— Я не могу, Флинн!
— Почему не можешь? Это твое. Только твое. Если ты смущена, то можно сделать так, что об этом доме никто не узнает. — Он вновь обнял ее за плечи и понизил голос: — Мерита, этот дом может стать нашим домом. Твоим и моим. И Эндрю, конечно.
Когда она подняла на него взгляд, в ее глазах было столько боли, что он даже отшатнулся.
— Флинн, он так… так красив… Это самый красивый дом, какой мне только приходилось видеть в жизни! Самый роскошный подарок, который мне когда-либо дарили… Но я не могу жить здесь! Ты же знаешь. Я должна остаться в доме на Таравере.
— Но почему?! — воскликнул он, подавляя поднимавшееся в нем негодование. — Пусть досточтимый Роберт Коффин найдет себе другую экономку!
— Нет, Флинн, ты не понимаешь… Это невозможно.
— Тогда позволь мне самому нанять девушку, которая будет делать за тебя всю необходимую работу в то время, как Коффин и его жена будут отсутствовать. Когда они будут приезжать на озеро, ты будешь там, а все остальное время мы будем жить здесь. Вместе…
— Флинн, как же тебе объяснить? Я не могу. Он раздраженно отвернулся от нее.
— Не верю в это, Мерита. Не верю в то, что ты не можешь. Ты забываешь о том, как хорошо я тебя знаю. Ты можешь делать все, что захочешь, если поставишь себе такую цель. Если бы ты захотела покинуть навсегда дом на Таравере, ты бы просто собрала свои вещи и ушла оттуда! — Он вновь обернулся к ней. — Не говори мне только, что ты не можешь! В ее глазах блеснули слезы.
— Я знаю, что могу это сделать, Флинн. Я могу сделать это моим телом, но не сердцем. Не заставляй меня продолжать, Флинн. Нам обоим будет больно!
— Нет, отчего же не продолжать? Ты уж скажи все до конца, черт возьми! Скажи, Мерита, ты не имеешь права скрывать от меня эту правду!
— Хорошо… Я не могу, потому что не хочу. Наступила тишина, если не считать мягкого шелеста мелких волн, накатывавших на прекрасный пляж. Старики маори стояли около крыльца все так же неподвижно, словно истуканы, вытесанные из камня.
— Понимаю… — медленно произнес Флинн. — Вот теперь мне все стало ясно.
Он резко развернулся и решительно зашагал к оставленному на дороге экипажу. Она бросилась за ним вслед, догнала и схватила его обеими руками за локоть.
— Прошу тебя, Флинн, не надо так! Пожалуйста! Не уходи! Не сердись! Это роскошный дом! Такое чудо может только присниться во сне! Мы можем часто приезжать сюда. Я уверена, что смогу это устроить. Очень часто, если хочешь! Правда! Ты и я. Я не смогу показать эту сказку Эндрю, потому что он обязательно кому-нибудь проболтается. Но не проси меня переезжать сюда с тобой на все время! Я не могу оставить Тараверу и то, что там есть.
Он резко остановился, повернулся и устремил на нее пристальный тяжелый взгляд.
— Он что, любит тебя больше, чем я? Или, может, ты его любишь больше, чем меня?
Она отступила на шаг, больно задетая язвительностью его тона, столь не присущей ему.
— Я… Я люблю вас обоих, но по-разному… По-разному, пойми. Ты же знаешь, Флинн. Я никогда не скрывала от тебя наших отношений с Робертом. Когда мы полюбили друг друга, ты говорил, что можешь это понять и примириться с этим.
— Но сейчас я уже не могу с этим примириться! Я больше не хочу делить тебя с другим, Мерита. Особенно с ним. Ее страх и боль мигом переросли в интерес.
— Почему же «особенно с ним»? Почему особенно с Робертом? — Он отвернулся от нее, но она обошла его с другой стороны и опять взглянула прямо в глаза. — Почему именно робеет вызывает в тебе такую ярость?
— Да ладно, не надо об этом! Ничего тут нет такого. Просто я очень расстроен твоим отказом. Прости, если я сказал что-нибудь лишнее. Просто сама мысль о том, что мне суждено всегда делить тебя с другим мужчиной, бесит меня.
— Нет, Флинн, — проговорила она медленно, не отпуская его руки и не давая ему отворачиваться от нее. Она смотрела ему прямо в глаза, пытаясь увидеть там то, о чем он умалчивает. — Нет, Флинн, тут что-то другое… Ты что-то конкретно имеешь против Роберта. Я знаю. Я чувствую. Что это, Флинн? — Она повысила голос. — Что ты скрываешь от меня все эти годы? Почему ты скрываешь это от меня?
— Отлично! Я скажу тебе все! Я ненавижу богачей! Я знаю, что это выглядит по меньшей мере нелепо сейчас, когда я сам стал одним из них, но это правда. Я всегда их ненавидел! Я ненавижу людей, типа Роберта Коффина, которые строят из себя богов и королей. Которые раздуваются от осознания своей значительности, которая на самом деле является фальшивой. Они плюют на остальных и думают, что могут передвигать людей по своему усмотрению, будто пешек на шахматной доске. Кстати, к тебе он относится именно так.
— Это неправда! — воскликнула Мерита. — Он не плюет на меня, не считает меня пешкой на доске! Я добровольно согласилась на отношения с Робертом Коффином. На те отношения, которые у нас есть и которыми можно только гордиться любой женщине!
— Ну, хорошо, — со вздохом проговорил он, пытаясь переменить тему разговора любым способом, чтобы дальше не подогревать ее любопытство и гнев. — Если я не могу сделать тебя полностью своей, значит, придется смириться с настоящим положением и продолжать делить тебя с ним.
— Иначе никак не получится, — грустно сказала она, успокоившись.
— Скажи мне одну вещь, Мерита. Если придет вдруг день, когда тебе необходимо будет выбрать из нас кого-нибудь одного… Кого ты выберешь?
Теперь наступила ее очередь отворачиваться, чтобы не встречаться с его взглядом. Она повернулась и стала смотреть на море. Ветерок поигрывал ее длинными черными волосами.
— Я не знаю, Флинн. Честно, не знаю. Я только надеюсь на то, что этот день никогда не придет. Поскольку все крутится вокруг меня и на мне самая большая ответственность за такое положение вещей, я могу сказать только одно, что я люблю и буду любить вас обоих. Это был мой собственный выбор — полюбить Роберта Коффина, когда мой отец отослал меня к нему на службу. И это был мой собственный выбор — полюбить тебя, когда ты постучался в мою дверь и украл часть моего сердца.
Ее взгляд вновь скользнул по ослепительно-белому дому, который выглядел настоящим дворцом, выстроенным по какой-то чудной прихоти хозяина на фоне дикой природы.
— Ты знаешь, что я не лукавлю, Флинн. Когда я что-то говорю — я говорю правду. Кстати, будь уверен, когда я сказала, что мне нравится этот дом и что красивее его я ничего в жизни не видела, значит, так оно и есть на самом деле. Но я могу быть здесь в лучшем случае частой гостьей. Этот дом не может стать моим домом.
Она вновь повернулась к нему. Слезы все еще поблескивали в ее глазах. Она грустно улыбалась, словно извиняясь за свои жестокие слова.
— Прости, милый. Я испортила тот сюрприз, который ты так долго готовил для меня. Мы будем приезжать сюда часто-часто, милый Флинн. Но не уговаривай меня поселиться здесь на все время.
— Хорошо… Я принимаю твои условия, потому что не вижу другого выхода. — Он обнял ее и прижал к себе. — Все. Закончим все споры. Хватит ругаться. Сегодня слишком хороший день, чтобы портить его ссорами. Я возьму от тебя столько, сколько ты мне позволишь. И буду это делать так часто, как ты мне позволишь. И удовлетворюсь этим. Он склонился к ней и нежно поцеловал ее в губы. Она чуть отстранилась и проговорила полушепотом:
— Когда мы вместе, ты можешь брать меня всю, Флинн. Разве этого не достаточно?
— Я уже сказал, что достаточно, раз нет иного выхода. Ну, а теперь, может, ты все-таки войдешь внутрь дома? Она лукаво улыбнулась и смешно поджала губы.
— Только вместе с вами, сэр!
Он позволил ей взять себя за руку и провести по крыльцу в дом. Она смеялась и вновь была счастлива. Он тоже улыбался, но в душе чувствовал себя иначе.
Да, он удовольствуется тем, что она ему разрешит. Пока удовольствуется… А там видно будет.
Глава 8
Холли Коффин оторвалась от книги, которую держала на коленях и читала, и позвала служанку:
— Изабель, где ты запропастилась? Кто-то стучится к нам.
— Прошу прощения, мэм, — раздался в холле звонкий голос. — Бегу.
Через минуту девушка уже вошла в гостиную.
— Это был мальчишка-посыльной, мэм, — сказала она и протянула хозяйке запечатанный сверток. — Он сказал, что это для вас.
— Для меня? — удивилась Холли. — Ты не ошиблась? Он действительно просил передать это именно мне?
— Да, мэм. Я спросила его: может, это для Роберта Коффина; но он сказал, что получил инструкции передать это миссис Холли Коффин.
Холли отложила книгу в сторону, поднялась и внимательно осмотрела сверток у окна.
— Странно… Здесь написано только мое имя и больше ничего. Видишь? — Она показала на короткую надпись на свертке. — Ни адреса, ничего. Даже марки нет. Видимо, эта посылка пришла не по почте.
— Да, мэм. Я тоже так думаю. Можно мне идти? Я еще не закончила уборку.
— Да, конечно, дорогая. Иди.
Странно, странно… Интересно, кто это передает ей столь загадочную и необъяснимую посылку? День рождения уже давно прошел, а праздники будут еще не скоро…
Наконец она решила, что это, должно быть, ее добрый друг Фрэнсис. Фрэнсис был настоящим проказником и любил разыгрывать ее и других дам, посещавших церковь.
Посылка была очень тонкой. Она взвесила ее на руке. Легкая. Может, какая-нибудь книжка?..
Впрочем, лучше посмотреть, чем продолжать плутать в догадках.
Взяв в руки ножницы с ближайшего столика, она разрезала ими ленточку и, раскрыв сверток, увидела в нем конверт. Скомкав грубую коричневую бумагу внешней обертки и отложив ее в сторону вместе с обрывками ленточки, Холли распечатала конверт…
Она улыбалась. Теперь Холли была уверена в том, что это очередная проделка Фрэнсиса. Запаковывать в немыслимое количество бумаги листочек с приглашением к себе на обед — это было на него очень похоже.
Когда она наконец доберется до этого заветного листочка, она легко вздохнет и станет готовиться к новому выходу в местный свет.
В последнее время она стала чаще выходить из дома, хотя силы прибывали медленно и не позволяли ей с головой окунуться в жизнь. По мере того, как она стала выздоравливать, приглашения на обеды и вечеринки стали поступать в дом Коффинов все в большем количестве. В том числе от людей, которых Холли совсем не помнила. Приглашения поступали и от подчиненных Коффина, которые этим способом хотели подлизаться к хозяину. Обычно эти бумаги сначала проходили через руки Роберта. Он с удивлением воспринимал растущую популярность его жены, что напрямую было связано с его собственным общественным статусом. Похмыкивая и пожимая плечами, он передавал приглашения в руки супруги. Сам Роберт за многие годы жизни в Новой Зеландии напрочь позабыл о том, как принято жить в «обществе», его хватало максимум на обеды у друзей. Впрочем, с годами он стал меняться. Наполнив свою жизнь всевозможными атрибутами роскоши и могущества, он неохотно согласился с тем, что должен также принимать более активное участие в светской жизни колонии. Его статус в этом смысле в Окленде был едва ли не самым высоким и отсиживаться в своем рабочем кабинете было уже неприлично.
Все это его тяготило. Он, например, не хотел проводить вечера в обществе тех людей, которые ему не нравились. Но что было поделать, если так было «принято»? Впрочем, он не очень сопротивлялся. Роберт любил говорить, что примет приглашение даже от самого черта, лишь бы вытянуть Холли из душного дома.
Однако в последнем конверте приглашения на обед не оказалось. Только маленькое письмо, написанное незнакомым Холла почерком. Письмо и целая пачка фотографий. Она обрадовалась. Фотографии в Новой Зеландии все еще были в новинку. Особенно самые современные, отпечатанные на глянцевой бумаге.
Ого! Значит, автор посылки был не только загадочным незнакомцем, но еще и состоятельным человеком, раз позволяет себе такие забавы.
Первую карточку она поднесла к окну вместе с остальными. Взглянув на нее, она тотчас же узнала, что на ней было изображено. Это был их «загородный» дом на Таравере, снятый с порядочного расстояния. В кадре помещались частично озеро и гора. Очевидно, фотограф находился на небольшом холме, который возвышался с задней стороны дома. Хорошая карточка! Надо будет сделать для нее рамку…
На второй фотографии также был запечатлен дом, только на этот раз камеру передвинули гораздо ближе к нему. Озеро и гора из кадра исчезли. Третья картинка изображала то же самое и была сделана с еще более близкой дистанции. Это уже становилось интересным. На ней был изображен дом сзади, огород и забор, окружающий весь двор. Фотограф расположился с камерой все еще выше уровня земли и забор не был для съемки дома препятствием, остальные снимки имели в своем фокусе кушетку, которая занимала всю веранду на заднем крыльце. На ней хозяева дома спали в жаркое летнее время, когда в спальне на втором этаже становилось слишком душно.
Каждый снимок имел один и тот же фокус — кушетку, которая становилась все больше и больше, вытесняя все окружающее из кадров. На кушетке кто-то был… Она почувствовала внутреннее напряжение. Улыбка, которая появилась на ее лице после просмотра первого снимка, теперь исчезла.
На кушетке лежали двое. Мужчина и женщина. Обнаженные. То, что вначале ей показалось милой шуткой, теперь уже выглядело делом серьезным и отчего-то неприятным.
Осталась последняя фотография. Она не хотела смотреть ее, но не смогла перебороть в себе инстинктивного предчувствия и перевернула снимок, чтобы было видно изображение.
Теперь мужчина и женщина сидели на кушетке. Вернее, на ней сидел один мужчина, а женщина была у него на коленях. Она обнимала его за шею, а он ее за талию.
Картинка была довольно неясной. Трудно было рассмотреть выражение их лиц, но черты лиц различались вполне удовлетворительно…
Холли сразу узнала мужчину, несмотря на то, что крыльцо было закрыто тонкой сеткой от мошкары. Внутренний голос неуверенно настаивал на том, что тут какая-то ошибка, что это не может быть он. Но все, увы, говорило за то, что она видит на фотографии Роберта.
Через минуту она узнала и ту женщину, которую он держал у себя на коленях и обнимал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81