Третий охранник шагал позади, а отставая от него на три шага — еще трое. Гэри представлялось, что его охраняют чересчур старательно, учитывая, что он и так находится в стенах супернадежного, с точки зрения охраны и сигнализации, заведения.
— Первоначально предполагалось, что продолжительность судебного разбирательства составит менее недели, — сообщил Бун. — Однако имперская служба надзора над юридическими процедурами пересмотрела структуру заседаний и увеличила продолжительность судебного разбирательства до трех недель.
— Откуда это вам известно?
— Я прочитал указ Комитета Глобальной Безопасности.
— Это что еще за новость? — удивленно посмотрел на Буна Гэри.
— Фарад Синтер заполучил новый комитет, финансируемый из личного бюджета Императора. Линь Чен всеми силами пытается отбиться от участия этого комитета в процессе — ссылается на большие противоречия, — однако пока все складывается так, что с какого-то момента вас будет допрашивать сам Фарад Синтер, собственной персоной.
— О-о… — протянул Гэри. — Надеюсь, у меня будет возможность вставить словечко в промежутке между выступлениями этих двоих тяжеловесов.
— Вы — звезда, знаменитость, выдающийся ученый, — заметил Бун. — Кроме того, согласно просьбе Комитета Глобальной Безопасности, судить вас будут одновременно с Гаалем Дорником. Все остальные ваши сотрудники будут отпущены на свободу.
— О, — снова произнес Гэри — довольно холодно, впрочем, хотя на самом деле эта новость удивила его гораздо сильнее.
— Гаалю Дорнику предъявлены незначительные, формальные обвинения, — задумчиво проговорил Бун. — Но он — мелкая рыбешка. И почему только они выбрали именно его, ума не приложу.
— И я понятия не имею, — признался Гэри. — Полагаю, потому, что он был последним из прибывших для работы в Проекте. Быть может, комитетчики рассчитывают на то, что он проявит наибольшую верноподданность и будет наиболее словоохотлив.
Они подошли к лифту. Через четыре минуты, спустившись за это время на километр вглубь, к Палате Правосудия, расположенной в здании Имперского Суда, Гэри, Бун и сопровождавшие их охранники подошли к высоким, отделанным вычурным бронзовым литьем дверям Зала судебных заседаний под номером семь первого округа Имперского сектора, где в последние восемнадцать лет проводились слушания всех дел, находившихся в юрисдикции Комитета Общественного Спасения.
Когда подсудимый, его адвокат и эскорт приблизились к дверям, их створки распахнулись настежь. Красивые, резные деревянные скамьи и обитые бархатом ложи аристократов, тянувшиеся вдоль театрально наклонных проходов, были пусты. Охранники с подчеркнутой учтивостью указали Селдону и Буну, что следовать им нужно по широкому центральному проходу, устланному сине-красной ковровой дорожкой, а затем — в небольшую боковую кабинку. Гэри и Бун вошли туда, и дверца за ними закрылась.
На скамье подсудимых уже сидел Гааль Дорник.
Гэри сел рядом с ним.
— Это… величайшая… честь для меня, — дрогнувшим голосом произнес Гааль.
Гэри ободряюще похлопал его по руке.
Через дверь, расположенную напротив кабинки со скамьей подсудимых, вошли четверо председательствующих судей из Комитета Общественного Спасения и расселись за длинным столом-кафедрой на возвышении. Следом за ними вошел Линь Чен и сел посередине.
Затем вошла судебная протоколистка, присутствие которой на заседании было древней формальностью, не более чем красивым ритуалом, — невысокого роста гибкая женщина с маленькими голубыми глазками и коротко стриженными рыжими волосами. Она стремительной походкой подошла к столу обвинения, просмотрела лежащие на нем документы, при чтении одного из них скорбно покачала головой, при просмотре других торжественно покивала, после чего обратилась к пятерым комитетчикам:
— Я со всей ответственностью заявляю, что обвинительные документы составлены по всем правилам и со всей точностью внесены в перечень обвинений Имперской Палаты Правосудия административной столичной планеты Трентор в году двенадцать тысяч шестьдесят седьмом от основания Империи. Знайте же все, кого это касается, что за ходом настоящего суда следят очи последующих поколений и что все, что здесь будет сказано, будет точнейшим образом записано, а через тысячи лет представлено для изучения общественности, как требует того древний кодекс, которого должны придерживаться все Имперские Суды, руководствующиеся любой конституцией и любым уложением законов. Hey nas nam niquas per sen liquin.
Никто не знал, что означает последняя фраза. Произнесена она была на древнем языке, использовавшемся аристократами, которые двенадцать тысяч лет назад создали некий Совет По. Больше об этом самом Совете По ровным счетом ничего известно не было, кроме того, что он принял конституцию, давно забытую с тех незапамятных времен.
Гэри наморщил нос и перевел взгляд на комитетчиков.
Линь Чен слегка наклонился вперед, тем самым показав, что внимательно выслушал протоколистку, и откинулся на высокую спинку стула. Ни на Гэри, ни на кого-либо еще из присутствовавших в зале суда он не смотрел.
Его царственная осанка, на взгляд Гэри, сделала бы честь манекену в витрине магазина готового платья.
— Да начнутся же слушания по данному делу, — произнес Председатель Комитета Общественного Спасения ровным, спокойным, отточено мелодичным голосом, аристократически акцентируя шипящие звуки.
Гэри еле слышно вздохнул.
Глава 55
Еще ни разу в жизни Клие не доводилось испытывать такой жуткий страх. Она стояла в заброшенном, пыльном длинном зале и прислушивалась к приглушенному бормотанию, доносившемуся из дальнего конца. Бранн стоял в трех шагах от Клии, обреченно понурив плечи, словно и он тоже ожидал, что на его голову, того и гляди, упадет карающее лезвие топора.
Наконец от группы, стоявшей у противоположной стены, отделился Каллусин и подошел к Клие и Бранну.
— Пойдемте, сейчас вы встретитесь с вашим покровителем, — сказал он. Клия замотала головой и уставилась на группу незнакомцев широко открытыми глазами.
— Они не кусаются, — едва заметно усмехнувшись, заверил девушку Каллусин. — Они — роботы.
— Вы — тоже, — заметила Клия. — Но как же… как же вы можете быть настолько похожи на человека? Как вы можете улыбаться?
Она бросала в Каллусина вопросами, словно обвинениями.
— Меня изготовили похожим на человека, снабдили соответствующей мимикой, — ответил Каллусин. — В те времена существовали настоящие художники своего дела. Но существует один, который в большей степени, нежели я, является произведением искусства, и еще один, который старше нас обоих.
— Плассикс, — поежившись, проговорила Клия.
Бранн боком придвинулся к девушке и заслонил ее собой от Каллусина. Клия вопросительно посмотрела на своего могучего защитника и мысленно задала ему вопрос: «Они все роботы? Неужели все на Тренторе — роботы, кроме меня? Или… или я тоже робот?»
— Нам нужно свыкнуться со всем этим, — сказал Бранн Каллусину. — Ничего хорошего не выйдет, если вы станете принуждать нас.
— Не волнуйтесь, принуждать мы вас не станем, — покачал головой Каллусин. Улыбаться он перестал, лицо его приняло бесстрастное выражение — не угрожающее, но и не добродушное. Он обратился к Клие:
— Очень важно, чтобы ты все правильно поняла. Ты можешь помочь нам предотвратить глобальную катастрофу — катастрофу, которая угрожает всему человечеству.
— Роботы когда-то были слугами людей, — сказала Клия. — Как тиктаки до моего рождения.
— Верно, — подтвердил Каллусин.
— Как же они могут теперь всем заправлять? Почему? — прищурившись, спросила девушка.
— Потому, что люди отвергли нас, давным-давно, но еще раньше между нами возникло очень неприятное противоречие.
— Между кем? — поинтересовался Бранн. — Между роботами? Противоречие между роботами? Чтобы роботы перессорились? Странно как-то…
— Плассикс все объяснит. Лучше Плассикса этого вам не объяснит никто. Он в то время уже функционировал.
— Он… что, совершил какой-то страшный проступок? — еле слышно проговорила Клия. — Он — «Вечный», да?
— Пусть он сам все объяснит, — терпеливо произнес Каллусин и тактично подтолкнул Клию вперед.
Клия увидела человека, которого они с Бранном спасали на Агоры-Вендорс. Он оглянулся через плечо и улыбнулся ей. Вид у него был вполне дружелюбный, но лицо настолько непривлекательное, что Клия удивилась: и как это кому-то пришло в голову придать роботу такую несимпатичную внешность?
«Нарочно. Это было сделано нарочно. Чтобы обмануть нас. Чтобы он мог разгуливать среди нас незамеченным».
Клия снова поежилась и обхватила талию руками. Эту комнату искала женщина, сидевшая в аэромобиле, — этот склад, эту комнату и роботов, что находились здесь.
Они с Бранном были тут единственными людьми.
— Ладно, — сказала она и собралась с силами. Ведь пока они, похоже, не собирались ее убивать. И не угрожали ничем, чтобы заставить ее сделать то, чего они от нее хотели. Пока — не угрожали. И вообще роботы вели себя куда более обходительно и терпеливо, чем большинство знакомых Клие людей. Она посмотрела на Бранна.
— А ты — человек? — спросила она.
— Ты отлично знаешь, что это так, — ответил он.
— Тогда давай сделаем, как они просят. Давай послушаем, что нам собираются сказать эти машины.
Только теперь Клия поняла, почему Плассикс не появлялся перед ней в своем истинном обличье. Он здесь был единственным роботом, который был похож на робота, и выглядел довольно-таки забавно: весь стальной, отливавший бархатно-серебристым блеском, с горящими зелеными глазами. Конечности у Плассикса были тонкие и изящные, суставы их были очерчены едва различимыми линиями и могли беспрепятственно сгибаться в любом направлении — легко и непринужденно.
— Ты красивый, — ворчливо отметила Клия, остановившись в трех метрах от Плассикса.
— Благодарю тебя, госпожа, — учтиво поклонился Плассикс.
— Сколько тебе лет?
— Мне двадцать тысяч лет, — послушно ответил Плассикс.
У Клии сердце ушло в пятки. Так ведь… Это получается, что он старше самой Империи! Не найдя слов для выражения своего изумления, Клия просто промолчала.
— А вот теперь они нас точно прикончат, — пробормотал Бранн, изобразив нечто наподобие отважной усмешки. От его слов у Клии противно засосало под ложечкой и задрожали колени.
— Мы не убьем вас, — заверил людей Плассикс. — Нам не позволено убивать людей. Мы просто не смеем этого делать. Существуют некоторые роботы, которые верят в то, что можно убивать людей — наших былых создателей и господ, — что это позволительно в целях некоего высочайшего блага. Мы не из таких. Из-за этого мы ущербны, но такова наша природа.
— Я не настолько связан ограничениями, — вступил в разговор Лодовик. — Но и у меня нет никакого желания нарушать любой из Трех Законов.
Клия невесело посмотрела на Лодовика.
— Вы мне голову этой вашей ерундой не забивайте. Я в этом ничего не понимаю.
— Как почти все люди, живущие в настоящее время, вы невежественны в истории, — сказал Плассикс. — Большинству людей нет до нее никакого дела. А все — из-за лихорадки.
— У меня была лихорадка, — буркнула Клия. — Я чуть не умерла из-за нее.
— Я тоже, — заметил Бранн.
— Как почти все высшие менталики, внушатели, которых мы собрали здесь и о которых мы заботимся, — сказал Плассикс. — Как и вы, они перенесли это заболевание в самой тяжелой форме. Весьма вероятно, многие потенциальные менталики во время болезни умерли. Детская лихорадка была создана людьми в те времена, когда меня сконструировали, в целях обезвреживания противника — других человеческих сообществ, с которыми они находились в противостоянии. Как и многие другие виды биологического оружия, это тоже вызвало эффект бумеранга. Началась подлинная эпидемия, и — кто знает, случайно, а может быть, и нет — несколько тысяч лет в Империи почти не наблюдалось опасного брожения умов. Заболевают лихорадкой почти поголовно все дети, но только около четверти из них — те, что обладают ментальным потенциалом выше определенного уровня, — переносят лихорадку в крайне тяжелой форме. При этом любознательность и интеллектуальные способности притупляются до такой степени, чтобы было заторможено социальное развитие. Большинство перенесших заболевание впоследствии не ощущают никакой потери умственных способностей — вероятно, в связи с тем, что интеллектуальные способности у них изначально были средние и никаких вспышек гениальности не отмечалось.
— Но я все равно не понимаю, с какой стати кому-то понадобилось, чтобы мы болели, — сказала Клия, упрямо нахмурившись.
— Намерение состояло не в том, чтобы добиться повальной заболеваемости, — пояснил Плассикс, — а в том, чтобы препятствовать развитию и процветанию определенных цивилизаций.
— Моя любознательность, похоже, ни капельки не пострадала, — заметил Бранн. — И сообразительность тоже.
— И моя тоже, — подхватила Клия. — Я не чувствую себя законченной тупицей, хотя переболела жутко тяжело.
— Отрадно слышать, — отозвался Плассикс и добавил настолько дипломатично, насколько мог:
— Но нет возможности определить, каковы могли быть ваши интеллектуальные способности, не переболей вы в свое время лихорадкой. Очевидно другое: тяжелейший удар, нанесенный вам заболеванием, усилил ваши способности иного порядка.
Затем древний робот предложил людям пройти в соседнюю комнату. Эта комната была снабжена окном с односторонней видимостью, из которого открывался вид на складской район. Клия и Бранн смотрели на набухшие выпуклости куполовидных крыш, сменявшиеся многоэтажными жилищами горожан, обитавших по соседству со складами. Внутреннее покрытие купола в этой части муниципалитета пребывало в особенно плачевном состоянии — оно зияло многочисленными вышедшими из строя световыми фрагментами. Одни участки попросту чернели, другие беспомощно мигали.
Клия села на пыльную кушетку и похлопала ладонью по сиденью рядом с собой, предлагая Бранну сесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60