Молодые воины, недовольные деспотическим правлением старшин, готовились к вооруженному бунту. В случае раскола племя могло быть уничтожено ирокезами. Этьен, став на сторону молодежи, приобрел на нее большое влияние и с необыкновенной ловкостью успокоил недовольных. Молодежь хотела избрать его одним из своих вождей. Благоразумный и тактичный, он не поддался соблазну. Предпочел остаться посредником и торговцем пушниной. В то же время он уговорил племя отправиться в леса на зимнюю охоту.
Когда на следующий год Брюле вернулся в Квебек, его возвращение было триумфальным: более половины воинов племе —
ни сопровождало его на бесчисленных лодках. Брюле привез огромное количество шкурок, с таким же грузом плыли и гуроны.
Прошлогодние хулители Этьена не могли прийти в себя от изумления. Купцы потирали руки. Шамплен, краснея от удовольствия, положил руку на плечо путешественника и заявил ему:
— Ну, теперь, парень, отдохни в Квебеке! Я дам тебе отличное жилье!
— Нет, сударь. Благодарю! — Отказываешься?
— Да. Я возвращаюсь к гуронам.
Губернатор внимательно посмотрел на загорелое лицо юного смельчака. На Брюле была индейская одежда из оленьей шкуры.
— Эге, Этьен! — засмеялся Шамплен. — Не хочешь ли ты стать гуроном? Тебе так понравились молодые индианки?
…Вскоре гуроны отплыли в свои леса, довольные приобретенными товарами: бусами, разными безделушками, одеялами, ножами, топорами и, к сожалению, всего несколькими ружьями. Они были особенно довольны тем, что заключили с французами союз против ненавистных ирокезов. Вместе с ними отплыл Этьен Брюле.
Это был незаурядный юноша, рано возмужавший, бравый и несдержанный, чувственный и развратный, хитрый, предприимчивый и неутомимый, сумасбродный, веселый и общительный. В этом сыне крестьянина из-под Парижа, родившемся в Шам-пиньи-сюр-Марн, проявились здесь, в канадских лесах, все галльские добродетели и все галльские пороки. В нем самым странным образом сочетались пылкость и твердость, вздорные капризы и благородные устремления.
Когда на следующий год Шамплен совершил поездку в далекий край, он убедился, что гуроны очарованы interprete. Казалось, что Брюле околдовал их: многие воины готовы были пойти за ним в огонь. Только вожди не разделяли восторга молодых, но это объяснялось — и совершенно справедливо — их скрытой з-авистью.
— Как ты добился этого? — расспрашивал его губернатор. — Ты околдовал их? Может быть, спаиваешь водкой?
— Без водки не обходится, мсье! — дерзко ответил Этьен, смеясь прямо в глаза Шамплену.
— Может быть, ты портишь их? Сбиваешь с пути?
— Sapristi, я не святой!..
Французы столкнулись с ирокезами в первый же год своего пребывания в Канаде. Впрочем, они первые задели индейцев, еще не понимая, какая грозная опасность нависла с юга. Эта опасность в течение целого столетия угрожала обратить их колонию в руины.
Шамплен, раздраженный постоянными нападениями ирокезов, решил, используя ненависть других племен к этим воинственным индейцам, нанести им в 1615 году смертельный удар. Имея в своем распоряжении горстку соотечественников, он созвал многочисленных гуронов и вторгся с севера на земли врага, в то время как верный Этьен Брюле должен был склонить на свою сторону племя сусквеганов и с воинами этого племени ударить с запада.
Брюле добросовестно выполнил свою задачу, но прибыл с отрядами союзника слишком поздно: раненый Шамплен и гуроны уже отступали после безрезультатной многодневной осады укрепленного селения ирокезского племени онондагов.
Отступившие в свою очередь отряды сусквеганов также попали в переделку, преследуемые осмелевшим противником. Во время одной из схваток Этьен Брюле, получив удар дубиной по голове, попал в плен. Ирокезы знали отважного француза. Они, ликуя, приволокли его в свой поселок, чтобы после пыток пре — дать смерти.
Хладнокровие и случай спасли Брюле жизнь. На шее у него висело на золотой цепочке небольшое распятие. Зная обычаи индейцев, он перенес, не дрогнув, пытки, а когда прижигали его тело, даже улыбался, что вызывало уважение ирокезов. Но едва вождь, который его пленил, попытался сорвать распятие, Брюл-ле вдруг притворился ужасно испуганным и крикнул, чтобы вождь не прикасался к «талисману».
Тот невольно отдернул руку и удивленно посмотрел на пленника.
— Если ты прикоснешься к нему, — предостерег Брюле голосом, полным тревоги, — то погибнешь в первом же бою!
Этьен — как известно по его пребыванию у гуронов — обладал необычайной способностью воздействовать на ум и воображение индейцев. Зловещим словам поверили еще и потому, что случайно именно в эту минуту раздался далекий раскат грома. А так как пленник держал себя очень мужественно, вождь в приступе рыцарства подарил ему жизнь и свободу.
Брюле поспешил к ближайшим союзникам — сусквеганам. Там он увидел большую реку, текущую на юг и носящую название племени. Неутомимый открыватель, жаждущий новых впечатлений, решил исследовать течение реки. А вдруг она впадает в Тихий океан?
Сопровождаемый несколькими индейцами, Брюле спустился по течению Саскуиханны и через несколько недель добрался до залива, который ныне называется Чезапикским, открыв по пути чудесный плодородный край — теперешнюю Пенсильванию.
Когда много месяцев спустя Этьен снова появился в Квебеке, земляки встретили его как выходца с того света. Однако, сдав отчет губернатору, он незамедлительно покинул Квебек и вернулся к своим гуронам.
В тот самый год, когда состоялся неудачный поход на ирокезов, в Канаду прибыли первые миссионеры. С большим успехом начал свою работу среди гуронов отец ле Карон. В этом не было ничего удивительного. Гуронам, все сильнее теснимым ирокезами, религия, общая с французами, показалась новым звеном, связывающим их с союзниками, новой гарантией безопасности. С небывалым рвением принимали они христианство. Миссионеры — сначала адвентисты, потом иезуиты — нашли благодатное поле деятельности.
Популярность Этьена Брюле была, естественно, бельмом в глазу у миссионеров, хлопотавших о тех самых душах краснокожих, на которые так неодолимо воздействовало обаяние Этьена, этого веселого, разгульного, живого «еретика» Этьена. Он отнюдь не был овечкой: он издевался над кроткими овеч — ками.
Никто — ни сам Брюле, ни миссионеры, ни тем более гуро-ны — не представлял себе тогда, что в этой далекой лесной стороне постепенно назревает конфликт, который в конце концов должен был привести к трагической смерти ловкого посредника.
А пока звезда его разгоралась все ярче. Этьен трудился без передышки и посылал в Квебек огромные партии пушнины.
Он не обращал внимания на злобный шепот за его спиной. Пользовался дружбой многих гуронов, и этого ему было достаточно. Более того: в своих привычках, в повседневной жизни, даже в образе мышления настолько пропитался всем индейским, что люди в конце концов стали видеть в нем скорее гурона, чем француза.
При этом Брюле не утратил страсти к открытиям. Его влекли неведомые края и опасные приключения. На утлых пирогах забирался по Великим озерам далеко на запад. Он был первым европейцем, плававшим по Верхнему озеру и озеру Мичиган.
Его отношения с миссионерами складывались довольно странно. Он часто проявлял к ним расположение: помогал своей опытностью, не раз сопровождал как проводник и защитник в путешествиях. В то же время они явно сторонились Этьена, ставили ему в вину множество вещей. Иезуиты, несомненно, домогались власти над индейцами, наподобие той, которая осуществлялась ими в Парагвае и на Амазгонке в Южной Америке. Однако несносный соблазнитель Этьен Брюле, сеятель разврата, являлся помехой их планам. Самым своим существованием он разрушал их мечты о власти, срывал честолюбивые замыслы. Миссионеры боролись с ним своими методами: в глазах французов старались преуменьшить его заслуги, отрицая его достоинства и преувеличивая его грехи, а среди индейцев подрывали его популярность. В своих донесениях они не прощали Этьену малейших проступков. С негодованием летописец, брат Сагар, писал о неслыханном поведении отпетого грешника: очутившись однажды перед лицом смерти, Этьен Брюле не смог вспомнить никакой другой молитвы, кроме — о, ужас! — предобеденной. Такой это был выродок!
В Северной Америке, так же как и в Европе, англичане и французы сталкивались друг с другом в непрестанных войнах. В 1629 году, то есть через двадцать Лет после создания французской колонии, англичанам удалось напасть на Квебек и завладеть всей колонией. Шамплену и большинству французов пришлось убраться из Канады. Лишь немногие остались на месте, примирившись с новой властью. Среди последних был и Этьен Брюле.
В день отплытия Шамплена во Францию Этьен приплыл в Квебек со своими гуронами и привез большое количество шкурок, на сей раз предназначенных уже английским купцам. Разгневанный Шамплен в присутствии большой толпы бросил в лицо Брюле обвинение в измене.
— Я гурон! — возразил Брюле, оправдываясь. — И забочусь об интересах моего народа!
— Ты такой же гурон, как я англичанин! — прорычал Шамплен и в ярости отвернулся.
Эта сцена, которую сам Шамплен вскоре позгабыл, была подхвачена врагами Этьена и громким эхом отозвалась в лесах. Среди гуронов остались некоторые миссионеры, скрывавшиеся от англичан. Они не зевали. Когда через три года в Канаде в результате заключенного в Европе мира вновь утвердилась власть Франции, а Шамплен стал опять губернатором, сбитым с толку гуронам было дано понять, что они должны отречься от изменника, если не хотят навлечь на себя гнев губернатора.
В ту пору французы нужны были гуронам еще больше, чем когда-либо прежде. Им ни за что не хотелось обидеть Шамплена. Помнили, каю губернатор назвал Этьена изменником за сотрудничество с англичанами. Верх в племени взяли те вожди, которые и прежде с тайной неприязнью посматривали на вспыльчивого нахала, а теперь открыто обвинили его в том, что он всегда настраивал молодежь против власть имущих и против священных обычаев.
Этьена схватили где-то в лесной глуши. Там, вдали от друзей, совет племени устроил над ним суд — необычайный суд, политический, суд индейцев над белым. Приверженцев Этьена Брюле запугали, и в этот раз он уже не смог защитить себя. Его приговорили к смертной казни, а тело его ждала исключительная участь: быть съеденным судьями. Приговор был приведен в испол — нение, поразив, возможно, даже тайных подстрекателей: они не ждали, что индейцы такими крайними мерами ответят на их интригу.
Немезиде истории было угодно, чтобы несчастный народ гу-ронов всего на несколько лет пережил Этьена Брюле. На них ополчились с каждым годом все более мстительные ирокезы. Не помогли гуронам ни молитвы миссионеров, ни союз с французами. Ирокезы превосходили соседей осторожностью и хитростью, а также имели огнестрельное оружие, доставляемое им голландцами и англичанами. Ирокезы умело использовали внутренние раздоры противника и уничтожали его селения одно за другим.
Гуроны сражались с необычайным мужеством, но, как и многим другим первобытным племенам, им не хватало осмотрительности и проницательности. В 1649 году, почти поголовно истребленные, они перестали существовать как племя, а немногочисленные жалкие группки их рассеялись по лесам во все стороны.
История Этьена Брюле отнюдь не исключение. Несомненно, задору, самоотверженности и прямо-таки безумной отваге подобных ему канадских французов обязана Франция захватом в Северной Америке тысячемильных территорий. Им же она обязана и тем, что тысячи краснокожих воинов стали на ее сторону, и тем, что после ста пятидесяти лет ожесточенных боев канадские французы все-таки смогли устоять перед двадцатикратным превосходством англичан.
11. ПОН-ПОН
Вицусь Адамкевич из Оттавы приехал вместе со мной к Станиславу на реку Сен-Дени. Вицусь — красивый здоровый мальчик с румяным загорелым лицом, светло-голубыми глазами и льняным чубом. Ему четырнадцать лет, он в меру упрям, иногда непослушен. В его юношеском сердце пылают две страсти: охота и пон-пон.
Мы очень любим друг друга. Вместе ходим на охоту, вместе развлекаемся. У нас много общих симпатий, увлечений и приключений.
Когда Станислав занят работой по, дому, мы — Вицусь и я — отправляемся вдвоем на Канада-Лейк за дикими утками. Это «романтическая» прогулка, так как все время нужно быть начеку и помнить о нашем враге — соседе Десотеле. Углубляемся в темный высокий лес канадских кедров, и тропинка, сначала отчетливо различимая, теряется в траве и зарослях дикого кустарника. Вни — мательно осматриваемся вокруг — здесь можно встретить оленей и лесных куропаток. Потом местность понижается и земля становится скользкой и мягкой.
Внезапно останавливаемся как вкопанные. Лес перед нами редеет, оттуда доносятся таинственный плеск, приглушенное кряканье и бульканье.
— Утки! — сдавленным голосом шепчет Вицусь. Щеки его горят, глаза блестят от возбуждения. Вицусь дрожит от волнения и весь в напряжении крадется вперед с еще большей, чем прежде, осторожностью, словно подкрадывается к настоящему бди^ тельному врагу, а не к обыкновенным диким уткам.
Мне знакомо это волнение. Двадцать пять лет назад я переживал то же самое в своих детских снах: в американских дебрях я дружил с индейскими воинами и подкрадывался к врагу; тогда сильно билось мое сердце. А сегодня так же колотится сердце Вицуся. Постепенно приближаемся к опушке и долго, словно зачарованные, любуемся открывшимся зрелищем. На фоне неба высится огромная гора с обрывистыми скалистыми склонами, а у подножия ее раскинулось .озеро, почти целиком заросшее камышом и осокой. Странный контраст здешней природы: рядом с высокой скалой — болотистая низина. Недалеко от нашего укрытия на поверхности озера плещется несколько уток.
Вицусь прицеливается и стреляет. Стреляет метко. На озере шум и переполох, а одна подбитая утка остается на воде.
Мальчик ничего не боится. Взбирается на утлый плот, некогда связанный тут Станиславом, и плывет за добычей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36