Джон Томас V эмигрировал на Марс. Его сын, самая известная личность династии — Джонни вспомнил, как его утомляли, пока он рос, постоянные упоминания, что он носитель того же имени, что и генерал Стюарт, первый губернатор Марсианской Общины после революции. Джонни подумал, что бы случилось с его прапрадедушкой, если бы революция не увенчалась успехом? Наверно, его повесили бы… а теперь ему ставят статуи.
Много страниц и строк были посвящены попыткам дедушки Джона обелить имя своего собственного дедушки — сын генерала Стюарта отнюдь не был героем в глазах общества: последние пятнадцать лет своей жизни он провел в исправительной колонии на Тритоне. Его жена вернулась к своей семье на Землю и взяла девичью фамилию, которую унаследовал и ее сын.
Но он подрос, и настал день, когда ее сын гордо предстал перед судом, чтобы сменить свою фамилию с «Карлтон Джиммидж» на «Джон Томас Стюарт VIII». Именно он притащил Луммокса на Землю и потратил все наградные за второе путешествие «Летающего Лезвия», чтобы восстановить старое благосостояние семьи. Он много говорил своему сыну о неприятной истории, случившейся в его семье; в его записках ей было посвящено немало страниц.
Защищая свое имя, дедушка Джонни стал своим собственным адвокатом. В записках коротко упоминалось, что Джон Стюарт IX ушел в отставку и никогда больше не был в космосе; но Джонни знал, что поступил он так не по собственной воле, а по приговору суда; отец рассказывал ему об этом… но, кроме топ), он сообщил, что дедушка мог полностью обелить себя, будь у него на то желание. «Джонни, — добавил отец, — я бы предпочел, чтобы ты всегда был верен своим друзьям, нежели бы у тебя грудь была в наградах».
В то время старик был еще жив. Позже, при случае, когда отец нес патрульную службу, Джонни попытался дать ему знать, что он кое о чем осведомлен. Дед пришел в ярость.
— Болтун! — рявкнул он. — Он меня в гроб загонит!
— Но папа сказал, что шкипер был одним из тех, кто…
— Твой папа не был там. Капитан Доминик был лучшим шкипером из тех, кто когда-либо задраивал за собой люк… пусть его душа почиет в мире. Расставь лучше шашки, сынок. Я сейчас разложу тебя на лопатки.
После того, как дедушка умер, Джонни попытался все выяснить до конца, но отец уходил от ответа на прямые вопросы. Твой дедушка был сентиментальным романтиком, Джонни. Джонни спрятал книги и бумаги, уныло подумав, что воспоминания о предках не дали ему ничего хорошего: Луммокс по-прежнему не выходил из ума. Джонни решил, что надо бы спуститься вниз и немного поспать.
Он уже двинулся к выходу, как загорелась лампочка вызова на телефоне; он схватил ее прежде, чем зазвучал сигнал, ибо не хотел, чтобы проснулась мать.
— Да?
— Это ты, Джонни?
— Ну, да. Я не могу тебя увидеть, Бетти: я на чердаке.
— Не только поэтому. Я отключила видео. В холле темно, как в могиле, и мне не разрешают звонить так поздно. А твоя графиня не подслушивает?
— Нет.
— Тогда я быстренько. Мои шпионы донесли, что Дрейзер получил одобрение своим действиям.
— Нет!
— Да. Что нам теперь делать? Мы не можем сидеть сложа руки.
— Ну, я уже кое-что сделал.
— Что именно? Надеюсь, никаких глупостей. Не надо было мне сегодня уезжать.
— Тут я с мистером Перкинсом…
— Перкинсом? С этим типом, который сегодня вечером виделся с судьей О'Фаррелом?
— Да. Откуда ты знаешь?
— Слушай, давай не будем терять времени. Я все знаю. Рассказывай, чем кончилось.
— Ну… — Смущаясь, Джон Томас все рассказал. Бетти слушала его молча, что придало ему бодрости; он поймал себя на том, что излагает, скорее, точки зрения матери и мистера Перкинса, чем свою. — Вот так нынче обстоят дела, — грустно закончил он.
— Значит, вот что ты им сказал. Хорошо. Следующий наш шаг. Если это может сделать Музей, значит, и мы можем. Все дело в том, чтобы уговорить дедушку О'Фаррела на…
— Бетти, ты не понимаешь. Я продал Луммокса.
— Что? Ты продал Луммокса?
— Да. У меня не было другого выхода. Если бы я не…
— Ты продал Луммокса.
— Бетти, я ничего не…
Но она отключилась.
Он попытался созвониться с ней снова, но услышал только голос автоответчика: «Аппарат отключен до восьми часов утра. Если вы хотите что-то сообщить, то…»
— Он повесил трубку.
Джонни сидел, поникнув головой, и думал, что ему было бы лучше умереть. Хуже всего, что Бетти права. Он позволил загнать себя в угол и сделал ошибку. Просто потому, что ему показалось: ничего другого он не может сделать.
Но Бетти вокруг пальца не обведешь. Может быть, ее намерения тоже ничего бы не дали… но она, по крайней мере, знала — надо что-то предпринять.
Так он сидел, мучаясь и не зная, где выход. И чем больше он размышлял, тем больший гнев охватывал его. Он позволил, чтобы ему втолковывали какие-то глупости… потому что глупости эти выглядели столь рассудительными… столь логичными… столь полными здравого смысла.
Черт побери этот здравый смысл! Никто из его предков не придерживался этого проклятого здравого смысла, никто! И кто он такой, чтобы изменять их традициям?
Никто из предков не был благоразумен. Взять хотя бы его пра-прапрадедушку… когда дела перестали ему нравиться, он вверг планету в кровавый хаос семи лет войны. Да, теперь его называют героем… Но началась бы революция, если бы он руководствовался только здравым смыслом?
Или взять… Проклятье, взять любого из них! Пай-мальчиков среди них не было. Неужели дедушка мог продать Луммокса? Да он бы этот суд разнес голыми руками. Будь дед здесь, он бы встал с кольтом рядом с Луммоксом — и будь против него хоть весь мир, он не позволил бы тронуть и волосок на спине Лума.
Нет, он не притронется ни к одному центу из грязных денег Перкинса: это он знал точно. Но что ему делать?
Улететь на Марс? В соответствии с Законом Лафайетта, он является его гражданином и может претендовать на участок земли. Но как попасть туда? И, что хуже всего, как ему переправить Луммокса?
В этом все и дело. Надо все обдумать на спокойную голову. Наконец, Джонни набросал план, в котором была лишь одна ценность: здравый смысл не присутствовал; и в равной мере были перемешаны глупость и риск. И Джонни решил, что дедушка был бы доволен.

IX. ОБЫЧАИ, ПРАВИЛА И ГАДКИЙ УТЕНОК

Джонни спустился вниз и постоял, прислушиваясь, у дверей в комнату матери. Он не ожидал услышать ничего тревожного; действие это было скорее инстинктивным. Затем он вернулся к себе и стал спешно собираться, начав с того, что натянул походное обмундирование и горные ботинки. Спальный мешок лежал в ящике стола; Джонни вытащил его оттуда, приторочил к рюкзаку и засунул в боковой карман мешка маленькую силовую установку. Все остальное, необходимое для бродячей жизни под открытым небом, он рассовал по остальным карманам и клапанам.
Подсчитав наличность, Джонни тихо присвистнул: все его деньги лежали на срочном вкладе и не было никакой надежды раздобыть их оттуда. Ну что ж, ничего не поделаешь… он стал спускаться вниз, но, вспомнив нечто важное, вернулся к своему столу.
«Дорогая мама, — написал он, — пожалуйста, скажи мистеру Перкинсу, что наши с ним дела кончены. Ты можешь использовать деньги, отложенные на мой колледж, чтобы расплатиться с пострадавшими. Мы с Лумом уходим, и искать нас не стоит. Прости меня, но я должен это сделать». — Пробежав записку, Джонни решил, что добавлять к ней ничего не стоит, приписал «С любовью» и подписался.
Он начал набрасывать записку к Бетти, порвал ее, попытался написать снова и наконец сказал себе, что отправит ей письмо, когда у него будет что сказать. Джонни спустился вниз, положил записку на обеденный стол и направился в кладовую за припасами. Через несколько минут, таща большой мешок, набитый пакетами и банками, он вошел в домик Луммокса.
Его друг спал. Сторожевой глаз узнал Джонни, и Луммокс не пошевелился. Джон Томас подошел к Луммоксу и шлепнул изо всей силы:
— Эй, Лум! Просыпайся!
Зверь открыл остальные глаза, сладко зевнул и потянулся.
— Здравствуй, Джонни, — пискнул он.
— Поднимайся. Мы уходим в путешествие.
Луммокс вытянул ноги и встал. По его спине от ушей до копчика пробежала сладкая дрожь.
— Хорошо.
— Сделай мне сиденье и возьми вот это. — Джонни подхватил мешок с припасами.
Луммокс повиновался без комментариев. Джонни закинул припасы Луммоксу на спину и влез сам. Скоро они уже были на дороге, которая вела от дома Стюартов.
При всей импульсивности своих действий, Джон Томас понимал, что скрыться и спрятать Луммокса — дело почти неосуществимое; в любом месте Луммокс будет привлекать к себе внимание, как турецкий барабан в ванной. И все же во всех действиях Джона Томаса была толика логики: как ни странно, в окрестностях Вествилла были места, где можно спрятать Луммокса.
Город лежал в открытой долине между горами; сразу к востоку от равнины хребты поднимались в небо. В нескольких милях от городка над ним простирались тысячи квадратных миль девственных лесов, которые выглядели точно так же, как в те времена, когда индейцы встречали Колумба. В течение короткого охотничьего сезона леса кишели охотниками в красных камзолах, которые гоняли оленей, лосей и другую живность, но большую часть года в лесах было тихо и безлюдно.
Если он с Луммоксом сможет незамеченным добраться до этих мест, вполне возможно, что они и спасутся от погони — по крайней мере, пока у него хватит припасов. А когда они кончатся… что ж, он будет жить так, как Луммокс… питаться тем, что ему удастся раздобыть, может быть, олениной. Или, скажем, он спустится в город без Луммокса и ни за что не скажет, где тот находится, пока его не согласятся выслушать. Сейчас он не хотел прикидывать, как развернутся события; пока главной заботой было укрыть Луммокса от преследования, а потом уже обдумывать их положение… словом, надо было засунуть Луммокса куда-нибудь, где старый хорек Дрейзер его не найдет.
Джон Томас решил повернуть Луммокса к востоку и через долину направиться к горам. Луммокс мог идти по любой почве, будучи зависимым от нее не более, чем танк… но на мягкой земле он оставлял следы столь же отчетливые, как тот же танк. Для движения надо было найти твердое покрытие.
Джон понял, что делать. Столетие назад трансконтинентальная трасса пересекала эти места к югу от Вествилла и, извиваясь, уходила еще выше к Большому Каньону. Она была проложена задолго до появления энергетических дорог, которые прорезали горы вместо того, чтобы карабкаться по ним. Но старая дорога, заброшенная и местами заросшая, покрытие которой растрескалось от морозов и жары, все же сохранилась… и вполне годилась для могучей поступи Луммокса. Они обогнули дом, пересекли три мили открытого пространства и достигли того места, где экспресс-трасса ныряла в первый туннель и где от нее, поднимаясь в гору, ответвлялся старый путь. Джонни направился не прямо к развилке, а, остановившись в сотне ярдов от нее, замаскировал Луммокса, строго наказав ему не шевелиться, и отправился на разведку. Он не хотел рисковать, неосмотрительно переводя Луммокса через экспресс-трассу.
Память его не подвела: петля развилки ныряла под трассу. Дорога в этом месте была утрамбована гранитной крошкой, и Джонни понадеялся, что даже тяжелые ноги Луммокса не оставят на ней следов. Вернувшись, он обнаружил, что Луммокс меланхолично доедает какое-то объявление. Поругав его, он отнял объявление, но затем, решив, что лучше не оставлять следов, вернул его Луммоксу. И когда тот перестал чавкать, они тронулись в путь.
Джонни расслабился только на старой дороге. Первые несколько миль дорога была в хорошем состоянии. Но сквозного движения по ней не было, поскольку она кончалась тупиком. Пару раз над ними пролетали аэрокары, доставляя домой припозднившихся посетителей театров, но если водители и заметили огромное животное, трусившее по дороге внизу, то не подали виду.
Дорога, извивавшаяся по краю каньона, вынырнула на равнину, где их встретил барьер поперек трассы: «ДОРОГА ЗАКРЫТА… ПРОЕЗД ЗАПРЕЩЕН». Джонни слез со спины Луммокса и осмотрелся.
Шлагбаум представлял собой обыкновенный брус, поддерживавшийся противовесом.
— Лумми, ты можешь перешагнуть через это бревно, не притрагиваясь к нему?
— Конечно, Джонни.
— Отлично. Давай — только помедленнее. Ты не должен его ронять. Даже не прикасайся к нему.
— Не буду, Джонни. — Вместо того, чтобы переступить через барьер, подобно лошади, перешагивающей через небольшое препятствие, Луммокс подобрал все свои ноги и перелетел через препятствие.
Джонни ожидал его, присев за барьером.
— Я и не знал, что ты можешь так.
— Я тоже.
Дорога круто пошла вверх. Джонни остановился, чтобы покрепче примотать груз. Веревку он пропустил под брюхом Луммокса, а оставшуюся бухту положил себе на колени.
— Все в порядке, Лумми. Ну-ка, прибавь скорости. Но только не прыгай, я не хочу свалиться.
— Держись, Джонни! — Луммокс ускорил шаг, не меняя, впрочем, его обычного порядка. Перешел на быструю рысь. Джонни почувствовал, что крепко притомился и духом и телом. Теперь, когда он понял, что здесь, вдалеке от домов и оживленных дорог, они в безопасности, он позволил усталости овладеть им. Он прилег на спину, почувствовав, как Луммокс устраивает для него удобное ложе. Мерное движение и ровный топот могучих ног усыпили его.
Луммокс продолжал уверенно прокладывать себе путь по каменному крошеву. Сейчас он пользовался ночным зрением и шел, не опасаясь, что споткнется. Он знал, что Джонни спит, и старался двигаться как можно более плавно. Наконец и он притомился и решил подремать. Все то время, что Луммокс провел вне дома, ему не удалось как следует выспаться… вокруг творились разные глупости и он, кроме того, беспокоился, не зная, где Джонни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33