что было впечатление что режутся в карты - всё было в высшей степени неформально. Чуть ли не по плечу тебя хлопали.) Мы с Фёдоровым поднялись на третий этаж. Рваные дорожки, там где они не покрывали линолеум, было видно что линолеум весь в рытвинах и колдобинах.
Секретарша объявила нас. Вошли. Поздоровались. Министр был в голубом костюме. Мы сели с Фёдоровым возле длинного стола для совещаний. Крашенинников сел напротив. Рядом с ним сел человек с землистым лицом и положил на стол портативный диктофон, похожиё на футляр для очков. "не возражаете, мы запишем?"-я сказал что нет, не возражаем. Андрей Фёдоров сообщил Крашениннкову что в Университете его обучал тот же профессор, что обучал и Крашенинникова. Я сказал что НБП и РНЕ - разительно отличающиеся друг от друга организации. Я добрым, мягким тоном сообщил министру, что нельзя путать газету "Лимонка" и нацонал-большевистскую партию. На все мои пояснения Крашенинников понимающе кивал, но парировал их тотчас своим каким-либо заявлением. "А как же тогда понимать что эмблемой газеты и партийной печатью вы избрали гранату "Ф-1"? А как же тогда понимать лозунг "Ешь богатых!"?"... И всё равно он произвёл на меня скорее благоприятное впечатление. Я подарил ему книгу "Анатомия Героя". Сказал что буквально завтра - послезавтра мы собираемся принести документы на регистрацию Всероссийской политической партии НБП.
"приносите. Рассмотрим. В течении месяца дадим ответ. Если нет никаких огрехов - зарегистрируем."
Мы простились и вышли. Тряся губами менты гонялись друг за другом по вестибюлю. "Ну и как он Вам показался, Эдуард?"-спросил Фёдоров.
"Да вроде дружелюбный."
"Он человек Степашина.", сказал Андрей. "Зря Вы сообщили ему что мы сдаём документы на регистрацию. Теперь он потребует их под его личный контроль..."
"Вы думаете его оставили бы в благородной безвестности о том, что самая крупная радикальная партия России принесла документы на регистрацию? Наивный Вы человек. "
"И книга. Начитается ещё..." продолжал Андрей, как бы следуя своим мыслям. Скептический молодой человек, он часто бывал прав.
8 октября мы сдали документы той же Наталии Владимировне в приёмной. Огромную сумку документов в том числе толстенные листы с фамилиями именами, отчествами и адресами пяти тысяч двухсот с чем-то национал-большевиков. Не менее пяти тысяч членов требовалось иметь политической партии, чтобы получить статус общероссийской партии. Следовало их всех сдать МинЮсту. Тому же учреждению, в ведении которого находились тюрьмы и лагеря. В дополнение к пяти тысячам двумстам членам, следовало ещё предоставить сведения о существовании организаций партии в не менее чем 45 субъектах федерации, т.е. в половине + 1. Мы предоставили. Документы у нас приняли. Могли бы и не принять, сославшись на отсутствие той или иной бумаги, но приняли, ура! "Министр сказал мне, я с ним виделся шестого, здесь в министерстве что ответ будет через месяц"-сказал я, только ради того, чтобы оповестить её о моём свидании с министром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35