– Сарновский пока в куче? – беспокойно спросила Мария.
– Третьим идет, – "ответила я. – Я не понимаю, как он хочет сделать, чтобы проиграть? Держится в куче, даже вырваться оттуда не может…
– На прямую выходит Иркутск, – сказал рупор. – Вторая Андина…
Больше я не услышала, хотя сидела прямо под рупором. Вальдемар вскочил с места.
– Давай, Болек! – заревел он дико.
– Дерьмо Болек!! – заглушил его кто-то за моей спиной. – Давай, Ясек!!!
– Сарновский! – крикнула Мария. – Посмотри! Идет!
Андина опередила Иркутска, они шли почти вместе, из кучи стала вылезать Космитка, Сарновский ехал гениально. Он высунулся вперед, оставалось еще две трети прямой, а у него уже было преимущество, он пер как танк, к тому же не только не погонял, а даже судорожно сдерживал лошадь. Космитка шла сама по себе, как ее мать и бабка. Я восхитилась, хотя она ломала мне все ставки. Андина оставила Иркутска сзади, подошла к Космитке, но видно было, что дело безнадежное. Космитка, которую изо всех сил сдерживали, финишировала на три корпуса впереди, за ней Андина…
– Я, кажется, выиграла, – задумчиво сказала Моника Гонсовская за моей спиной. Я кивнула.
– Ну да. В отличие от меня. Ты заканчивала Сарновским? – обратилась я к Марии.
– В складчину с Метей. Но я же не хотела на него ставить! Сарновский пришел фаворитом, ничего не понимаю! Погоди, я, часом, не потеряла ли?..
– Есть! – объявил Юрек. – Вот черт! Андина у меня тоже была…
– Андина и у меня была…
– И вот вам ваш Болек, – упрекал Вальдемара пан Собеслав. – Которым это он пришел, третьим?
– А вот вам ваш Теренций! – рассердился Вальдемар. – Болек хоть третий, а эта ваша семерка – последняя!
– Как ты думаешь, дадут миллиона два? – спросил Юрек, живо заинтересованный.
– Две первые лошади – страшные фуксы, дадут и три. А тут, ты сам слышал, на двух лошадей ставили. Вроде как Бялас обещал быть первым.
– И на Болека ставили, понятия не имею, почему я его выбросил. Может, трех миллионов и не дадут, но какие-нибудь два с половиной-то уж точно…
Я записала результаты и вспомнила про Монику Гонсовскую. Триплет и квинту черти взяли, последовательности с Сарновским я не ставила, поэтому шансы выиграть могли у меня появиться только в четвертом заезде. В обморок я, разумеется, не упала, потому что заранее была готова к неудачам. Уже много лет я клялась и божилась самой себе, что третий заезд буду ставить только «стенкой». И столько же лет я клятву не сдерживала. Привычность собственного поведения даже успокоила мои чувства.
За триплет дали два миллиона восемьсот с мелочью, Юрек обрадовался. Последовательность вышла средненькая, десять тысяч двести Моника Гонсовская оказалась с неплохим выигрышем, Мария с Метей тоже.
– Метя от этого триплета окончательно выздоровеет, – предсказала я уверенно. – Вы как, дальше продолжаете?
– Самой странно, но продолжаем! Вроде у нас квинта на мази. Боюсь, что после Сарновского выигрыш страшно снизится.
– Особенно если Куявский приедет. А мне кажется, что он дважды выиграет. А если бы Сарновский сейчас не поехал?..
– Эх, если бы Сарновский не поехал, я бы выиграла. В могилу меня эта сволочь уложит, если б я знала, что он думает, я бы выигрывала раз за разом!
И тут до меня дошло, что здесь творится нечто особенное. Копенгагенских лошадей я не знала уже много лет, в Канаде на бегах была три раза в жизни. И там среди семнадцати коней, за которых платили только в одном сочетании, я умела выбрать даже квадриплет! Год назад я угадала шесть-пять-восемь за паршивые пять крон, вытащила Алицию в турпоездку в Париж, где в августе можно было копыта отбросить от жары; в Канаде угадала последовательность на четыреста долларов, а тут, глядя на этих лошадей три раза в неделю, при том, что платят за трех коней, в какой бы последовательности они ни пришли, я не в состоянии угадать, кто выиграет! Да что же это, черт побери, делается?!..
«Недолго думала старушка»… Без особого труда я сообразила, что карьера лошади на этих хреновых бегах зависит только от отношений и сговоров между людьми. Ну да, я выиграю, если мне удастся угадать, что эти люди выдумали. Что там скомбинируют Глебовский, Бялас, Вишняк, Ровкович, Капуляс, Войцеховский, мастер ставить сам на себя, Скорек, вечно в оппозиции к собственному тренеру, Вонгровская и весь синклит! Если я угадаю, что они напридумывали, то выиграю, если нет – то фиг. А это, кажется, намного труднее, чем оценка всех лошадей на свете, вместе взятых…
Ну да, ломжинская мафия и этот… Василь…
Я договорилась с пани Зосей, что Завейчика для Моники Гонсовской вызовут. Моника, однако, вела себя так, словно этот Завейчик перестал ее интересовать, два выигранных заезда явно ее отвлекли. Она вернулась из паддока и сказала мне, что две лошади производят незабываемое впечатление, Этернит и Жаба. Она поставит на них, никто не имеет права их обогнать.
– Теоретически, – охладила я ее пыл, – да, конечно, обе от коней дерби-класса, должны бы выигрывать раз за разом, но Батька, пардон, Убий-батько, не умеет ездить на арабских лошадях, а ученик Мязга тем более. Разве что лошади сами по себе придут.
– Придут! – решительно заверила меня Моника. – Если у меня есть хоть капелька представления о лошадях, они не могут не выиграть. Не знаю, которая, они более-менее одинаковы.
Этернит был фаворитом, на Жабу ставили мало, видимо, из-за ученика Мязги, который снижал ее ценность. Я поставила на всякий случай и на них, в триплете у меня их не было, я начинала Куявским. Рупор прогремел воззвание к пану Завейчику, которого просят зайти в секретариат. Старший комиссар Ярковский поймал меня под лестницей.
– Это что такое? – спросил он, мотнув головой в сторону иерихонской трубы.
– Гонсовская, та девушка, которая хочет его найти, я же вам говорила, – объяснила я. – Я ей сама посоветовала, чтобы она искала по радио, потому что он может быть всюду.
– А что она про него знает?
– Да почитай, что ничего. Это все ее тетка. Как я поняла, это теткин бывший воздыхатель, а ныне друг жизни. Мне что, надо познакомиться с теткой?
– Нет, упаси вас Бог. Мы уж как-нибудь своими силами справимся…
Я хотела было спросить, разговаривали ли они с этим Завейчиком вообще, но тут к Ярковскому обратился кто-то незнакомый, – а я увидела, как лысый с кудряшками направляется к кассе по двести тысяч. Меня вдруг страшно заинтересовало, на что он поставит, я бросила Ярковского и помчалась за Фигатом. Он поставил на то же самое, что и Моника Гонсовская. Три-четыре, Этернит с Жабой.
– Вы когда возвращаетесь в свой Лонцк? – спросила я наверху у Моники.
– Да я все время там. Только в ноябре перееду в Варшаву. Я вчера приехала, потому что тетка звонила, она страшно разволновалась из-за этого Завейчика и потребовала, чтобы я ей помогла, но завтра я возвращаюсь. Разве что она упрется, чтобы я осталась… Я собираюсь возвращаться, скажем так, но начинаю сомневаться, что это у меня получится.
– Может, найдется этот Завейчик…
– Метя заканчивает двумя лошадьми, тройкой и четверкой, – сообщила мне Мария. – Дай-ка мне эту железяку для бутылок. Этернит фаворит, а лучше бы Жаба. Болека могу пропустить.
– Гарцовник, господа, Гарцовник! – возвестил пан Здись. – Тут выигрывает Гарцовник! Будет два-шесть!
– И ухо от селедки! – рассердилась я. – И от жилетки рукава! Соецкий, как же'..
– А Этернит что? – ехидно поинтересовался Вальдемар. – Ногу сломает?
– Шестерка, почитай, уже висит! – твердо изрек пан Эдя.
Моника Гонсовская наклонилась ко мне.
– А почему они говорят «висит»? Я все слышу и слышу – «висит». Простите, вы не могли бы мне объяснить?
– Это на табло. То есть на такой там штуковине около судейской вышки вывешивают результаты, номера лошадей, которые выиграли. То есть не вывешивают, а всовывают в такие рамочки, но называют это «висит, кто выиграл». А в разговоре остается только одно «висит».
– А" понимаю…
– Для араба вес не имеет значения! – упрямился пан Здись. – Даже если и так…
– На короткую дистанцию! – не выдержал Юрек. – Это же тысяча восемьсот!
– Ну вот именно! Гарцовник! Пятьдесят пять кило!
– Лысый с кудряшками поставил то же самое, что Метя, – сообщила я Марии. – Я случайно подсмотрела, за двести три-четыре. Этернит с Жабой. Что-то мне кажется…
– Мне уже все везде кажется, – перебила меня Мария, просматривая свои триплеты. – Ты можешь посмотреть" что я тут натворила? Погоди, у меня тут проходит Болек… Но два я начинаю Жабой и один Этернитом. Болеком – ни одного!
Я заглянула в ее программку.
– Снова не поставила то, что записывала?!
– Да не успела я протолкаться! Диктовала по одной лошади и опять напутала! А квинта показалась мне дорогой, и я ее урезала, Боже мой…
Из квинты, которую она заранее себе выписала, три лошади уже пришли первыми, а теперь она записала Жабу, Этернита и Куявского на Фикусе. Шанс выигрыша был огромный, а квинта вся состояла из фуксов.
– Чего у тебя нет?
– Как это чего? Сарновского я выкинула! Слишком дорого показалось!
– Ну да. Скупой платит дважды…
– И что тут делать с таким ботинком, теперь-то уж и сапожников нет…
– ., русские продают у Дворца культуры. Это для пищеварения, а это от насморка. За гроши купить можно!..
– Дешево вам это самоубийство обойдется…
– Ну что они там копаются, на десять минут уже опаздывают!
– Бухгалтерия не успевает…
Флажок махнул, арабы послушно вошли в стартовые машины, рванули почти одновременно. Пан Здись бушевал насчет Гарцовника до половины прямой, я начала уже зубами скрипеть, потому что чертов Гарцовник свободно лидировал, оторвавшись на пару корпусов. На половине заезда ситуация резко переменилась.
– Выходит Этернит, затем финиширует Жаба с Албанцем, – говорил рупор. – Этернит, Албанец, Жаба, Этернит, Жаба…
– Давай, Жаба! – завопили одновременно Юрек и Мария.
– Вон этого Албанца, куда лезешь, кретин! – бормотала я себе под нос.
– Есть! – вопил какой-то тип за спиной Вальдемара. – Два-пять!!! Давай, два-пять!!!
– Милостивый государь, какие два-пять, три-четыре вдут! – взбесился Вальдемар, резко повернувшись к нему. – Что вы мне в ухо ревете всякую чушь!
– Ну да, три-пять идут!..
– Ослепли они все, что ли? – рявкнул горестно пан Эдя.
– Есть! – крикнул Юрек. – На тройку не ставили!
– Албанец третий! – упрямо сказал пан Здись. – Вот, пожалуйста, совсем близко!
– Близко, близко, – согласился полковник. – Корпусов восемь будет…
– Мы с Метей закончили! – с облегчением вздохнула Мария.
Моника Гонсовская снова выиграла. Очередной мой триплет черти взяли, но последовательность у меня была. Туманные ощущения в сердце стали постепенно превращаться в четкие соображения. Я перевернула страничку в программке и посмотрела на пятый заезд.
Несомненно, на самой лучшей лошади ехал Вишняк. Он уже пару раз лошадей придержал, ему удалось прийти третьим и четвертым, что было большим искусством. Теперь у него был конкурент в виде Куявского на Горгоне, но я могла ручаться, что Сигнал лучше Горгоны. Придет на нем Вишняк или нет? Он, конечно, должен быть фаворитом, невзирая на предыдущие, худшие заезды. С ним в компании будут еще двое, эта Горгона с Болеком и Томбола Капуляса. Немного усилий – и Вишняк снова придержит Сигнала за ними, спрашивается, пойдет ли он на эти усилия."
– Если сейчас выиграет Вишняк, то я начну размышлять, – сказала я Марии. – Что у вас там с Метей?
– Как раз Вишняк и, стыдно признаться и выговорить, Погремушка.
– Что?!
– Погремушка. Это Метя. Уперся – и все.
– Он спятил?
– Не знаю. Наверное. Может, сотрясение мозга повлияло. Сигнал и Погремушка. Я согласилась, чтобы он отцепился, не хотела так ставить, но забыла и поставила то же самое. Ну, ничего не попишешь.
Я замолчала. Рупор хрипел результаты заезда. Я все молчала, а смутные подозрения становились все четче. Погремушка… Идиотизм, она же никогда не была ближе пятого места, но у нее такая замечательная родословная, что должна рассердиться и побежать вместо лошади. Может, именно сейчас и наступил такой момент… Конь Глебовского. Глебовский просто так первым не приходит, он должен делать себе тройную победу, ну, двойную… Я посмотрела на программку. Ну да, в седьмом заезде тоже есть его лошадь. Погремушка и седьмой заезд?..
– Идите-ка смотреть на паддок и оцените лошадей! – приказала я Монике Гонсовской. – Меня очень интересует ваше мнение, потому что творится нечто странное.
– С удовольствием. Я все время выигрываю. Это и в самом деле так просто? Я думала, что здесь полагается в основном проигрывать?
– По-разному бывает. Ничего не стану вам подсказывать, но в зависимости от того, что тут придет первым, я могу кое о чем догадаться. Скажу вам после заезда.
За триплет с Жабой, несмотря на битого фаворита в середке, дали почти восемьсот тысяч. Последовательность – двадцать семь. Капиталовложения ко мне уже вернулись, на триплетах я могла до самого конца поставить крест, но последовательности давали мне шанс. Сигнал и Погремушка, а что, мысль…
Завейчик не появлялся, невзирая на то, что его вызывали трижды. Моника Гонсовская почти забыла о его существовании, пошла смотреть коней в паддоке. Сигнала она выбрала без колебаний, после чего добавила к нему трех кобыл, Томболу, Горгону и Погремушку. Она посмотрела в программку и удивилась.
– Не понимаю. Почему эта Погремушка так плохо бегала? Пятая, шестая, лотом опять пятая… Это же прекрасная кобыла! Вы посмотрите на ее зад, на бабки…
– Ничего, ничего, посмотрим, что придет, – быстро сказала я. – После заезда…
Я новаторски поставила на Сигнала с Погремушкой и помчалась искать Ярковского. Нашла я его в проходе к конторам, он подслушивал каких-то двух типов. У меня не хватило терпения ждать, пока он закончит работу.
– У меня есть к вам предложение, – сказала я быстро. – Этот лысый с кудряшками, Фигат его фамилия, поставил три-четыре за Двести тысяч. Пойдите, что ли, посмотрите, кто поставит в этом заезде четыре-шесть. Сигнал с Погремушкой. Особенно на Погремушку. Что-то мне кажется, что произошла радикальная перемена и о ней знают только те, кто глубже остальных посвящен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35