Итак, его карта бита. История с представительством общества Одюбон не выдержит критики. Оставалось придумать, как ему выпутать Ханничайлд. И прежде всего, как ее подбодрить. Он любезно улыбнулся доктору Но и сказал:— Несколько дней назад мне посчастливилось встретиться с вашим агентом, мисс Таро, в резиденции губернатора. Я написал рапорт и этот факт будет обнародован в самое ближайшее время.Ни один мускул не дрогнул на лице доктора Но. Никакого интереса.— Как впрочем, — продолжил Бонд, — и многое другое. Но раз уж мы затеяли серьезный разговор, оставим все как есть, прошу вас. Вы очень интересный человек, но к чему вам вызывать лишний интерес к своей персоне? С вами случилось несчастье — вы потеряли руки и носите протезы. Эта участь постигла многих, кто был ранен на войне. Вы также носите контактные линзы вместо очков и используете карманную рацию вместо звонка для вызова слуг. У вас, наверняка, есть и другие забавные штучки. Но несмотря на это, доктор Но, вы всего лишь человек, который спит и ест, как и все люди... Приберегите ваши штучки для землекопов. Я и не такое видал.Доктор Но слегка наклонил голову.— Хорошо сказано, мистер Бонд. Я принимаю ваш урок. Вы безусловно правы, у меня есть свои маленькие слабости, так как долгое время я жил среди людей недостойных. Но все же, будьте осторожны, я ведь технарь. Я пригоняю инструмент к материи, и у меня имеется богатый выбор инструментов специально для упорных материалов. Но продолжайте, мне очень приятно беседовать с таким умным человеком как вы. Очень редко мне доводится говорить на равных. Я хотел бы поведать вам историю самого выдающегося человека в мире. Вы первый, кто услышит эту историю, так как до сегодняшнего дня я ее никому не рассказывал. Вы единственный человек, который способен оценить ее по достоинству. А также, — доктор Но выдержал паузу, — оставить ее при себе. Последнее замечание относится также и к мадемуазель.Ну вот! Занавес приподнимается, но ни Бонд, ни Ханничайлд никогда никому не смогут рассказать о том, что они здесь видели и слышали. Теперь Бонд знал точно: доктор Но очень силен и хорошо экипирован. Тем не менее, он сделал последнюю попытку.— Не стоит, — проговорил он вяло, — впутывать девушку в наши дела. Она не имеет ко мне никакого отношения. Я увидел ее впервые здесь, на пляже, вчера утром. Она собирала ракушки. И так как ваши люди сломали ее лодку, я вынужден был взять ее с собой. Отправьте ее домой. Она будет молчать. Она даст вам слово.— Я буду молчать?! — возмутилась Ханничайлд. — Я все расскажу. Я не хочу домой — я остаюсь с вами.— Вы мне уже надоели, — заявил Бонд ледяным тоном.— Послушайте, — сказал доктор Но, блаженно улыбаясь. — Не разыгрывайте из себя героев! Это ни к чему. Никто никогда не возвращался с этого острова. Никто, слышите? Не надо ни спорить, ни пытаться меня задобрить — это совершенно бесполезно.Бонд посмотрел на Ханни, улыбаясь:— Сам не знаю, что я говорю, Ханни. Я очень хочу, чтобы вы остались со мной. Послушаем вместе, что нам расскажет этот маньяк.— Это правда, мистер Бонд, — тихо сказал доктор Но, — я маньяк. Великие ученые, художники, философы, святые — все маньяки. Я, видите ли, страдаю манией власти. Она придает моей жизни смысл, и именно потому я здесь. И вы тоже. И Крэб Ки не совсем обычный остров тоже именно поэтому.Бонд допил свой стакан и налил другой.— Это не удивительно, — сказал он степенно. — Знакомая история. Мир полон людей, которые мнят себя то королем Англии, то президентом Соединенных Штатов, то самим Господом Богом. Сумасшедшие дома ими просто переполнены. Разница лишь в том, что вместо того, чтобы отдыхать в государственной или частной клинике, вы построили себе индивидуальную психушку. Но я пытаюсь понять как вы, находясь здесь, в полной изоляции от остального человечества, строите иллюзии о мировом господстве.— Мистер Бонд, — сказал доктор Но с некоторым раздражением в голосе, — неужели вы не понимаете, что власть — это полная самостоятельность. Вы говорите о королях, президентах... Какая у них власть?.. Только та, что дает им их народ. Какой властелин в нашем современном мире имеет еще право распоряжаться жизнью и смертью своих подданных? Теперь, когда Сталин мертв, можете ли вы назвать мне хоть одно имя, кроме моего? А как это возможно, что я обладаю именно такой властью? Да очень просто, потому что никто об этом не знает... Потому что я ни перед кем не должен отчитываться.— Это иллюзия власти, — сказал Бонд, пожимая плечами. — Всякий человек с револьвером в руке распоряжается жизнью и смертью своего ближнего. Даже если кто-то убьет втихаря, и никто при этом не узнает, он не избежит наказания. Этот человек окажется в полной изоляции, так как есть высшая власть — власть общества. И вас ждет та же участь, доктор Но. Говорю вам: ваши поиски абсолютной власти — иллюзия, потому что власть сама по себе иллюзия.— Красота тоже, мистер Бонд, иллюзия. И искусство, и деньги, и смерть. И жизнь, вероятно. Это всего лишь относительные понятия. Вы играете словами. Мне это безразлично. Вернемся, если хотите, к началу нашего разговора — о моей мании власти. И прошу вас, — сказал он с неизменной улыбкой, — не думайте, что эти полчаса нашего разговора что-либо изменят в моей линии поведения. Послушайте лучше историю, которую я хочу вам рассказать...Искусственность всей этой сцены: три человека в мягких креслах, преспокойно попивающих разные напитки, приглушенный свет, пушистые ковры... все это вдруг показалось Бонду полным абсурдом. Надвигающаяся опасность, трагизм их положения превратились в ничто по сравнению с грациозным передвижением раковины в форме тюльпана за стеклом. А что, если стекло лопнет?.. Что если сопротивляемость стекла плохо рассчитана, или рабочие допустили небрежность в работе?.. И что если, просто-напросто, море чуть-чуть сильнее надавит на стекло?..— Я, — начал доктор Но не спеша, — единственный сын миссионера методистской церкви, немца по происхождению и юной китаянки из добропорядочной семьи. Я родился в Пекине, но по ту сторону баррикад, как говорится. Я всем был помехой. Тетушке моей матери хорошо заплатили за то, что она взяла меня к себе и воспитала. Никакой любви, понимаете, мистер Бонд! Отсутствие эмоций. Семя посеяно — и дало всходы. Я начал работать в Шанхае, где связался с тонгами. Благодаря им я полюбил конспирацию, кражи, убийства, поджоги... Это был протест против отца, которого мне недоставало, который меня предал... Я полюбил убивать, уничтожать предметы и людей. Я стал большим специалистом в преступном мире. Тогда-то и начались неприятности. Тонги слишком меня ценили, чтобы использовать как простого убийцу. Меня послали в Нью-Йорк. У меня было зашифрованное рекомендательное письмо к одному из двух главарей тонгов в Америке. Я так и не узнал, что было в письме, но он принял меня как человека, которому можно доверять. В тридцать лет я стал у них казначеем. Я ведал суммой в миллион долларов. И тут началась война между двумя группировками тонгов. Это было в двадцатые годы. В течение буквально нескольких недель и с той и с другой стороны были убиты сотни людей. Пытки, убийства, поджоги — я чувствовал себя в своей стихии... Дело испортилось, когда для наведения порядка мобилизовали всю полицию Нью-Йорка. Тогда я перевел миллион долларов в золото и исчез в Гарлеме... Это было ошибкой: мне следовало покинуть Америку, забраться как можно дальше, так как тонги разыскивали меня даже в камерах Синг-Синга [крупнейшая американская тюрьма]. И они меня отыскали. Убийцы пришли ночью. Меня пытали, но я так и не сказал, где спрятано золото. Они пытали меня всю ночь, а наутро, убедившись, что ничего не добьются, они отрубили мне руки, в доказательство того, что я вор, и пустили пулю в сердце... Но они не учли одного: что у человека с миллионом долларов в кармане сердце находится справа, и что этим человеком был я. Я выжил. Операция, месяц в больнице... все это время я размышлял. Я не переставал думать о той минуте, когда получу деньги: как мне их сохранить и как потратить.Доктор Но замолчал. На его скулах появились красные пятна. Он заерзал в кресле — видимо, заново переживал свои воспоминания. Он закрыл глаза, как бы погрузившись внутрь себя самого.Бонд подумал: «Подходящий момент: я разобью стакан и перережу ему горло». Но глаза без ресниц тотчас же открылись.— Я вам не наскучил еще? — спросил доктор Но едва слышно.— Нет, — ответил Бонд.Момент был упущен. Представится ли такая возможность еще раз?— Когда я вышел из больницы, мистер Бонд, — продолжил этот страшный человек, — я отправился прямо к Зильберштейну, самому крупному продавцу марок в Нью-Йорке. Я купил конверт, единственный в своем роде конверт, в котором были самые редкие в мире марки. Я вложил все свое золото в эти марки. Я догадывался о том, что будет мировая война. Я знал, что будет инфляция, и только самые редкие вещи не упадут в цене. Тогда же я изменил свою внешность. Я вырвал волосы — каждый волосок отдельно, с корнем. При помощи пластической операции мой нос из большого и широкого превратился в прямой и тонкий, рот стал больше, губы — тоньше. Так как я не мог стать ниже ростом, я стал выше: носил специальную обувь, несколько месяцев мне вытягивали позвоночник — у меня изменилась осанка. Я заменил металлические протезы на восковые и носил перчатки. Я также сменил имя. Я взял имя своего отца — Джулиус и фамилию Но, в знак того, что я от него отрекся. От него и от остального мира. Я первым в мире надел контактные линзы. Затем я уехал в Милуоки, где нет китайцев, и поступил на Медицинский факультет. Там я занялся изучением человеческого тела и мозга. Зачем, спросите вы? Потому что я хотел знать все: на что это тело и мозг способны. Мне нужно было научиться пользоваться своими инструментами. Я хотел научиться делать другим то, что эти другие проделали со мной, стать единственным судьей. Именно это, нравится вам или нет, и есть суть земной власти. Бонд посмотрел на Ханничайлд. Она ему улыбалась. — Вы, должно быть, проголодались оба, — сказал доктор Но с неожиданным участием в голосе. — Теперь уже немного осталось. Я окончил учебу, покинул Америку и изъездил весь свет. Я назывался «доктором», так как доктор вызывает доверие и может задавать вопросы, не вызывая подозрений. Я стал искать свою будущую резиденцию. Надежное место на случай войны: стало быть — остров. Мне необходимо было стать полновластным хозяином на этом острове. Второе непременное условие: чтобы он был пригоден к большим индустриальным работам. Я нашел Крэб Ки и живу здесь вот уже четырнадцать лет. Гуано — идеальная отрасль промышленности. Птицы не нуждаются в каком бы то ни было уходе — им нужен только покой. Единственная трудность — это стоимость рабочей силы. Шел 1942 год. Простой кубинский или ямайский рабочий получал десять шиллингов в неделю на тростниковых плантациях. Среди них я нашел около сотни людей за двенадцать шиллингов в неделю, но с одним условием: что их зарплата будет неизменной. Таким образом я застраховал свою общину от мировой инфляции. Не скрою, время от времени мне приходилось прибегать к насилию. Но мои рабочие довольны своим заработком, так как это самая высокая зарплата, о которой они когда-либо слышали. Затем я выписал дюжину негров-китайцев с семьями, чтобы охранять весь этот прекрасный мир. Они получают полтора ливра в неделю. Это надежные и сообразительные ребята. Они быстро поняли, что мне от них нужно и очень довольны тем, что имеют. Я выписал также несколько инженеров и архитекторов, и мы начали подземные работы. Время от времени я вызываю команду специалистов, которым плачу очень большие деньги — но они никак не сообщаются с другой частью общины. Они живут под землей, а когда их работа заканчивается, уезжают. Я полагаю, вы признаете, что вам оказали достойный прием, и что убранство этого дома ничем не уступает резиденции какого-нибудь американского миллиардера. Я начинаю распространять свою класть на внешний мир. Я уже сказал вам, что провел здесь четырнадцать безоблачных лет. Это не совсем так. Одно облачко все же омрачало мое присутствие на этом острове — это дурацкие птички общества Одюбон. Я не буду вас утомлять подробностями. Вы знаете, что было двое охранников, которые жили на островке в центре озера. Они получали провизию с Кубы. Время от времени какой-нибудь американский орнитолог проводил несколько дней в лагере, затем убирался восвояси. Меня это не волновало, так как эта зона была запретной для моих людей, а охранники, в свою очередь, не имели права выходить за пределы лагеря. Но однажды, я получил письмо — его привез корабль, который приходит раз в месяц. Общество Одюбон сообщало о своем намерении построить отель на своей территории, на берегу реки, которая вам знакома. Любители птиц со всего света съедутся сюда; они будут снимать фильмы, и Крэб Ки станет всемирно известным, сообщали мне... Какая горькая история! Я отвоевал свою независимость, задумал грандиозный план на будущее — и все насмарку из-за стайки птичек и компании полоумных старух!.. Я предложил огромную сумму, чтобы выкупить концессию на эту часть острова. Они отказались. Я был просто в бешенстве. Я стал изучать повадки этих птиц, и вдруг, решение пришло само собой, как луч света в пасмурный день. Их просто-напросто нужно напугать, и они сами покинут остров. Я купил во Флориде автомобиль-амфибию, который используют для разведки нефтяных месторождений, и сделал из него смертоносное орудие. Оно наводит страх и сжигает все на своем пути — не только птичек, но и людей. Нужно было ликвидировать охранников. Зимней ночью я сжег лагерь. Мне сказали, что оба охранника погибли. На самом деле, к моему великому сожалению, один из этих идиотов добрался все-таки до Ямайки, чтобы подохнуть там. Что касается птичек — эффект был полный. Они умирали тысячами. Но общество Одюбон сильно забеспокоилось. Они обратились ко мне с просьбой посадить самолет на Крэб Ки и провести расследование. Я согласился, чтобы не вызвать подозрений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21