Он поверил!
Склонившись над картой Греции, я лихорадочно попыталась найти на ней что-нибудь правдоподобное.
– Здесь, – сказала я, показывая пальцем точку в горах. – Покойник назвал цифры и условные обозначения, которые я потом нашла на карте шефа.
– И ты не обозначила это место на карте для себя?
– Нет, это невозможно. Нужно знать расстояние в метрах. Те самые цифры.
– Какие? Что он говорил?
Я закрыла глаза, спешно пытаясь восстановить в памяти те цифры, какими были обозначены линии на карте в Родопах. Если я ошибусь, они сразу поймут, что я говорю неправду. Какое все-таки счастье, что у меня такая хорошая зрительная память!
– Все сложено… – медленно начала я. И в этот момент мне представилось, что я опять оказалась в темном промозглом подземелье, так что следующие слова я чуть не заорала изо всех сил, подняв голову к потолку, – …сто одиннадцать от двадцати девяти и тысяча тридцать два от «А», как Альберт. Опущено на глубину пятнадцать метров…
Я открыла глаза и добавила:
– Вот почему я считаю, что это спрятано в расщелине или пещере. Расстояние надо отсчитывать от определенного меридиана и определенной параллели. Здесь их нет, карта шефа более подробная.
– Сто одиннадцать чего?
– Откуда я знаю? Может, метров, а может, футов, а может, каких-то других единиц, понятия не имею. Наверное, они между собой договорились об этом. Думаю, что без карты шефа никто не сможет найти это место. Параллели и меридианы, как правило, на местности не прочерчены. На его карте они были привязаны к точкам на местности.
Он записал цифры, которые я сообщила, изо всех сил стараясь скрыть охватившее его волнение. Я наблюдала за ним со сжавшимся сердцем. Неужели это все из-за Мадлен? Да нет, он вообще не способен на такие сильные чувства. Так в чем же дело? Он был похож на человека, который долго пробыл в неволе и перед которым неожиданно раскрылись двери на свободу. И вдруг пришло прозрение.
– Я думаю, – устало сказала я, – что теперь ты можешь уже уйти от меня. Ты достиг своей цели, больше тебя ничто не удерживает.
– Ты хочешь этого? – спокойно спросил он.
– Хочу. Больше всего на свете не люблю недоговоренности. Ты это прекрасно знаешь. Я была бы рада, если бы ты завтра начал собираться.
– Если тебе так этого хочется, я потороплюсь, – обиженно заявил он. – Я могу забрать все свои вещи?
– А на кой черт мне твои вещи?
– Как знаешь. Я думал, что нас еще что-то связывает…
– Связывало. Шифр покойника. Ты его получил. Беги, используй.
– Хорошо, я сделаю, как ты хочешь. Завтра уйду.
Он очень хотел изобразить смертельную обиду, но у него не получилось. Сохранять на лице непроницаемое, каменное выражение – это он умел, но ему не удалось погасить блеск глаз…
Первый раз за много дней я отправилась спать спокойно, зная, что по крайней мере в эту ночь мне ничто не угрожает.
Когда телефонный звонок разбудил меня, было уже позднее утро.
– С вами будет говорить полковник Едлина, – сказал приятный женский голос. В телефоне что-то трещало, слышались какие-то помехи. Потом раздался голос полковника:
– Алло, вы меня слышите? Не могли бы вы через час приехать на кладбище в Пальмирах? Вы знаете, где это?
– Знаю, конечно, – сказала я немного озадаченная. – А что случилось?
– Мы завершаем нашу операцию, вы увидите, чем она закончится. А кроме того, вы нужны, чтобы опознать одного человека. Итак, через час в Пальмирах. До встречи!
Положив телефонную трубку, я какое-то время обдумывала услышанное. Почему полковник не назвал пароль? Такое явное пренебрежение к моим тревогам и опасениям обидело меня. Ведь сам же согласился, что для меня последние месяцы не были усыпаны розами. Я хотела туда же позвонить ему и высказать свои претензии, но у меня не было под рукой его телефона, а разыскивать через Главное управление милиции не хотелось. Да и времени не было, если я собиралась через час быть в Пальмирах. Но почему именно в Пальмирах?
Через полчаса я уже ехала. Предстояло пробиться на север через весь город. Хоть я и успела выпить чаю, но еще не совсем проснулась, что, по всей вероятности, и спасло мне жизнь.
Сразу же за Ломянками на почти пустом шоссе передо мной появился какой-то человек и взмахнул милицейским жезлом. Если бы это был просто пассажир, который просил подвезти, я наверняка бы не остановилась, так как спешила. Милицейский жезл – другое дело. Я остановила машину и подкатила к нему задним ходом.
– Я ожидаю вас по распоряжению полковника Едлины, – сказал он. – Мне поручено показать вам дорогу. Разрешите?
– Пожалуйста. А пароль он вам сообщил?
– Пароль? Нет, никакого пароля не назвал.
– Как бы мне не пришлось на него рассердиться, – пробурчала я и резко взяла с места.
До дороги, сворачивающей к Пальмирам, было недалеко. И даже настолько недалеко, сколько совсем близко, так что я, находясь еще в полусонном состоянии, с ходу проскочила ее. Когда же у меня перед глазами мелькнул указатель, я так резко затормозила, что мой спутник, который полез в карман за сигаретами, вынужден был обеими руками упереться в приборную доску. При этом у него что-то упало.
– Ох, простите, – сконфуженно извинилась я. – Мы проскочили поворот, и я не успела предупредить вас, что торможу.
Пришлось развернуться, и тут мой мотор вдруг чихнул. Раз чихнул, два чихнул, а потом тихонько забулькал и замолк. По инерции я съехала на обочину и остановилась как раз перед указателем поворота на Пальмиры.
– Что случилось? – встревожился мой спутник.
– Не знаю, – раздраженно ответила я. – То есть знаю, я просто забыла заправиться.
– С ума сошла! – рявкнул он с такой совершенно неожиданной злостью, что я была поражена. В конце концов, в спешке люди забывают и о более важных вещах, не только о каком-то там бензине. Я уже собиралась сказать, что у меня есть с собой канистра бензина, которую я, хорошо зная себя, всегда вожу с собой, как вдруг почувствовала какой-то подозрительный запах. Едва уловимый знакомый запах, который всегда ассоциировался у меня с больницей.
Я замерла. Мягкая рукавица датского полицейского… У этого типа что-то только что упало… Полковник назвал пароль…
Не раздумывая, я открыла дверцу и вышла из машины. Он тоже вышел и тупо уставился на меня, не зная, что предпринять.
– Мне кажется, раз мы так торопимся, имеет смысл вам отправиться к полковнику пешком, – посоветовала я. – А я подожду здесь на дороге. Может, кто-нибудь даст мне немного бензина, и я догоню вас. Поспешите же!
– Пожалуй, вы правы, – согласился он со мной, как мне показалось, с облегчением и чуть ли не рысью бросился в сторону Пальмир.
Я закурила и, глядя ему вслед, медленно приходила в себя. Их темпы меня ошеломили: так быстро, так сразу? Поставив себя на их место, представила, как бы они действовали. Все очень просто. В это время года и дня в Пальмирском лесу всегда пустынно. Они одурманили бы меня той пакостью, вонь которой еще чувствуется в машине, стукнули бы чем-нибудь в левый висок, инсценировали несчастный случай – ну, вроде автомашина врезалась в придорожное дерево, – потом продырявили бы переднюю левую покрышку, а поблизости оставили бы следы колес какой-нибудь машины – и катастрофа готова. Или можно врезаться в дерево той стороной, где бак, и поджечь машину. Тоже неплохо.
Очень живо представив себе все это, я пришла в соответствующее настроение. Погасив сигарету, я открыла багажник и только сейчас сообразила, что канистра полная, что в ней двадцать литров бензина и что мне ни в жизнь ее не поднять, не говоря уже о переливании бензина в бак. Я подумала о шланге, но тут, к счастью, увидела приближающуюся машину и замахала рукой.
Прекрасный черный «БМВ-2000», направляющийся в сторону Варшавы, затормозил, поравнявшись со мной. За рулем сидел симпатичный на вид человек, хотя лицо его и не выражало восторга от того, что пришлось остановиться.
– Что случилось? – спросил он, открыв дверцу.
– Очень прошу извинить меня. – Я сокрушенно вздохнула. – Но не могли бы вы помочь мне поднять эту штуковину?
– Штуковину? – переспросил он, наморщив брови, как бы пытаясь отыскать в памяти это слово.
Я посмотрела на номер его машины. Французский. Может, он иностранец?
– Канистру, – пояснила я. – В ней двадцать литров. Мне ни за что не поднять, а бензин налить надо.
– А, пожалуйста. Где она у вас?
Он вышел из машины, а я с сомнением смотрела на него. Он был высокий, худощавый, опять же очень похож на интеллектуала. Хватит ли у него сил? Но канистру я показала и бак открыла.
– А не помочь ли вам? – вежливо предложила я. – Может, мы вдвоем поднимем ее?
Он как-то странно посмотрел на меня и одной рукой так легко вынул канистру, будто в ней было не больше ста граммов. Открутив крышку, поднял канистру и вылил ее содержимое в бак. Мало кто сумеет одним духом перелить двадцать литров бензина из высоко поднятой канистры, чтобы руки не дрожали. Казалось, для него это вообще не тяжесть. Поразительно!
Думаю, что к восхищению женщины ни один мужчина не останется равнодушным. Вот и этот улыбнулся, по собственной инициативе завернул крышку, положил канистру на место и запер багажник. Мне показалось, что и он почувствовал ко мне симпатию.
– Может, еще что-нибудь нужно?
Я очнулась и отвела от него восхищенный взгляд.
– Ах, нет, большое спасибо. Как изумительно вы это сделали! Огромное спасибо, и прошу извинить, что остановила вас. Ведь вы наверняка спешили.
– Пустяки. Для меня это было только приятно. Всего хорошего!
Усаживаясь в машину, он бросил взгляд на номер моего «ягуара» и, как мне показалось, хотел что-то сказать, но передумал и жестом показал, чтобы я первая тронулась. Теперь я заколебалась, так как уже настолько пришла в себя после испытанного страха, что подумывала, не устроить ли мне нападение на засаду, поджидающую меня в Пальмирах. Я могла бы, например, таранить их «ягуаром»… Нет, пожалуй, воздержусь. И я двинулась обратно в Варшаву, а за мной ехал «БМВ».
Приблизительно за две недели до этого перед маленьким домиком в Биркерде поздно вечером остановилась машина. Алиция выглянула в окно кухни и позвала Торкиля:
– Посмотри. «Вольво-114». Уж не Иоанна ли приехала?
Мы с Торкилем очень любили друг друга, причем мое доброе отношение к нему было вполне обоснованно, а вот за что он меня любил – совершенно непонятно. Оба они с Алицией восприняли мое исчезновение как большое несчастье, очень радовались, что я отыскалась, и теперь оба помчались к выходу. В дверях они столкнулись с инспектором Йенсеном.
– Прошу извинить за столь поздний визит, – сказал господин Йенсен, – но дело срочное. Ваша подруга опять исчезла.
– Это уже стало у нее дурной привычкой! – воскликнула взволнованная Алиция и пригласила инспектора войти.
Спокойно и по-датски основательно инспектор изложил суть дела. Основываясь на телеграмме, посланной мной Алиции – разумеется, Алиция известила о ней инспектора, – а также на сведениях, полученных из датского посольства в Париже, меня уже два дня ожидали в Дании. А меня все нет. Не звонила ли я ей?
– Не знаю, – ответила Алиция неуверенно. – Муж перекапывал сад и повредил кабель, так что наш телефон не работал какое-то время. На работу мне кто-то звонил, но меня как раз не было. Так что не знаю.
Инспектор Йенсен очень огорчился. Подумав, он спросил Алицию, где, по ее мнению, я могла бы находиться. Алиция попросила объяснить, в чем, собственно, дело. Господин Йенсен объяснил.
Начатая Интерполом еще в конце прошлого года кампания близилась к концу. Было арестовано много людей, занимающихся преступной деятельностью, прикрыто много притонов, конфискованы значительные суммы. И это все. Верхушке гангстерского синдиката во главе с шефом не только удалось скрыться от правосудия, но и скрыть почти весь капитал шайки, а Интерпол очень рассчитывал его захватить, что было бы равносильно отсечению главной головы гангстерской гидры. А теперь вышеупомянутая гидра отращивает новые головы, в целом ряде мест появляются новые притоны, и все свидетельствует о том, что акция Интерпола может тянуться до бесконечности. Из каких-то неведомых источников Интерпол узнал, что все богатство шайки где-то спрятано, но никто не знает где. С другой стороны, стало известно также, что в полиции бандиты имеют своего человека, но опять же никто не знает, кто он. В довершение ко всему, в Северной Африке наблюдается подозрительное оживление в области развлекательного бизнеса, причем это оживление идет вразрез с гангстерской деятельностью в Европе. Полиции, разумеется, это очень на руку, но тем не менее она очень хотела бы знать, в чем все-таки дело.
Вот почему моего прибытия ожидали с таким нетерпением, рассчитывая, что кое-что я смогу прояснить, что смогу назвать им хоть некоторых представителей гангстерской элиты. Польское и датское посольства в Париже уже заручились моим согласием побеседовать с кем надо, и вдруг я исчезаю. Разумеется, поиски продолжаются. Если я покинула Францию, то должна была где-то пересечь границу. Как раз этот момент находится сейчас в центре внимания полиции. Известно, что я приобрела бежевый «ягуар», хотя не исключено, что могла бросить машину и уехать на чем-нибудь другом. Причем никто не поручится, что под собственной фамилией. В связи с вышеизложенным не приходят ли в голову моей приятельницы какие-нибудь предположения?
Алиция глубоко задумалась и выдвинула предположение.
– Она поехала в Польшу, – решительно заявила моя подруга. – Ее телеграмма и то, что вы, господин инспектор, рассказали, позволяют предположить, что ее преследуют и что ее жизни угрожает опасность. А я знаю – вы уж извините, но человеку позволительно иметь хобби, – так вот, моя подруга полагается только на польскую милицию. Я уверена, что она поехала в Польшу.
Стремление добраться до родины как последнего прибежища не показалось инспектору Йенсену столь уж странным. Он опять немного подумал, заявил, что проверит, и очень просил немедленно сообщить ему, если от меня придет какая-нибудь весточка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39