— Фухх… Ну и денек! — бросая пиджак на стол, вздохнул Владислав Петрович. — Закрывай дверь, Саня, я кондишин включу. Кроме стола в кабинете стояли пять расшатанных деревянных стульев с красной обивкой и облупленный коричневый сейф в углу возле двери. На столе, возвышаясь над грудой бумаг, как утес посреди океана, стояла допотопная печатная машинка с коряво выписанным инвентарным номером на каретке.
— Садись, садись, а то стоишь, как бедный родственник… — следователь забросил на сейф пухлую зеленую папку и влез ногами на один из стульев, чтоб дотянуться до кондиционера. Комната наполнилась неприятным дрожащим гулом, ставшим платой за водопад живительной прохлады, полившейся от окна.
— Так я прав насчет бабушки и внучки-отравительницы, или стряслось действительно что-то серьезное? — нетерпеливо напомнил о себе Фролов.
— Ха! — слезая со стула, усмехнулся Владислав Петрович. — Не прав! Как тебе, к примеру, снайперский выстрел в голову? Ночью, с расстояния в три километра, пулей калибром в двенадцать и семь десятых миллиметра? А? Вот тебе и бабушка. Что скажешь?
— Офигеть! — искренне удивился Фролов. — Ты чего, Владислав Петрович, боевиков насмотрелся?
— Вот уж нет, Саша. У меня даже видика нет. Зато убили настоящего американца, одного из работников американской религиозной секты.
— Да ну?! — чуть не привстал Фролов. — Быть не может! Неужели этих уродов начали колбасить по настоящему? Владислав Петрович, я смотаюсь, пожалуй, за пивком. Такое дело надо отметить!
— Прищепись! — одернул его следователь. — Тут убийство, а он радуется, как ребенок. Лучше скажи, из чего могли так садануть?
Фролов, не переставая улыбаться, задумчиво почесал макушку, короткий ежик темных волос отозвался скрежещущим звуком.
— Ну… Из наших скорее всего «Рысь» от НИИ «Точприбор». На ней всепогодный прицел и калибр как раз тот самый. Но ее достать нереально. Штучное производство! У нас в области может найдется одна, не больше. Да и то сомнительно. Бандюкам она недоступна в принципе.
— Ну а где их применяли? — присаживаясь за стол, спросил Владислав Петрович. — Первые образцы испытывали под конец афганской войны. Там они были в «Кобальте» точно, но может и в «Альфу» давали. Точнее не скажу. Но через границу такую дуру не протянуть, даже думать нечего.
— А у нас?
— Спецназовцы применяли в первой чеченской войне, потом в Дагестане, когда Басаевцев вышибали, потом во второй и в третьей чеченской. Так что я из нее тоже пулял. Веришь?
— Не верил бы, не позвал. — отмахнулся Владислав Петрович. — Кроме нее есть что-нибудь похожее? — Только за «бугром», но те достать не легче. Каждая на особом учете. Дай лучше пулю поглядеть!
— Она не у меня. Сергея найди из ЭКО, он покажет. Следователь вставил в машинку лист и поправил каретку.
— Скажи… — посерьезнев обратился он к Фролову. — С какого расстояния из этой штуки можно уверенно бить в голову?
— С двух километров. — Ночью?
— Без разницы, — фыркнул Фролов. — Ночью даже проще — оптика не бликует, картинка в прицеле яркая. Там не простая оптика, а матрица как в видеокамере. Есть дневной объектив, есть ночной. — А с трех километров? — пристально глянул следователь.
— Это надо уметь! — не отводя взгляда, ответил Фролов. — Тут на одной технике не вытянуть. Нервы нужны стальные, а палец со спусковым крючком должны справить десять лет счастливого брака. И место для позиции надо выбирать тщательно… У этой байды знаешь какая отдача? Если не закрепишься, снесет нафиг. Веришь?
— Приходится. А если бы тебе пришлось стрелять с верхушки трубы, какие в кочегарках стоят?
— Это как раз можно… Только внутри трубы надо установить распорки и бить, стоя на них, как из колодца. Иначе снесет!
— Хочешь поглядеть на позицию снайпера? — хитро прищурился Владислав Петрович.
— Дык! Еще спрашиваешь! Там уже работают?
— Нет, будем первыми. Я не хотел шум подымать, а то наедет экспертов, народ соберется… Каждая собака будет знать, что мы что-то ищем. Пока не стоит давать противнику лишнюю информацию. Верно?
— А то! Только дай я своей звякну, чтоб не ждала к обеду.
— Валяй.
Владислав Петрович лязгнул замком сейфа, открывая скрипучую дверцу, а Фролов принялся вертеть диск телефона.
— Алло! — весело крикнул он в трубку. — Марина, солнышко, я тут поработаю чуть-чуть. Да, с нашим угрюмым следователем. Обедать домой не приду, так что можешь лентяйничать, а вот ужин приготовь, хорошо? Может задержусь, так что ты не беспокойся особенно — всякое может случиться. Да, хочу, чтоб ты знала где я. Женьке приветик! Ага… Чмок! Пока.
Пластиковая зеленая папка легла в душный, пропахший железом и бумажной пылью полумрак сейфа, замок тяжелой дверцы дважды лязгнул закрываясь, прежде чем выпустил на волю длинный стальной ключ. Фролов положил телефонную трубку на рычажок и задумчиво вымолвил:
— Знаешь… Убить в нашем городишке человека из такой винтовки, да еще на дистанции в три километра, это все равно, что поставить на месте преступления собственную подпись. Веришь?
— Надеюсь… — вздохнул Владислав Петрович, открывая дверь в коридор. — Надо бы еще выяснить, кому конкретно эта подпись принадлежит… В теперешней ситуации нам не хватало только громкого нераскрытого убийства иностранного гражданина.
— В какой такой ситуации?
— Ты что вообще телевизор не смотришь? — А что там смотреть? Как за меня решают, что именно нужно купить? Разберусь без рекламы.
— Я о развитии украино-российского конфликта. И так обстановка напряжена до предела, а тут еще отыскался умник… Ночной стрелок, будь он неладен. Так и вижу заголовок в «Вечерке».
— Ах, это… — неохотно выходя из прохладного уже кабинета, фыркнул Фролов. — Рассосется. Веришь?
— Поглядим. Хотя ты прав. Что может быть? В худшем случае Украина пошлет Россию подальше, официально объявив Черноморский Флот иностранной военной силой. Пинком под зад и адью. Драки не будет. Кому мы тут, Саша, нужны со своим Крымом? Уж России точно в последнюю очередь, у нее своих проблем хватит на десять лет. Если бы хотели отбить Крым, сделали бы это еще в начале девяностых. Как это ни печально, но у России на это кишка тонка. Так что в скором времени ЧФ перебазируется куда-нибудь в Новороссийск, а наши внуки будут говорить на чистейшей хохлятской мове.
— Плакать хочется. — вздохнул Фролов.
— А что делать? — философски заметил Владислав Петрович, запирая дверь в кабинет.
Они спустились по душной, заляпанной побелкой лестнице на первый этаж и следователь, оставив Фролова изучать обсиженные мухами стенды со статистикой преступлений, пошел в дежурку, договариваться на счет машины.
— Тебе что-нибудь брать? — через минуту Владислав Петрович выглянул из приоткрытой двери дежурки.
— Возьми обычный экспертный. — лениво пожал плечами Фролов. — И фотоаппарат прихвати. Только заряженный. Пофоткаемся на память. Еще через минуту следователь вышел из дежурки, неся в руке серый металлический чемоданчик эксперта, на левом плече болтался «Зенит» в сильно потертом чехле, а на правом висели на тонких кожаных ремешках видавшие виды радиостанции «Виола-2». — Поедем как белые люди! — улыбнулся он. — На черной «Волге».
— В такую жару? — Не дрейфь, Саня, там кондишин стоит, может даже бар. Это машина первого зама по оперативной работе. Ему сейчас не до поездок, как ты понимаешь. Зато нам теперь всюду «зеленая улица», поскольку Дед выдвинул это дело в число важнейших.
— Очень лестно… — криво усмехнулся Фролов, снимая с Владислава Петровича фотоаппарат и рации. — А я в нем на каких правах?
— На птичьих, конечно. Тебя ведь из органов никто в шею не гнал, сам ушел. Так что на пряники не рассчитывай.
Саша чуть плотнее сжал губы. Да, он сам ушел из СОБРа. Когда в городе успешно подавили бандитский беспредел, бойцов, чтоб не мучились от безделья, стали привлекать к охране общественного порядка. А гонять на рынках бабушек, «незаконно» торгующих семечками, у него просто не поднималась рука.
— Послать вас всех что ли? — беззлобно фыркнул Фролов. — И разгребайтесь как хотите. У меня Маринка фасолевый суп сварила, дома прохладно, спокойно… А я тут ошиваюсь как дурак.
— Сдохнешь ведь от скуки… — широко улыбнулся Владислав Петрович. — Для тебя мирная жизнь, как для всех синильная кислота. Ну разве я не прав?
— Да уж… Сейчас и мирная жизнь такая, что только держись! Хрен соскучишься. Веришь?
Бара в машине все же не оказалось, зато кондишин тихо шелестел прохладным воздухом, вызывая бессильную зависть других водителей, с потными лицами глотающим через раскрытые окна раскаленный асфальтовый воздух. Подтянутый молодой шофер, выдрессированный, как доберман-трехлетка, правил молча, только тихонько включил роскошный «Pioner» с эквалайзером, мягко изливающий из динамиков медленные инструментальные композиции. Фролов развалился на заднем сиденье, словно барин, он уже проникся ощущением собственной значимости в этом деле, а скромность никогда не входила в число его добродетелей. Ему бы еще сигару в зубы, получился бы вылитый мистер Твистер, правда не толстый и без ручной обезьянки. Вот только он не курил. Не курил уже несколько лет, после того как чеченский снайпер оставил ему на шее два круглых шрама, пущенной на огонек сигареты пулей.
Владислав Петрович сидел на переднем сиденье и через строчку читал взятую в дежурке бумагу.
— Включил бы лучше радио. — попросил он водителя. — Послушать, что там в мире творится…
Бесшумное нажатие сенсорной клавиши и мягкое звучание музыки сменилось назойливой рекламой жевательной резинки «Дирол». Без сахара, разумеется. — Во дают! — самодовольная рожа Фролова расплылась в улыбке от уха до уха. — Кариесом они меня пугают… Вот то мне делать больше нечего, как после обеда зажевывать этой дрянью вкус наваристого борща с чесночком. Ну не уроды эти юсовцы? Больные, честное слово! — Кто-кто? — усмехнулся Владислав Петрович.
— Юсовцы, говорю. Ну, в смысле американцы. Хотя американцами они были да-а-а-вным давно, еще когда О`Генри свои новеллы писал. Тогда да — вольный народ, нахрапистый, экспансивный, не лишенный определенного романтического шарма. А сейчас одно слово — юсовцы. Опустились ниже плинтуса.
— Да ну? — скривился следователь. — У них доходы государственного бюджета на несколько миллиардов выше расходов! А уровень жизни?
— Уровень чего? — с легкой злобой переспросил Фролов. — Разве это жизнь? Пожрать спокойно нельзя! Сразу суют тебе в пасть этот самый «Дирол». Да они, чтоб меньше болеть, скоро на внутривенное питание перейдут. Веришь? Компьютеры уже к унитазу подключают, слыхал? Он снова откинулся на спинку сиденья и уже спокойней сказал:
— Вообще мне пофигу. Каждый выбирает ту жизнь, какая ему нравится. Но пичкать этими нормами меня… — На то есть своя голова на плечах! Не хочешь, не жуй. Может кому-то вкус «Дирола» нравится больше, чем борща с чесноком? Не могут все вокруг быть дураками, а ты один умным. Вся Европа уже чавкает этим «Диролом», а ты морщишься…
За ветровым стеклом мелькали деревья бульваров и белые фасады роскошных пятиэтажек, построенных еще пленными немцами в пятьдесят четвертом году. Огромные сводчатые окна, скульптуры античных женщин, удерживающих на изящных плечах непомерную тяжесть балконов. Машина то поскрипывала тормозами, спускаясь с холмов, то урчала натруженной передачей, взбираясь на другие холмы. Город мало того, что изрезан морскими бухтами, так еще и неровный, как лист измятой бумаги. Вроде и расстояние небольшое, а петлять приходится, словно зайцу от погони. — В том-то и беда! — скривился Фролов. — Юсовцы очень умело используют стадный инстинкт. Тот самый, который помог человеку выжить во времена мамонтов и пещерных медведей. Достаточно показать по ящику, как красивая баба засовывает в накрашенный ротик белоснежную подушечку, тут же, вполне инстинктивно, в мозгах срабатывают тысячи подсознательных ассоциаций. Он жует, она жует, они живы, красивы и благополучны. Значит эта рекламируемая дрянь чем-то повышает их шансы на выживание. А тут еще диктор говорит, что есть возможность меньше болеть кариесом. Все! Ассоциативная цепочка увязана! Телевидению еще слишком мало лет, чтоб наш мозг мог так легко перестроиться и различать УВИДЕННОЕ и УВИДЕННОЕ ПО ТЕЛЕВИЗОРУ. Особенно детский мозг. Фролов вздохнул и уже очень серьезно добавил:
— Но на самом деле все это построено на лжи. И дело даже не в том, что «Дирол» хорош только для того, чтоб с похмелюги перегар забивать. Будь он даже триста раз полезен, это ничего не меняет. Сам экспорт американских «ценностей» построен на лжи. На ИСКУСТВЕННОМ включении стадного инстинкта.
— При чем тут ложь? — искренне удивился Владислав Петрович.
— При том, что вряд ли кто из артистов, снимающихся в рекламных роликах, жует «Дирол». Разве что на шару. Что им кариес, если у них полон рот имплантантов? А вот на бесплатное они падки, у них даже культурное поведение трансформировалось в совершенно жуткие вещи, когда мужчина в ресторане не платит за женщину, если не собирается уложить ее в этот вечер в постель. Отказаться ведь она не может, на дурняка-то, а согласиться — честь потерять. Вот они своими нормами хорошего тона и отменили это искушение. Да я бы сдох от стыда, если бы позволил своей знакомой самой расплатиться в кабаке! А ведь у юсовцев за это можно в легкую отгрести полгода тюрьмы за сексуальные домогательства! Веришь?
— Знаю. Но у них свои нормы поведения, у нас свои. В чужой монастырь не ходят со своим уставом. — философски пожал плечами Владислав Петрович. Этот заготовленный штамп, почему-то называемый народной мудростью, не столько выражал его мнение, сколько становился щитом от напора Фроловских умозаключений.
— У психов тоже свои нормы поведения! — Саша завелся не на шутку.
— Поэтому остальное общество держит их в клетках.
— Так ты предлагаешь всю Америку обнести колючей проволокой под напряжением? — не оборачиваясь фыркнул следователь. — Чушь собачья.
1 2 3 4 5 6 7 8