«Протекция, своего тянет…» А так у меня будет козырь: работал на нас, принес выгоду… Ну? Обеспечил секретность… Понял? А Изверову его начальство и без тебя уже, наверное, сообщило. Так что лады? Вот и славно. Поехали, подвезу тебя к самому лифту, на старт-площадку.
— А регистрация? — заикнулся племянник, приходя в себя.
— Уже, — ответствовал «крестный дядя», протягивая родственнику развернутый ноут, целиком состоящий из четвертьформатного манускрипт-дисплея. — Прочитай-ка да оставь для порядка автограф. Знакомым (и уж тем более родственникам) обязательно следует верить на слово… заручившись соответствующей распиской. Правильно говорю?
— Вы всегда и все правильно говорите. Поэтому можно я сперва прочитаю?
— Валяй, — великодушно разрешил «влиятельный и тэ дэ». — Я ж понимаю, наслушался, небось… э-э-э… всякого. Когда человек на виду, про него всегда болтают… э-э-э… всякое. Сам выйдешь на высоты — поймешь.
По авторскому замыслу, при последних словах хоть какая-нибудь из внутренностей молодого человека обязана была сладостно екнуть. Но многообещающий намек пропал втуне: племянник его попросту не расслышал, он слишком увлекся рассматриванием ноута. Даже не рассматриванием, а…
— Что-то не так? — раздраженно осведомился дядя.
— Тут больше страницы, а я не знаю, как пролистать. Лепторов нет, а на саунде у вас, небось, голосовая распознавалка…
Менеджер-эталон пренебрежительно фыркнул. И сказал:
— Нету там никаких этих… распознавалок! Мне нечего скрывать — что бы там про меня ни болтали!
— Ага… Некст пейдж, экшн… Действительно, нету распознавалки. А по-русски он тоже брэйнит?
— Он, как ты изволил выразиться, «брейнит» команды на всех известных литературных языках. — Судя по исключительной предупредительности тона, дядино терпение на третьей космической неслось к финалу. — Еще что-нибудь интересует?
— Классное писало! — Племянник вздохнул завистливо, после чего зачем-то подышал на правый свой большой палец, как-то уж чересчур старательно притиснул его к дисплею и не слишком разборчиво буркнул «экшн». Заметив, что влиятельный родственник отслеживает эти манипуляции полубрезгливо-полуподозрительно, молодой человек разъяснил:
— Пальцы замерзли. Курсанты-кураторы (ну, знаете, эти — из старшекурсников) нам с первого дня долбили… — Он вдруг загнусил, повысив голос и обильно сдобрив его этакими сержантскими взрявками: — Персонально для некоторых осуществляю специальный команд-ввод исключительно по-русски. Для долгосрочного исполнения… Этоллно, ноутируйте, смоллеры: последнее хлопство — всобачить изменение зазусманелым фингером ор стереть чо-ничо невошенным. Минитов через десять вааще олл перехренячится на фиг, энд ноуванная фром стандартных функциональных команд хрюк прохелпит: южуалная инсталяшка соушную дерьмоподтирку квиклово исполнять донт спроможная.
Дядя внимательно дослушал все до конца, а дослушав, сказал вдруг:
— Ну-ка, дай сюда!
Вкладывая ноут в требовательно растопыренную дядину пятерню, юный родственник позволил себе недоуменную гримасу, однако эталон менеджерства мимику сию проигнорировал. Он внимательно рассматривал изображение. Насмотревшись, перезагрузил «писало» и опять вызвал на дисплей то же. Отпечаток племянникова большого пальца дисциплинированно светился прозрачной краснотой поверх текста.
— Кажется, все правильно, — произнес наконец дядя вроде бы даже разочарованно. И, перехватив наивно-непонимающий взгляд молодого родственничка, разъяснил: — А то мало ли чему вас там учат в вашем училище. У вас ведь там народ попадается разный. Правильно говорю?
— Не знаю, — племянник скромно потупился. — Наверное. А если я теперь ваш этот… модифицирующий блок потеряю, стоимость из стипендии выплачивать или как?
Образец менеджера скатал ноут в трубочку и небрежно воткнул в какую-то щель на приборной лимузинной панели. И только после этого улыбнулся (на редкость обаятельно — как всегда то есть):
— Стипендии не хватит — разве что ты лет десять собираешься в своей альма-матери мозоли насиживать. Читать нужно было внимательней, раз уж взялся! Ну, ладно, едем уже, а то действительно придется ради твоей персоны выводить лайнер на петлю ожидания.
1
— Слушайте, студиозы, через полчаса мне потребуется минимум тридцать свободных гигов на F4. Так что будьте благолюбезны оперативненько къедренизировать все свои шедевры программирования.
Изверг обвел притихших студиозов ледяным взглядом, однако вознегодовать (по крайней мере, вслух) никто не отважился — все дисциплинированно кушали вязкую мутно-зеленую жижу под кодовым названием «первое номер семь». Только Леночка, придержав ложку у самого рта, осторожно спросила:
— А что значит «къедренизировать», Виктор Борисович?
Изверг ехидно вызмеил губы:
— Это значит стереть, — любезно пояснил он. — К едреной фене. Кушайте, детка, кутайте.
Виктор Борисович Изверов глядел только на Леночку — с этакой нехорошей удавьей пристальностью. Тем не менее никто из практикантов ни на миг не засомневался, что «кушайте, детка» адресовано отнюдь не ей. Кушать, а точнее — скушать и утереться, предлагалось Виталию Белоножко, ответственному старосте тройки практикантов из космотранспортного училища (факультет бортового программирования, трехгодичное обучение, первая курсовая практика).
Несколько мгновений Изверг тянул паузу, явно надеясь, что студиозы все-таки проявят неповиновение или хоть нагрубят заслуженному ветерану космонавтики, то есть ему. Надежды канули втуне — практиканты сосредоточенно расправлялись с обедом.
Правда, Леночка явно хотела бы спросить еще о чем-то (возможно, кто такая Едрена Феня), но Чин-чин пресек эту попытку в зародыше, наступив любознательной сокурснице на ногу. И правильно сделал. За Леночкой нужен был глаз да глаз. Кроме неотразимой мордашки родители-украинцы наградили ее звучной фамилией Халэпа, и благодарное чадо стремилось оправдывать родительский дар на все сто. Единственно, что у Леночки получалось действительно хорошо, это влипать на ровном месте и втравливать в свои неприятности как можно больше народу.
Так и не дождавшись от практикантов чего-либо предосудительного, Изверг разочарованно буркнул: «Благодарю, сыт», — и поднялся из-за стола.
Перед тем как покинуть кают-компанию, убеленный экс-космоволк проворчал, обращаясь главным образом к псевдокожаной стенной обивке:
— Если через полчаса мне не расчистят рабочее поле, я сделаю это сам, — и так прихлопнул за собой люк, что отражения потолочных светильников в содержимом тарелок раздробила мелкая рябь.
— Чего он так на нас взъелся? — Леночка не то всхлипнула, не то отфыркнула от глаз свою умопомрачительным образом завитую челку. — Что мы ему такого?..
— Да ничего, — Чин-чин собрал со стола пустые тарелки и отправился к амбразуре кухонного синтезатора. — Ты, Ленок, поставь себя на его место. Под занавес такой биографии оказаться на блокшиве — чем-то вроде космического бакенщика… И то ведь, считай, из милости только держат, в память былых заслуг: при его годах да болячках простого бы смертного трехдюймовым швом к Земле приварили.
— А что такое «блокшив»? — Леночкин нос зашевелился от любопытства.
— Корабль, который на девяносто процентов выработал полетный ресурс и используется в качестве орбитальной станции, — раздраженно пояснил отличник, староста и во всех отношениях положительный человек Белоножко. — Между прочим, это тебе положено знать.
Вообще-то, Виталию следовало бы понимать, что корить Леночку незнанием азбучных истин — дело намертво безнадежное: Леночка, похоже, считала, что при ее внешности (а вдобавок еще и при папе — директоре училища) быть умной попросту глупо.
— Мало ли чего кому положено! — Огромные карие глаза папенькиной дочки шарахнули по старосте дуплетом ледяного презрения. — Тебе, например, полагалось бы наладить отношения с Извер… — Обладательница благозвучной фамилии воровато оглянулась на зарешеченное дупло микрофона внутренней связи и сбавила тон до шепота: — с Изверовым то есть. А ты только пыхтишь и терпишь. Тоже мне староста — матрац безответный!
— А что я могу?! Спорить — только хуже получится. Думаешь, он сам не знает, что в полчаса свернуть такую программу… — Тут Виталий захлебнулся словами и едва не упал с табурета, поскольку Чин-чин, расставляя на столе заново наполненные тарелки, вдруг заскрипел совершенно изверговским голосом:
— Нештатная ситуация не будет интересоваться, соответствует ли поставленная ею задача вашим возможностям. Космос противопоказан тем, кто не способен выполнить любое указание в любые сроки.
Леночка зааплодировала, Виталий приподнял кулак с оттопыренным большим пальцем. Чин-Чин важно раскланялся и примерился было сесть за стол, но, отчего-то передумав, торопливо направился к выходу.
— Ты куда? — удивленно окликнул его Виталий.
— До термина ультиматума осталось двадцать минут, — Чин-чин уже взялся за ручку люка. — Пойду гляну, что можно успеть сделать с программой.
— Подожди. — Уставленный в Чин-чинову спину изящный носик папиной Халэпы возбужденно подрагивал. — Слушай, а что это у нас девчонки шушукались, вроде бы ты чуть ли не с пятнадцати лет угодил в список самых опасных кримэлементов Земли? И будто к нам в училище тебя то ли Интерпол упек на исправление… то есть на это… перевоспитание… то ли ты сам решил отсидеться чуть ли не под чужой фамилией… Это правда?
Чин-чин не спеша обернулся и значительно, с расстановкой произнес: «Ха-ха-ха». Затем он указал пальцем на стол, подмигнул Леночке и вышел.
Возмущение прекрасной Халэпы не знало границ.
— Ты понял, а? — кинулась она искать сочувствия у Белоножко. — Корчит из себя ну прям не знаю что! Прям тебе круче самых крутых яиц! Тьфу! Слушай, он хоть успеет, а?
— Успеет? Куда успеет? Ах, Чин с программой… Бог мой, да конечно же нет! — рассеянно промямлил Виталий, таращась на тот конец стола, за который раздумал усаживаться предмет обсуждения.
Леночка проследила за оцепенелым взглядом старосты и вдруг издала звук, который на чемпионате по визгу непременно бы побил рекорды пронзительности и продолжительности.
По обшарпанной столешнице неторопливо прогуливался огромный жирный таракан.
* * *
Коридор казался бесконечным. Уже невесть сколько времени эта тесная, плавно изгибающаяся труба стремительными толчками неслась навстречу и мимо, усыпляя однообразием узора темной обивочной псевдокожи, завораживая монотонными всплесками плафонного света…
А где-то там, за украдливым коридорным выгибом, все близилась, близилась покуда еще невидимая цель этого тренированного бесшумного бега — массивная дверь с ало-пламенной надписью: «Главный энергоузел. Вход по спецпропускам с литерой X».
Цель. Ворваться, перебить все, что шевелится, найти и активировать систему самоуничтожения — и назад, пока таймер на пульте десантного катера не успел отсчитать контрольный срок возвращения. Все как всегда. Зачем? Для чего всесильным боссам из Промышленной Лиги понадобилось превратить в белую вспышку аннигиляции именно вот эту дряхлую жестянку, безобидно накручивающую гелиоцентрические витки где-то между орбитой Плутона и основным руслом Стикса?
Зачем? Резидент класса «А» даже сам себе не задает подобных вопросов. Резидент получает приказы, выполняет их, а потом старается выжить.
Шагах в десяти, как раз посредине между двумя плафонами, где сумерки натужно балансировали на самой грани доподлинной темноты, стенная обивка вдруг вспучилась уродливым горбом, напряглась, треснула, обнажая бесформенную тусклую глыбу…
Робот-охранник! Дьявольщина, да сколько же их на этой якобы никчемной жестянке?!
Уже понимая, что не успеть, что заморочили, подловили-таки своего врага неведомые хозяева ржавой космической рухляди, Резидент вздернул кургузый стволик лучовки. Тренированный взгляд безошибочно нащупал единственное уязвимое место электронно-механического цербера — еле заметную впадину у основания фальшголовы… Нет, поздно!
Резидент еще успел заметить диафрагму, распахивающуюся на уродливом бронированном плече, успел разглядеть вспыхнувшую над ней злобную искру лазерного дальномера…
В следующий миг окружающее вымела из глаз ослепительная вспышка, а за ней пришла чернота.
Беспроглядная чернота с как бы налепленной на нее розовой надписью: «Error on drive A».
Студент Чинарёв, известный также как Чинарик или Чин-чин, стащил с лица эластичную вирт-маску и быстро огляделся, щурясь от показавшегося чересчур ярким света. Вокруг сверкала хромом и полированным пластиком рубка (единственный по-настоящему чистый отсек на блокшиве); совсем рядом корячился развесистым деревом каталогов монитор блокшивского чиф-компа, перед каковым компом Чинарёв, собственно, и изволил восседать в состоянии легкой постигровой прострации.
А сбоку, почти касаясь подлокотника пользовательского кресла, стоял отставной космоволк Виктор Борисович Изверг — с неприятной ухмылкой на бескровных губах и с пультиком дистанц-управления в руке.
Чинарёв пристроил маску возле комповского контактора и встал, пытаясь (кстати, не без успеха) изобразить на лице почтительное внимание.
— Н-н-да… — голос дряхлого космонавта прямо-таки сочился лицемерною скорбью (как, к примеру, гадючьи зубы ядом). — Я, значит, на целый час сверх оговоренного срока отложил важнейшую работу, пошел господам студиозам навстречу… А господин студиоз вместо спасения результатов двадцатидневной работы своей группы развлекается недозволенными играми… То есть не играми даже, а… Нечего сказать, похвально!
Чинарев еще раз покосился на дистанционник, который волк Виктор Борисович держал на манер древнего дуэльного пистолета. Покосился и спросил:
— Вы просто отключили меня от Сети или…
— Не «или», а «и». Вашу остроумную программку для лазания по секретным учебным файлам Лиги я при отключении стер. Прошу учесть на будущее:
1 2 3 4 5