— Мой приятель — один из самых образованных людей в мире, — жестко отрезал Манфред.Гонзалес стоял посреди лаборатории, держа в руке ликерную рюмку, в которой виднелась почти бесцветная жидкость, чуть заметно отливавшая синевой. Над ее поверхностью вился легкий дымок.Увидев на его руках шерстяные перчатки, Манфред весь подобрался, как пантера перед прыжком.— Вы уже закончили экскурсию? — насмешливо спросил Мунсей из-за спины Манфреда, но, увидев Гонзалеса, смертельно побледнел.— Не угодно ли вам отпить глоток из этой рюмки, мой друг? — любезно обратился к нему Леон. — Чудесный напиток! Вы могли бы легко спутать его со старым выдержанным ликером, будь вы рассеянны, близоруки, да еще и без очков!— Что вы хотите этим сказать? — хрипло спросил Мунсей. — Я… не понимаю вас…— Заверяю вас, что это совершенно безвредный напиток, в нем отсутствуют токсически вредные вещества, он чист как воздух, которым мы дышим.— Дьявол! — выкрикнул Мунсей.Но прежде, чем он успел наброситься на своего мучителя, Манфред сбил его с ног.— Я вызвал по телефону мистера Фейра и Тоблемона-младшего. Они сейчас прибудут. Впрочем, вот и они…Вошел мистер Фейр в сопровождении Стивена и полицейского чиновника.— Имею честь вручить вам моего пленника, мистер Фейр, — заявил Гонзалес. — А вот и средство, при помощи которого Джон Мунсей лишил жизни своего дядю. На этот шаг его толкнуло примирение отца с сыном. Он ведь столько усилий приложил, чтобы завещание было переписано в его пользу, бедняга…— Это ложь! Ложь! — закричал Мунсей.— Ах, ложь? В таком случае вы можете спокойно выпить эту рюмку. В ней тот самый напиток, который вы подали своему дяде.— Что это такое? — спросил мистер Фейр.— Спросите у мистера Мунсея, — твердо ответил Гонзалес.Мунсей молча повернулся и направился к выходу. Полицейский последовал за ним.— А теперь я отвечу на ваш вопрос, мистер Фейр, — сказал Леон. — Это сгущенный до жидкого состояния воздух.— Жидкий воздух? — воскликнул начальник полиции. — Что вы хотите этим сказать? Как можно отравить человека жидким воздухом?— Профессор вовсе не был отравлен. При очень низкой температуре воздух превращается в жидкость. Содержится он в специальных термосах…— Боже! — воскликнул Стивен. — Значит, синяя полоса на шее…— Да. Его убили холодом. Он задохнулся в то же мгновение, когда жидкий воздух коснулся его глотки. Рюмку подсунул ему племянничек. Но вот как он ухитрился уговорить профессора надеть перчатки?..— Зачем? А, понимаю, — для того, чтобы он не почувствовал холода.Гонзалес кивнул.— Он предпринял все необходимые меры, чтобы подозрение пало на другое лицо. Одно лишь он проглядел: перчатки!
— Мне кажется, — проговорил Гонзалес, когда они шли по улице, — Мунсей в течение ряда лет преследовал одну цель: поссорить отца с сыном. Он, должно быть, сам пустил слух об отце невесты…Стивен проводил друзей до их квартиры.Когда он, прощаясь, улыбнулся, Гонзалес испуганно вскрикнул:— Ваши зубы!Стивен покраснел.— Мои зубы?— У вас ведь были непомерно большие резцы! Это было еще вчера! — взволнованно проговорил Гонзалес.Стивен расхохотался.— Это были вставные зубы. Я их сменил на другие, нормальной длины, только сегодня утром. Мои собственные выбиты во время футбольного матча…— Тринадцатого сентября, — добавил Манфред. — Я узнал это из спортивных газет тоже сегодня утром.Когда они вошли в квартиру, Манфред сказал:— Если уж речь зашла о больших резцах…— У тебя нет иных тем для разговора? — оборвал его Гонзалес. Глава 3.Человек, ненавидевший дождевых червей «Из Норвуда сообщают о смерти мистера Фольмоуза, бывшего начальника уголовной полиции в Лондоне. Пользуемся случаем напомнить о том, что в свое время мистер Фольмоуз арестовал Джорджа Манфреда, главаря „Четырех Справедливых“, преступного сообщества, которое…»— Довольно! — сказал Гонзалес. — Я категорически протестую против определения «преступное сообщество».Манфред, улыбаясь, отложил газету.— Бедный старина Фольмоуз, — задумчиво проговорил он. — Славный был человек…— Я тоже симпатизировал ему, — заметил Леон.— А какие у него были зубы мудрости! — не без иронии бросил Манфред.Гонзалес покраснел, вспомнив историю с человеком, у которого были слишком большие резцы.— Между прочим, — сказал он, — да будет тебе известно, что когда знаменитый доктор Карорра исследовал зубы мудрости четырехсот преступников…— Может быть, довольно о зубах? — миролюбиво спросил Манфред. — Взгляни лучше на море — ты когда-нибудь видел подобную красоту?Они сидели на бархатистой зеленой лужайке и смотрели на море. День догорал. Лучи заходящего солнца золотили кроны деревьев. На фоне бирюзового моря возвышались коричневые скалы Девоншира.— Не пора ли переодеваться к ужину? Скоро должен пожаловать твой ученый приятель. Насколько я изучил твои интересы, это довольно любопытная личность.— Несомненно! Мы познакомились во время игры в гольф. При этом мне пришлось наблюдать нечто крайне любопытное. Стоило ему заметить на земле дождевого червя, как он прекращал игру, останавливался, как вкопанный, и затем поражал несчастную тварь с совершенно непонятной, какой-то азартной злостью. У человека науки, мне кажется, не должно быть подобных предубеждений… Что и говорить — завидный жених. Не знаю, правда, какого мнения на этот счет мисс Спэттер…— Она тоже приедет к ужину? — спросил Манфред.— В сопровождении своей матери, — подчеркнул Леон. — Эта почтенная дама брала заочные уроки испанского языка и теперь пытается разговаривать со мной на совершенно невозможном диалекте.— Час от часу не легче, — вздохнул Манфред.Оба друга недавно приехали в этот прелестный уголок отдохнуть от городской суеты.Манфред под именем «синьора Фуэнтеса» долго и тщательно выбирал подходящий дом, особо интересуясь тишиной и уединённостью. Он очень любил Девоншир в апреле, когда его поля покрывались бархатным зелёным ковром, вытканным желтыми нарциссами.Переодевшись к ужину, он спустился в столовую, где уже весело потрескивали в камине березовые дрова.Услышав шум приближающегося автомобиля, он направился к выходу, но Леон Гонзалес опередил его и первым встретил гостей.Из автомобиля вышел высокий стройный мужчина с тонкими прямыми бровями и глубоко сидящими глазами. Костюм его был вне критики. Он несколько свысока поздоровался с Гонзалесом.— Надеюсь, мы не заставили вас слишком долго ждать — меня задержали мои эксперименты, — произнес он. — Сегодня работа что-то не клеилась…Манфред внимательно наблюдал за гостем.Леон представил его дамам. Мисс Спэттер оказалась красивой девушкой с немного грустными глазами. Ее мать была маленькой самодовольной дамой, подчеркнутая чопорность которой выдавала не особенно высокое происхождение.Манфред сразу почувствовал, что девушку гнетет какая-то затаенная тоска. Ее приветливая улыбка, бесспорно искренняя, казалась несколько автоматической. В дальнейшем смутное предположение Манфреда переросло в уверенность.Девушка испытывала страх!Но кто внушал его?
Когда дамы поднялись наверх, Манфреду удалось поближе познакомиться с доктором Уиглоу.— Ваш приятель отлично играет в гольф, — заметил доктор. — Право он отлично играет… для иностранца. Ведь вы оба родом из Испании?Манфред кивнул.Собственно говоря, он был более англичанином, чем его гость, но в настоящее время он был испанским гостем в Англии, к тому же с испанским паспортом.— Насколько я понял, ваши изыскания увенчались полным успехом? — осведомился Леон.Глаза доктора Уиглоу вспыхнули лихорадочным огнем.— Да, я очень доволен ими…Неожиданно он добавил:— Кто вам сказал о них?— Вы ведь сами рассказывали о них в клубе.Доктор нахмурил лоб.— Да?.. Что-то не припомню. Когда я говорил об этом?— Сегодня утром.Доктор закусил губы.— Я иногда бываю рассеянным…У Манфреда сложилось впечатление, что в докторе шла какая-то жестокая внутренняя борьба.— Да, на мою долю выпал необыкновенный успех. Да… Через несколько месяцев мое имя станет извести всему миру… Но мои изыскания стоят огромных денег. Лишь сегодня я подсчитал, что одним стенотиписткам приходится выплачивать около шестидесяти фунтов в неделю…Манфред изумленно взглянул на него.— Вашим стенотиписткам? — переспросил он медленно — В таком случае вы, должно быть, работаете над огромным трактатом?— Но вот и наши дамы! — воскликнул доктор.В докторе было что-то отталкивающее. Впоследствии Манфред укрепился в этом мнении.После обеда доктор Уиглоу неожиданно обратился к девушке:— Ты меня сегодня еще не поцеловала, Маргарет.Мисс Спэттер сначала зарделась, а затем побледнела.Пальцы ее дрожали.— Я… не помню, Феликс… — пролепетала она.Лицо доктора побагровело от злости.— Честное слово, это… изумительно! — вскричал он. — Я помолвлен с тобой, я выплачиваю твоей матери тысячу фунтов, а ты даже не помнишь, целовала ли меня?!— Доктор! — неожиданно перебил его Гонзалес, протягивая небольшой лист бумаги.Леон говорил мягко, но Манфред почувствовал в его голосе опасный металл.— Вы не просветите меня, какое химическое соединение обозначается этой формулой?Доктор Уиглоу медленно повернул голову и пристально оглядел говорившего.— Хлористый ангидрид, — бросил он.Беседа перешла на научные темы.Маленькая самодовольная дама была единственным лицом, не придавшим особого значения поведению доктора.— Феликс порой бывает довольно эксцентричным, но, как правило, он спокоен, приветлив и мил… Ах, главное для нас — счастье детей. Вы согласны со мной? — произнесла она на исковерканном испанском.Манфред нехотя кивнул.— Я глубоко убеждена в том, что Маргарет будет счастлива с ним, — продолжала почтенная мамаша, — во всяком случае, гораздо счастливее, чем с этим невыносимым человеком…Она не расшифровала понятие «невыносимый человек», но Манфред почувствовал, что за этим кроется целая трагедия. Менее всего он увлекался романтическими сюжетами, но одного взгляда на бледную, съежившуюся Маргарет было достаточно, чтобы понять, что в этой помолвке таится что-то неладное.Через полчаса оба друга стояли в дверях и следили за удаляющимся сигнальным фонариком автомобиля доктора Уиглоу.Возвратившись в столовую, Манфред подбросил дров в камин.— Ну, каково впечатление? — спросил Гонзалес.— Ужас, — ответил Манфред.Леон закурил.— Девушку можно только пожалеть.— Он производит впечатление совершенно невменяемого человека, — заметил Манфред.— Он сошел с ума, — спокойно произнес Леон. — Один из признаков — провалы памяти. Разве ты не обратил внимания на то, что он совершенно забыл о нашей с ним утренней беседе в клубе?— О, это я заметил!— Он не может не чувствовать, что эти провалы памяти — порог безумия, но, в то же время, пошатнувшийся разум убеждает его в исключительной гениальности, а следовательно, и во вседозволенности. А это уже опасно… Завтра мы навестим его и посмотрим, чем он занимается в своей лаборатории и что его заставляет тратить уйму денег на стенотиписток. А теперь — спать, спать, дорогой Джордж! Не вижу иного способа избавиться от этого мрака.
Лаборатория доктора Уиглоу располагалась в большом кирпичном строении с примыкавшем к нему деревянным павильоном.— За три недели это уже вторая лаборатория. Хозяин первой, правда, к нашему приходу был мертв…— Ты имеешь в виду теорию серийности? — спросил Леон.— Нет, просто… — пробормотал Манфред.У дверей лаборатории стоял почтовый автомобиль. Несколько девиц-ассистенток загружали машину огромным количеством пухлых конвертов. По-видимому, у доктора Уиглоу была обширная переписка.Доктор в белом халате вышел навстречу гостям.— У вас весьма значительная переписка, — заметил Леон.Доктор оживился.— Пока что я отправляю эти письма на почту в Торкуей. Они будут там лежать до… — он сделал паузу, — до того момента, когда я буду полностью уверен в результате своего открытия. Деятель науки должен быть очень осторожен в выводах, да-да! Но я убежден в том, что мое открытие непогрешимо!Он повел гостей в лабораторию.Манфред равнодушно осматривал помещение, мало чем отличающееся от лаборатории покойного профессора Тоблемона.— Я сейчас посвящу вас, — говорил доктор, — я посвящу вас в то, о чем пока не знает ни одна живая душа! Никто, никто даже не догадывается о подлинном величии моего открытия!Доктор выдвинул один из ящиков письменного стола, вынул из него фарфоровую пластинку и положил ее на стол. Из шкафа он извлек металлическую шкатулку. Содержимое шкатулки он пересыпал на пластинку. Это была обыкновенная садовая почва. К своему изумлению, Манфред заметил в груде земли копошащегося дождевого червя. Проворный червячок пытался снова зарыться поглубже в землю.— Проклятое животное! — гневно произнес доктор. Лицо его нервно подергивалось. — Как я ненавижу эту тварь!Глаза его горели бешеной злобой.Джордж Манфред глубоко перевел дыхание и стиснул зубы.— С детства для меня не существовало ничего более ужасного, чем эти проклятые твари, — сбивчиво говорил доктор. — У меня была гувернантка — злое, противное существо… Вы представляете, как это было ужасно?!Леон ничего не ответил.Для него дождевой червь был самым обыкновенным существом, ничем не отличавшимся от многих представителей животного мира. Он не мог понять, почему этот выдающийся естествоиспытатель воспылал такой жгучей ненавистью к этому виду живых существ.— Я создал теорию, — продолжал доктор, вытирая потный лоб, — согласно которой в разные периоды на Земле владычествуют различные представители животного царства. В нашу эпоху мир принадлежит человечеству. Пройдет миллион лет, и человек выродится, станет мелким, как муравей, а владыкой мира будет дождевой червь. Его способности и свойства разовьются с невероятной силой… Эта мысль всегда терзала меня…Заметив, что Гонзалес и Манфред хранят молчание, доктор продолжал:— Она терзает меня и сейчас. Я задался целью избавить человечество от этой ужасной перспективы. — Он перевел дыхание. — Пока дождевые черви еще не развили свои способности, у нас имеется реальная возможность победить их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13