Я начал медленно выпрямлять руку, и дыра стала расширяться, как темный беззубый рот...
— Майк!
Крышка люка захлопнулась, и я чуть не свалился со стула (кажется, сверху снова послышалось торопливое поскребывание). Я поколебался, руки потянулись попытаться еще раз, но голос Мидж снова позвал снизу:
— Майк, я вернулась! Ты где? Иди сюда, я принесла горячего — ну, оно было горячим — тебе на обед! Я так неслась из деревни, что оно не могло совсем уж остыть! Майк, ты меня слышишь?
— Эй! — крикнул я вниз.
Снова взглянув на люк, я пожал плечами. Заглянуть туда никогда не поздно. Вероятно, там только стропила и мыши. Торопиться некуда. А кроме того, я практически не завтракал и проголодался.
Во всяком случае, так я себя оправдывал.
Я соскочил со стула и спустился к обеду.
Серый дом
К тому времени, когда мы приступили к еде, «горячие» пирожки, что Мидж купила в деревне, были уже чуть теплыми, но, тем не менее, восхитительными и сытными. Я проглотил два, пока она справлялась с одним, и полез в мешок с яблоками, которые Мидж тоже привезла из деревни.
— Настоящий ужин я приготовлю вечером, — сказала она.
— Прекрасно, — ответил я между чавканьем. — Как там Кентрип?
— Хорошо. Люди в магазинах стали очень приветливы, когда узнали, где я живу.
— Ты им сказала?
— Они сами спросили в овощном и в булочной, не проездом ли я. Мне показалось, они держались несколько отчужденно, пока я не сообщила, что буду постоянным покупателем. Но и тогда смотрели с подозрением, пока я не сказала, что мы поселились в Грэмери. После этого они совсем растаяли.
— Рассказали что-нибудь о мамаше Калдиан?
— Не зови ее так, Майк.
Я посмотрел в потолок.
— Не хотел вас обидеть, Флора. Просто у меня такая манера.
— Они особенно о ней не распространялись, но, насколько я поняла, она была чем-то вроде местной легенды, хотя и жила очень уединенно.
— И неудивительно, если она жила здесь.
— Это не так уж далеко.
— Для старушки могло быть и далеко. Знаешь, мы ведь так и не выяснили, отчего она умерла.
— Надо полагать, от старости, — ответила Мидж, и в ее голосе послышалась нотка жалости. — Надеюсь, она не болела здесь в одиночестве.
— Сомневаюсь. Наверняка она могла позвонить друзьям или соседям. Да и медицинская помощь, наверное, была обеспечена. И все же жилось ей, наверное, грустно — в одиночестве, без родных.
Мидж повернулась на стуле, чтобы взглянуть в открытое окно на кухне.
— Не думаю. Не думаю, что в Грэмери ей было одиноко.
Ее глаза сосредоточились не на виде за окном, а на чем-то очень далеком, вне этой планеты.
— Ты становишься чудачкой, — предупредил я.
Мидж рассмеялась, вдруг вернувшись во времени и пространстве.
— Чудачкой, я? А кто лежал на рельсах и клялся мне в неумирающей любви? Кто ест крутые яйца прямо в скорлупе? Кто после Нового года пришел домой в полицейской каске и без брюк? Кто...
Я поднял руку.
— Яйцо я съел на пари. Да и было это в юности.
— Выходка с каской имела место два года назад.
— Видишь, как я повзрослел? Ладно, у нас много дел.
У меня такая стратегия — менять тему, когда почва ненадежна. Я встал из-за стола, и стул скрипнул по плиткам на полу. Мидж погладила меня по руке.
— Ты все утро работал не покладая рук, почему бы нам не сделать перерыв? Нет никакой необходимости все заканчивать сразу.
— Нужно многое отскрести, покрасить...
— Мы еще не все осмотрели. Давай сходим прогуляемся, подышим свежим воздухом, узнаем, где же мы живем.
— Ну, не знаю... — проговорил я, словно размышляя.
— Ну и мошенник же ты, знаешь? Ты сам ждешь не дождешься, когда сможешь вырваться от всей этой домашней дребедени.
Я улыбнулся.
— Ты права Работа никуда не денется до завтра. Поедем куда-нибудь?
— Нет, — презрительно бросила она. — Я хочу осмотреть окрестности. Хочу сходить в лес.
— Вон туда? Ты думаешь, он настоящий? Я полагаю, это просто декорация.
— Хихикай, хихикай, — сказала Мидж, покачивая головой.
Снаружи на меня пахнуло теплым воздухом, словно из открытой дверцы духовки, и я почувствовал, как это тепло просочилось мне в кости. Рядом жужжала пчела, порхала над цветами, выбирая. Шум крыльев над головой заставил меня обернуться и посмотреть наверх, и я увидел гнездящихся под свесом крыши птиц.
— Вот оно что, — проговорил я вслух.
Мидж с любопытством взглянула на меня.
— Вот оно что? — Она проследила за моим взглядом.
— Я подумал, у нас на чердаке мыши. Я уже собирался залезть посмотреть, когда ты позвала меня. А там, наверное, копошились птицы.
— Внутри?
— Не уверен. Они могли пролезть под навес. Я потом проверю.
— Мой храбрец, — вздохнула Мидж и увернулась от моего щипка.
Мы не стали подниматься по лестнице вокруг круглой стены, а взобрались по склону у прямой стороны коттеджа; я тащил Мидж за собой, хватаясь за ветви деревьев, которые склонялись сверху, помогая нам подниматься. Мы пересекли заросшую травой и кустарником опушку с растущими там и сям редкими деревьями и, держась за руки, как дети, зашли в лес.
Зайти оказалось не так просто, как сказать об этом, потому что сначала требовалось отыскать путь сквозь заросли папоротника и ежевики, которые как барьер густо разрослись вдоль края леса. В зарослях были промежутки, но почти не различимые на первый взгляд, и некоторые вели только ко второй защитной линии. Но в конце концов мы все же нашли путь, и коттедж позади вскоре скрылся из виду, а вокруг стало мрачно и сыро. Наши ноги тонули, словно в упругом ковре, и Мидж сообщила мне, что верхний слой почвы составляют перегнившие листья, растения и разложившиеся животные.
Последнее не вызвало у меня восторга, и мне не стало лучше, когда она добавила, что то, по чему мы ступаем, наполнено живыми организмами, которые растворяют и перерабатывают вышеупомянутое. Вот так лес процветает, а не заваливается год от года мусором — ничто не пропадает зря, все умершее, растения или животные, требуется для жизни чего-то другого. «Интересно», — подумал я, и это в самом деле было интересно.
Мидж с удовольствием показывала деревья и растения, не то чтобы стремясь расширить кругозор городского недотепы, а чтобы вызвать у меня интерес и вовлечь в новую среду обитания. Луб, ясень, платан, клен — я начал различать разные виды деревьев и их особенности (да я и не был таким тупым, как притворялся). Мидж объясняла, что в лесу существует несколько уровней. Первый — подпочва, верхний слой и нижняя поросль, включающий травянистые и древесные растения, молодые деревца, папоротники и прочее. Потом уровень кустарников с цветущими кустами, такими как боярышник, кизил, бузина и т. п. Над ними — лесная крыша, или шатер, как называла это Мидж. Там гнездились серьезные ребята, хищники вроде неясыти и ястреба-перепелятника вместе с шайкой прочих, таких как черные вороны и сороки.
Я упоминаю это не как урок по природоведению, а просто чтобы показать, как любит Мидж меня учить... — нет, неудачное слово, лучше сказать: читать мне лекции о природе. Она страстно хотела сделать меня ее частью, какой являлась сама, по-своему понимая, что теперь, когда я оказался вдали от суеты нашего прежнего образа жизни, мне потребуется сменить интересы.
И я подыгрывал ей не просто из удовольствия, но и потому, что искренне хотел охватить этот особый мир. Вы могли бы подумать, что насчет последнего мои иллюзии немного рассеялись, хотя это и не совсем так; полагаю, я просто искал чего-то большего, может быть, чего-то лучшего, чем знал до сих пор. Вероятно, так можно сказать про всех нас, но не у всех бывает возможность для перемены. Возможно, если бы я знал, что найду, я бы не так рвался к этому.
Мы остановились у поваленного дерева, большая часть сердцевины которого превратилась в коричневую комковатую труху, а остатки коры заросли зеленым мхом. Папоротник тоже принял участие в маскировке ствола, но смерть дерева витала вокруг, как призрак над могилой. Мой взгляд привлекли яркие красные пятна, и я подошел поближе рассмотреть их.
Опустившись на корточки, я через плечо сказал Мидж:
— Посмотри-ка! И после этого ты скажешь, что не бывает никаких гномов и эльфов?
— Я никогда не говорила, что их не бывает. — Она опустилась на колени рядом со мной. — Ой, Майк, я бы на твоем месте оставила это в покое!
Я пощупал мухоморы пальцем. Их пучок словно явился из детской сказки, с одной из иллюстраций Мидж, такими волшебными они казались со своими светлыми ножками и алыми в белую крапинку шляпками.
— Ядовитые? — спросил я зачарованно.
— От них несколько дней промучаешься животом. Это мухоморы, и их определенно не едят.
— А выглядят вполне мило. А эльфы, думаешь, дома? — Я постучал по шляпке.
— Эльфы никогда не выходят, если рядом люди. Давай не будем их тревожить, а то они могут напакостить.
Опершись руками о колени, я встал.
— Правильно. Не хочется, чтобы меня сглазили. — Я серьезно взглянул на Мидж. — Интересно, а бывают тут...
— Нет, Майк, насколько я знаю, такое «волшебство» бывает только в некоторых районах Уэльса. Очень сомнительно, что они растут в Гемпшире.
Могу сказать, что ее не обрадовало мое любопытство, и я придвинулся поближе.
— Знаешь, я бы и дотрагиваться не стал ни до чего подобного.
Она прислонилась ко мне.
— Меня пугает одна мысль, Майк. Если с тобой опять что-нибудь случится, как раньше...
Она не договорила, но я знал, что Мидж имела в виду мои прежние привычки, когда я кое-что покуривал, кое-что понюхивал — ничего сильнодействующего, никаких игл, только то, что быстро проходит, и этого было трудно избежать, вращаясь в кругах моих друзей-музыкантов. Как-то на одной вечеринке кто-то подсунул мне кокаин. Это обернулось печально, как рассказали мне потом, и все прошло лишь через три дня. Тогда Мидж не отходила от меня, а я не мог прийти в себя, я еле дышал, и она нянчила меня после, не брюзжа и не жалуясь, всегда ласковая, обращалась со мной как с заболевшим малышом. Мне повезло, что все обошлось без последствий для психики и без полицейского расследования — наверное, там решили, что я достаточно наказан, да и наркотик был не мой. И в общем касательно наркотиков на этом мой опыт и заканчивался. Больше я не пробовал. Да и до того они не вошли у меня в привычку, я не потреблял ничего сильнодействующего, так что бросить не составило труда. Но, может быть, теперь вы поймете, почему меня так потрясло то легкое одурение, что я испытал в первый день в круглой комнате. В жизни трудно избежать ошибок.
Я прижал Мидж к себе и погладил по голове, сама тишина в лесу успокаивала меня.
— Ты по-прежнему веришь мне, Мидж?
— Конечно, верю, — пылко ответила она. — Просто я не хочу снова так пугаться, вот и все.
Она выглядела такой маленькой и несчастной, что я не удержался от улыбки.
— Я скорее отрежу себе ногу, чем снова доставлю тебе такое беспокойство, — сказал я.
Она фыркнула, но в уголках ее губ заиграла улыбка.
— И где мне взять запасную ногу?
— Здесь где-нибудь найдется склад ног.
Ее стон был таким громким, что с ближайшего куста вспорхнула птица.
— Это ужасно. — Она зачерпнула сухих листьев и бросила в меня. — Это в самом деле ужасно!
Увернувшись и стряхивая мусор с волос, я побежал прочь. Она бросилась за мной, набрав в руки еще мусора, но зацепилась за незаметный сук и обрушила на себя дождь сухих листьев.
Мидж выругалась, а я запрыгал, показывая на нее пальцем.
— Вот, вот, что теперь подумают все эти человечки услышав такое? Разве Энид Блайтон употребляет такие выражения? Разве Кристофер Робин когда-нибудь говорил так с Винни-Пухом?
Я снова увернулся, увидев, как сук, о который Мидж споткнулась, полетел мне в голову.
— Ох ты, ох ты! — проговорил я. — Твой издатель знает об этой твоей отвратительной черте?
— Я доберусь до тебя, Стрингер! Погоди, я доберусь до тебя! — И она стала описывать, что сделает с определенными нежными частями моего тела, когда наложит на них лапу.
Но я оставался вне досягаемости.
— Не верю своим ушам! Разве Гретель говорила так Гензелю? Разве Джилл была так похожа на Джека? Разве принцесса проявляла такой садизм по отношению к прекрасному тритону?
— К лягушке.
— Что?
— К лягушке, а не тритону.
— Что тебе больше нравится, малышка.
Она опять бросилась на меня, и я побежал прочь, слыша за спиной разъяренные крики. Случайные снаряды отскакивали от моей спины, но я легко оторвался от преследования.
Мы уже прошли значительную часть леса, двигаясь вдоль какой-то еле заметной тропинки с еще менее заметными ответвлениями, и внезапно я словно переступил порог между ночью и днем и оказался на открытом месте.
Солнце на мгновение ослепило меня, но, несколько раз быстро моргнув и прикрыв глаза рукой, я обнаружил, что стою на широком покатом лугу. Внизу на фоне продолжавшегося леса стоял большой серый дом — даже скорее дворец.
На двухэтажном здании под крышей с коньком виднелись слуховые окна, а на самой крыше возвышался ряд печных труб, как перевернутые вверх дном сундуки. Вдоль первого этажа шло, наверное, восемь или девять окон, и столько же окошек поменьше — над ними. Я различил широкую лестницу, ведущую к довольно большому входу. Дом не имел крыльца, но дверь обрамляли квадратные колонны и выступающий из стены карниз. До самой прямоугольной площадки перед входом, где не было никаких газонов, простирался луг, а дорога, поворачивающая за угол дома, вероятно, шла через лес к шоссе.
Место было определенно глухим, и серые стены, несмотря на яркое солнце, придавали зданию мрачную задумчивость. Хотя все вокруг дома выглядело очень красиво, в нем самом мне померещилось что-то угрюмое и неприветливое.
Сзади тихими шагами кто-то подкрался, и цепкие руки обхватили меня за пояс, а скрюченные пальцы полезли к тем нежным частям, спасая которые, я так резво убегал. Но прежде чем Мидж успела нанести мне какой-либо урон, я схватил ее за запястья, и она издала разочарованный крик. Повернувшись и прижав ее к себе, так что она оказалась беспомощной, я укусил ее за маленький носик.
Мидж отдернула голову, одновременно смеясь и задыхаясь, но, когда поняла, что сопротивление бесполезно, прекратила вырываться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43