Я не видел ничего, ни дыма, ни огня, только громкий прерывистый рев, больше напоминающий автоматный огонь, чем что-либо другое. Сначала какой-либо видимый эффект отсутствовал. Затем я увидел, как исчезла часть перил нашего правого борта, и двое моих людей упали на палубу.К этому времени наше носовое орудие тоже было в действии. Мы находились в кильватерной струе «Йана», что делало точное попадание затруднительным.Два корабля неслись вперед на полной скорости: форштевень «Софала» резал воду и по обе его стороны вздымался кипящий белый бурун, «Йан» оставлял за собой пенный след. Из-за сильного волнения на кораблях была качка. Нетерпение погони и ожидаемой битвы будоражило нашу кровь, и надо всем этим разносился ядовитый треск больших орудий.Я бросился на нос корабля, чтобы управлять огнем пушки, и мгновение спустя мы имели удовольствие видеть, как люди орудийного расчета одной из пушек «Йана» падают на палубу один за другим, когда нашему артиллеристу удалось взять верный прицел.«Софал» быстро настигал «Йана», и мы сосредоточили огонь наших орудий на башенной пушке и кормовой башне противника. Онгйан давно уже исчез с верхней палубы, без сомнения, в поисках безопасности для своей персоны в наименее поражаемой части корабля. На башенной палубе, где он стоял вместе с капитаном, вообще оставалось только двое живых — но это были двое из орудийного расчета пушки, которая доставляла нам больше всего неприятностей.Я тогда не понимал, почему пушки наших кораблей не причиняют гораздо больших разрушений, Я знал, что Т-лучи обладают высокой мощностью воздействия, и не мог понять, почему ни один корабль до сих пор не уничтожен или не утонул. Но это потому (чего я тогда еще не знал), что все жизненно важные части кораблей предохраняются тонким слоем того же металла, из которого состоят большие орудия — единственное вещество, малопроницаемое для Т-лучей. Если бы это было не так, наш огонь давно бы уже вывел «Йан» из строя.Лучи, направленные на ее кормовую башенную пушку, прошили бы насквозь башню, убили бы людей за приборами управления и уничтожили сами приборы. В конце концов, так бы случилось в любом случае, но сначала надо было бы уничтожить защитное покрытие башни.Через несколько минут мы все-таки заставили замолчать второе орудие «Йана».— Если мы собираемся подойти к ним борт в борт, то подставимся под огонь других орудий главной палубы, да и передней башни, — крикнул Камлот.Мы уже потеряли несколько человек, и я знал, что потерь будет намного больше, если мы войдем в радиус поражения других орудий. Но, казалось, альтернативы не было, разве что вообще отказаться от погони, а этого делать я не хотел.Отдав приказ приближаться со стороны левого борта, я направил огонь носового орудия вдоль поручней, где он уничтожал одно за другим орудия левого борта «Йана». Я приказал, чтобы наши орудия правого борта в свою очередь открывали огонь, как только окажутся в пределах поражения чужих оружий. Таким образом, мы поддерживали постоянный и непрекращающийся огонь по несчастному кораблю, преодолевая разделяющее нас расстояние и все приближаясь.У нас было много потерь, но это было ничто по сравнению с потерями на «Йане», палубы которого были просто завалены мертвыми и умирающими. Положение корабля было безнадежным, и его капитан, должно быть, осознал это, потому что подал сигнал, что сдается, и остановил двигатели. Через несколько минут мы были рядом, и наш отряд перебрался через перила борта их корабля.Камлот и я стояли и смотрели, как наши люди под предводительством Кирона направились перенести добычу и доставить некоторых пленников на борт «Софала». Я строил догадки о том, каким будет ответ на мое требование полного подчинения. Я знал, что свобода была нова для них, и вполне можно было ожидать эксцессов. Я страшился возможных последствий, ибо был твердо намерен устроить показательную расправу с каждым, кто меня ослушается, пусть даже в попытке сделать это я потерплю поражение.Я видел, как большинство наших людей рассыпалось по палубе под командой великана Зога, тогда как Кирон повел отряд поменьше на верхние палубы в поисках капитана и онгйана.Прошло не меньше пяти минут, прежде чем я снова увидел моего лейтенанта, выходящего из башни «Йана» с двумя пленниками. Он повел их вниз по трапу, они пересекли главную палубу и направились к «Софалу», тогда как сотня человек моего пиратского отряда в молчании наблюдала за ними.Никто не поднял на пленников руку.Когда заложники перебрались через борт «Софала», Кирон облегченно вздохнул и подошел к нам.— Я думаю, что жизнь моя висела на волоске, так же, как и жизни пленников, — сказал он, и я согласился с ним.Если бы мои люди начали убивать на борту «Йана» вопреки моим приказаниям, им бы пришлось убить меня самого и верных мне людей, чтобы спасти свои собственные жизни.Онгйан немного шумел, когда пленники остановились напротив меня, но капитан «Йана» был потрясен. Во всем происшествии было нечто, что поразило его, а когда он приблизился ко мне на достаточное расстояние, чтобы разглядеть цвет моих волос и глаз, он был очевидным образом ошеломлен.— Это беззаконие! — кричал онгйан Муско. — Я позабочусь о том, чтобы вас казнили всех до единого!Он дрожал, но был багровым от гнева.— Проследи, чтобы он не открывал рот, пока к нему не обратятся, — велел я Кирону и повернулся к капитану. — Как только мы заберем с вашего корабля все, что нам нужно, вы будете свободны, и сможете продолжать свое путешествие. Мне жаль, что вы не сочли нужным повиноваться, когда я приказывал вам остановиться; это сохранило бы много жизней. В следующий раз, когда вы получите приказ с «Софала» лечь в дрейф, повинуйтесь. А когда вернетесь в свою страну, объясните другим капитанам, что «Софал» — в море, и ему следует повиноваться.— Могу ли я задать вопрос? — сказал он. — Кто ты такой, и под чьим флагом вы плаваете?— На данный момент я вепайянин, — ответил я, — но мы плаваем под собственным флагом. Никакая страна не несет ответственности за наши действия, равно как и мы не отвечаем за действия какой бы то ни было страны.Задействовав остатки экипажа «Йана», Камлот, Кирон, Гамфор и Зог перенесли с корабля все оружие, те запасы провизии, которые нам были нужны, и более ценную, но менее громоздкую часть груза. Это было сделано еще до наступления темноты. Затем мы сбросили за борт их пушки и позволили им продолжать путь.Муско я задержал в качестве заложника на случай, если таковой нам когда-нибудь понадобится. Его держали под стражей на главной палубе, пока я не решу окончательно, как с ним поступить. Вепайянские женщины-пленницы, которых мы спасли с «Совонга», и наши собственные офицеры, которые тоже были расквартированы на второй палубе, заняли все каюты, так что Муско некуда было поместить. А я не хотел держать его в дыре под палубой, предназначенной для простых заключенных.Я как-то упомянул об этой проблеме Камлоту в присутствии Вилора, и тот немедленно предложил разделить с Муско свою собственную маленькую каюту с тем, чтобы своей головой отвечать за пленника. Поскольку это казалось легким решением проблемы, я приказал перевести Муско в каюту Вилора, который сразу же и забрал его к себе.Преследование «Йана» отвлекло нас от курса, и сейчас, когда мы снова взяли направление на Вепайю, по правому борту неясно виднелась полоса суши. Я мог только строить догадки, какие тайны лежат за этой туманной береговой линией, какие неизвестные звери и люди населяют terra incognita, что простиралась до самого Страбола и неисследованных экваториальных областей Венеры. Чтобы удовлетворить свое любопытство хоть отчасти, я направился в рубку, достал проклятые амторианские карты, и определив наше положение так точно, как это только было возможно при помощи расчетов, установил, что берег, который мы видим — это Нубол. Я помнил, что Данус упоминал эту страну, но не мог вспомнить, что именно он о ней говорил.Мое воображение разыгралось. Я поднялся на носовую башню и стоял там один, глядя поверх слабо светящихся ночных вод Амтор на таинственный Нубол. Ветер разыгрался, это был уже почти шторм — первый шторм, с которым я столкнулся со времени своего прибытия на Утреннюю Звезду. Начали подниматься тяжелые волны. Но я вполне доверял кораблю и способности моих офицеров управлять им в любых условиях, поэтому меня не беспокоила нарастающая сила шторма. Однако мне пришло в голову, что женщины могут перепугаться, и мои мысли, которые редко бывали далеки от нее, вернулись к Дуари. Быть может, она была испугана!Даже отсутствие предлога уже есть предлог для мужчины, который стремится увидеть объект своего слепого увлечения, но сейчас я тешил свое самолюбие тем, что у меня есть настоящая причина увидеть ее, причина, которую она сама должна будет признать существенной, ибо мной руководило беспокойство о ее благополучии. Так что я спустился по трапу на вторую палубу с намерением просвистеть перед дверью Дуари. Но поскольку мне приходилось пройти непосредственно мимо каюта Вилора, я решил воспользоваться этой возможностью, чтобы посмотреть на нашего пленника.После моего сигнала последовала минутная пауза, затем Вилор пригласил меня войти. Войдя в каюту, я был удивлен тем, что вместе с Муско и Вилором там сидит анган. Замешательство Вилора было очевидным, Муско казался не в своей тарелке, а анган испуганным. Их смущение не удивило меня, потому что общение с кланган не входит в обычаи представителей высшей расы. Но если они и были в замешательстве, этого нельзя было сказать обо мне. Скорее я был рассержен. Положение вепайян на борту «Софала» было деликатным вопросом. Мы были немногочисленны, и наше влияние, наша власть зависели исключительно от уважения, которое мы вызывали и поддерживали в умах торанцев, составлявших большинство команды. Они опять рассматривали вепайян как высших, несмотря на зловредные усилия лидеров Торы убедить их в том, что все люди равны.— Ваши помещения впереди, — сказал я ангану. — Ты не должен быть здесь.— Он не виноват, — сказал Вилор, когда птицечеловек встал, чтобы покинуть каюту. — Муско, как ни странно, никогда не видел ангана, и я привел этого парня сюда, чтобы удовлетворить его любопытство. Прошу прощения, если я поступил неверно.— Конечно, — сказал я, — это придает делу несколько другую окраску, но я думаю, будет лучше, если наш пленник будет рассматривать их на той палубе, где кланган живут. Я разрешаю ему сделать это завтра.Анган вышел, я обменялся еще несколькими словами с Вилором, а затем оставил его с пленником и направился к кормовой каюте, где помещалась Дуари. Только что разыгравшийся эпизод практически немедленно изгладился из моей памяти, уступив место гораздо более приятным размышлениям.Когда я свистел перед дверью, в каюте Дуари был свет. Я не знал, пригласит ли она меня войти, или проигнорирует мое присутствие. Некоторое время на мой сигнал не было ответа, и я почти уверился, что она не захочет видеть меня, когда услышал, как ее нежный низкий голос приглашает меня войти.— Ты настойчив, — сказала она, но в ее голосе было меньше гнева, чем когда она в последний раз говорила со мной.— Я пришел спросить, не испугал ли тебя шторм и заверить, что опасности нет.— Я не боюсь, — ответила она. — Это все, что ты хотел сказать?Это звучало как распоряжение уйти.— Нет, — сказал я. — Я пришел для того, чтобы сказать не только это.Она подняла брови.— Что еще ты можешь сказать мне такого, чего еще не говорил?— А если я хочу повторить? — предположил я.— Ты не должен! — воскликнула она.Я подошел к ней ближе.— Взгляни на меня, Дуари, взгляни мне в глаза и скажи, что тебе не нравится, когда я говорю, что люблю тебя!Она опустила глаза.— Я не должна слушать! — прошептала она и встала, как будто собиралась покинуть комнату.Я был вне себя от любви к ней, от ее близкого присутствия кровь вскипела у меня в жилах. Я схватил ее в объятия, привлек к себе и, прежде чем она успела воспротивиться, прикоснулся к ее губам своими. Затем она вырвалась, и я увидел, как в руке ее блеснул кинжал.— Ты права. — сказал я. — Ударь! Я совершил поступок, который не подлежит прощению. Мое единственное оправдание — это любовь к тебе. Она уничтожила мой рассудок.Ее рука, держащая кинжал, опустилась.— Я не могу, — всхлипнула она и, повернувшись, выбежала из комнаты.Я вернулся в свою каюту, проклиная себя на все лады, называя себя животным, грубияном и хамом. Я не мог понять, как я совершил такой непростительный поступок. Я вновь и вновь обвинял себя, но в то же время воспоминание об этом нежном теле, прижатом ко мне, об этих совершенных губах у моих губ, заливало меня теплым сиянием удовлетворенности, далеким от раскаяния.Когда я лег спать, то долго не мог заснуть, думая о Дуари, вспоминая все, что было между нами. Я ухитрился обнаружить скрытое значение в ее возгласе «Я не должна слушать!» Я радовался тому, что она отказалась отдать меня на смерть в руки других, а теперь отказалась убить меня сама.Ее «Я не могу» звучало в моих ушах почти как признание в любви. Рассудок говорил мне, что я совсем сошел с ума, но я находил радость в этом безумии.За ночь шторм неслыханно усилился, завывания ветра и дикая качка «Софала» разбудили меня до рассвета. Я тотчас встал и вышел на палубу, где меня чуть не унес ветер. Огромные волны поднимали «Софал» ввысь только для того, чтобы тут же уронить корабль в водяные бездны. Корабль терзала ужасная килевая качка. Время от времени громадная волна перехлестывала через нос и заливала главную палубу. По правому борту виднелась суша, которая казалась угрожающе близкой. Положение было чревато серьезной опасностью.Я вошел в рубку управления и обнаружил там, кроме рулевого, Хонана и Гамфора. Они были очень обеспокоены нашей близостью к земле. Если откажут двигатели или рулевое устройство, нас неизбежно выбросит на берег. Я приказал им оставаться здесь, а сам направился в каюты второй палубы поднять Камлота, Кирона и Зога.Повернув к корме от подножия трапа второй палубы, я заметил, что дверь каюты Вилора хлопает, открываясь и закрываясь с каждым движением судна, но в тот момент я над этим не задумался и прошел дальше — будить своих лейтенантов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24