Если бы Адаму было даровано полное понимание, достаточное, чтобы воспринимать шары с интересом, то ему было бы известно соотношение причины и следствия. Он может на знать, разойдутся ли шары, или сольются вместе, как две капли воды, но он знает, что нечто произойдет в результате их столкновения, а это означает, что следствие идет за причиной, а не наоборот».То есть очень простая и трезвая мысль: восприятие человека зависит от его возраста. И как это случилось, что мне никогда не доводилось слышать об Эсмонде Донелли? Даже если он сам написал очень мало, другие его современники должны были бы обязательно упомянуть его – например, Босвелл или даже Крэбб Робинсон. Всеобщее забвение такого человека совершенно необъяснимо.Еще из Далласа я написал своему другу, сотруднику Британского музея, и попросил подыскать для меня материалы, касающиеся Донелли. Прибыв в Лондон, я первым делом направился в музей и был там к девяти часам утра. Тим Моррисон из отдела печатных изданий пригласил меня в буфет для сотрудников на чашечку кофе. Я рассказал ему все о встрече с Флейшером – даже о его предложении подделать рукописи Донелли. Отношение у Тима к жизни весьма серьезное и осторожное: он был человек, который не предпримет ни одного шага, тщательно не взвесив предварительно все «за» и «против».– Я полагаю, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь. Не собираешься же ты попасть в тюрьму за подделку документов и мошенничество…Я заверил его, что подобная опасность мне не угрожает, и показал машинописную копию «Опровержения Хьюма и д'Аламбера». Пока я пил кофе и просматривал свежий номер газеты «Гардиан», он внимательно читал эссе в течение десяти минут. Потом он сказал:– Весьма вероятно, что это подлинник. Одно только меня смущает. Почему он передал это эссе Руссо? Ведь Донелли высказывает здесь взгляды, противоположные убеждениям французского философа. Он полагал, что Руссо – совершенный дурак.– Не уверен. В Донелли очень силен элемент оптимизма, что, вероятно, импонировало бы Руссо. Кроме того, Руссо не так-то прост, как полагают некоторые: он никогда всерьез не считал, что люди должны вернуться назад в природу.– Возможно, ты прав. – Казалось, он глубоко погрузился в свои мысли, Я спросил, удалось ли ему найти что-нибудь о Донелли. Он слегка нахмурился и уткнулся носом в чашку кофе. После небольшой паузы сказал:– Ты лучше сам пойди и посмотри.Пройдя через лабиринт коридоров и крутых спиральных лестниц, мы вернулись к нему в кабинет, который содержался в безукоризненной чистоте и порядке. На письменном столе лежало с полдюжины книг с торчащими из них бумажными закладками. Он пригласил меня за стол и предложил заняться подобранными книгами. Сам он устроился в кресле напротив, закурил сигарету и вернулся к обсуждению эссе Донелли. Книги меня разочаровали. Там был путевой дневник, который я уже видел у полковника Донелли, напечатанный и Лондоне в 1821 году Джоном Мурреем, издателем Байрона, с кратким предисловием, в котором Эсмонд Донелли охарактеризован как «ирландский джентльмен и ученый», но которое не содержало никаких других данных о его биографии – не указывалось даже, жив ли он был в момент выхода книги в свет (в 1820 году ему было семьдесят два года). Небольшая ссылка на него имелась в исследовании Джилпина «Английские дневники семнадцатого и восемнадцатого веков» (1876), приводилась цитата из его дневников в книге о Венеции (имя автора я уже не припомню). Интересное упоминание имени Донелли имеется в письме Байрона к Френсису Ходсону от июня 1811 года (Избранные произведения, под редакцией Иротеро и Кольриджа, том 9, стр. 420): «Шерри (Шеридан) сказал мне, что не знает более необузданного и дикого нрава, чем у моего отца („Сумасшедшего Джека“ Байрона), хотя ему доводилось встречаться с Уилкисом и Донелли в их юные годы». В другом письме, к Уильяму Джиффорду (том 13, стр. 193), он заметил: «На меня произвело сильное впечатление высказывание Эсмонда Донелли, где он говорит о поразительном несоответствии между нами и нашими душевными мирами по сравнению со вселенной: наш мир всего лишь атом. Эта мысль сперва привела его к неутешительному выводу о необоснованности наших претензий на личное бессмертие».Пока я выписывал различные ссылки на Донелли и одновременно обдумывал свое предисловие к его дневникам, Тим рылся в каких-то бумагах в шкафу. Когда я закончил работу над книгами, он положил передо мной листок бумаги. Это была фотокопия страницы какой-то рукописи. Почерк легко прочитывался, хотя там и содержались незначительные орфографические описки:
… был удовлетворен, что он намерен выполнить свои обязательства. Упомянув, что в Отагейте люди употребляют в пищу собак, Голдсмит заметил, что такой же обычай существует и в Китае, где даже имеются специальные собачьи мясники, и когда такой мясник появляется на улице, все окрестные собаки бросаются на него. ДЖОНСОН: «Это вовсе не потому, что он убивает собак, сэр. Я помню мясника в Личфилде, на которого всегда нападала соседская собака. Именно запах кровавой бойни провоцирует собак нападать на мясника, независимо от того, каких животных он убивает». ГОЛДСМИТ: «Да, у животных существует отвращение ко всем признакам убийства. Если поставить сосуд с кровью на конюшне, лошади становятся буйными, как сумасшедшие». ДЖОНСОН: «Сомневаюсь». ГОЛДСМИТ: «Нет, сэр, этот факт широко известен».
После этого отрывка следовало несколько зачеркнутых строк, затем текст продолжался: ТРЕЙЛ: «Вам следует убедиться в справедливости этого, прежде чем внести этот факт в натуральную историю.. .»
Я взглянул на Тима несколько обескураженно, подозревая, что он подсунул мне случайно не тот листок. Он положил еще одну фотокопию, на этот раз страницы из напечатанной книги. Там было написано: ГОЛДСМИТ: «Об этом факте мне сообщил Эсмонд Донелли, который уверял меня, что проверял это на опыте», ДЖОНСОН: (выходя из себя): «Ах, сэр, нисколько не сомневаюсь, что такой человек способен и на худшее». ГОЛДСМИТ: «У него веселый и общительный нрав». ДЖОНСОН: «Действительно, он настоящий феникс веселой злобы. То же самое можно сказать и о дьяволе». ГОЛДСМИТ: «И все же он хорошо разбирается в лошадях». ТРЕЙЛ: «Вам следует это еще доказать…»
Тим сказал:– Босвелл обычно вычеркивал абзацы, которые хотел уничтожить, так тщательно, что их невозможно было прочесть. Эту страницу из черновика рукопией «Жизнь Джонсона» удалось полностью расшифровать.– Удивительно. Как же вы ее нашли?– Это не моя заслуга. Я рассказал о вашем интересе к Донелли человеку, который составляет каталог фотокопий. Совершенно случайно накануне он наткнулся на имя Донелли.– Итак, вы полагаете, что есть еще упоминания имени Донелли в рукописях Босвелла?– Возможно. Если мы найдем что-нибудь еще о Донелли, мы обязательно дадим вам знать.Я провел весь день в читальном зале Британского музея, но не обнаружил ничего, достойного интереса. Вернувшись на Кенсингтон-сквер, где мы остановились у Джереми Уортингтона, одного из менеджеров фирмы «Джон Джемисон виски», я обсудил результаты дневных трудов с Дианой и Сью Уортингтон. Мы сошлись во мнении, что Джонсон не любил Донелли, и это указывает на то, что ему хорошо была известна подмоченная репутация Эсмонда как распутника. Но почему Джонсон так взорвался при одном только упоминании имени Донелли? Босвелл также слыл распутником, впрочем, как и Уилкис, с которым у Джонсона были нормальные отношения. Почему он так выделял именно Донелли? Что он имел в виду, когда презрительно бросил: «… он способен и на худшее»?Сью считала, что Джонсона просто вывела из себя наивная доверчивость Голдсмита. Я был склонен с ней согласиться. Затем Сью сказала:– Ты должен поговорить с Джереми о Босвелле. Он знаком с человеком, который нашел неизвестные рукописи Босвелла.Это было интересное известие. Я провел большую часть дня, читая дневники Босвелла и знакомясь с историей их обнаружения, что было довольно увлекательным занятием. Вот вкратце то, что мне стало известно. Босвелл умер в 1795 году, когда ему было уже за пятьдесят, вероятно, из-за цирроза печени. Трое друзей Босвелла стали душеприказчиками его литературного наследия – преподобный Уильям Темпл, сэр Уильям Форбс и Эдмунд Малоун. Босвелл завещал им ознакомиться с его личным архивом рукописей и подготовить к печати то, что они сочтут интересным и поучительным. Они добросовестно прочли все оставшиеся после него дневники, письма и другие рукописи, но, вероятно, сочли, что все это или слишком скучно, или слишком скандально, чтобы стать достоянием широкой публики. После того, как Маколей выступил с разоблачительным, просто убийственным эссе о Босвелле (1843), литературное наследие последнего было упрятано так далеко, что в конце концов о нем совершенно забыли. Воспитанные в викторианском духе, члены его семейства изредка заглядывали в его рукописные материалы, но были так шокированы аморализмом своего предка, что посчитали за лучшее распустить слухи об утере дневников Босвелла. Можно себе представить, какое воздействие на них оказал, например, следующий пассаж из его дневника (запись от 25 ноября 1762 года): Я подцепил девушку на Стрэнде, зашел в подворотню, чтобы позабавиться с ней, Но она оказалась девственницей. Я с ней слегка пофлиртовал. Она удивилась размеру моего полового органа и сказала, что если бы я вздумал лишить невинности какую-нибудь девицу, то она, должно быть, визжала бы от боли. Я дал ей шиллинг и ушел, не тронув ее.
В середине 80-х годов XIX века Бирбек Хилл, редактор «Жизни Джонсона», написанной Босвел-лом, буквально был вышвырнут из дома, когда нанес визит в Очинлек – родовое поместье Босвеллов – и попросил разрешения у тогдашних владельцев посмотреть дневники их предка.В 1905 году скончался последний член рода Босвеллов, и поместье перешло к лорду Тэлботу из Малахида, близ Дублина, включая и книжный шкаф из черного дерева, содержащий бумаги, о которых упоминал в своем завещании Босвелл. Американский профессор Чонси Тинкер опубликовал в ирландских газетах объявление о поисках материалов, касающихся Босвелла. Он получил анонимное письмо, в котором неизвестный автор советовал ему попытаться найти эти материалы в замке Малахид. Письменный запрос, посланный профессором в Малахид, остался без ответа, поэтому Тинкер решил поехать туда сам. На этот раз ему повезло. Лорд Тэлбот позволил ему познакомиться с небольшой частью литературного наследия Босвелла. Позже американскому подполковнику Ральфу Ишему, прослышавшему об этих рукописях, удалось выкупить их у лорда Тэлбота в 1927 году. Профессор Джефри Скотт и подключившийся позже профессор Фредерик Потл принялись готовить эту огромную гору рукописей – свыше миллиона слов – к печати. И с тех пор стали открывать все новые рукописи Босвелла. Ящик для крокета в замке Малахид содержал, как потом выяснилось, письма Босвелла и рукопись его произведения «Путешествие в Хебридссдоктором Джонсоном». В 1930 году профессор Эббот из Абердина просматривал бумаги сэра Уильяма Форбса – одного из душеприказчиков Босвелла – и обнаружил еще кипу писем и рукописей последнего. Форбс, вероятно, взял некоторые из этих бумаг, чтобы изучить их в соответствии с волей Босвелла, и потом забыл вернуть их в Очинлек. И даже в 1940 году были найдены рукописи Босвелла в старом коровнике возле имения Малахид, включая и черновик «Жизни Джонсона», страницу из которого я недавно видел в Британском музее. Никто теперь уже не сможет объяснить, каким образом бумаги Босвелла попали в коровник.Очевидно, рукописи Босвелла разошлись по всему миру. Самую первую обнаружил в 1950 году майор Стоун в Болонье. Он купил какую-то вещь у бакалейщика и увидел, что покупка завернута в письмо, подписанное Джеймсом Босвеллом. И Стоуну совершенно случайно удалось купить целую пачку писем, написанных Босвеллом к преподобному Уильяму Темплу – священнику, которому он исповедывался в самых тайных пороках, – и тот позже опубликовал их, убрав самые одиозные места. Эти письма были привезены в Болонью дочерью Темпла, муж которой – священнослужитель – переехал сюда в 1925 году. Когда они умерли, их архив был распродан на аукционе, а часть его попала в руки мелких торговцев, как оберточная бумага. Таким образом эти письма оказались у бакалейщика.Прослеживая сложную историю рукописей Босвелла, я понял, какие трудности ожидают меня в поисках литературного наследия Эсмонда Донелли. Ясно, тут недостаточно будет только усердия и трудолюбия, а необходимо еще чуточку удачи. Странно, но я подсознательно почему-то верил в успех своего начинания, возможно, эта уверенность исходила из моего искреннего интереса к Донелли и из зарождающейся во мне увлеченности литературой того периода, когда он жил. До этого меня всегда разочаровывали писатели восемнадцатого века, исключая, пожалуй, Гете и Блейка.Из сказанного мне Сью Уортингтон я сделал вывод, что Джереми был знаком с членом семьи Тэлботов, или, возможно, с кем-то другим, кому удалось найти бумаги Донелли в своем коровнике. Как только Джереми пришел домой, я прямо задал ему вопрос:– Как зовут вашего друга, обнаружившего рукописи Босвелла?– О, на самом деле он их не находил. Их обнаружил парень по имени О'Рурк из Порманрока.– Не в Малахиде?– Нет, не в Малахиде, хотя, весьма возможно, что они сперва были именно там. Насколько мне известно, некоторые из бумаг Босвелла взял священник по имени О'Рурк во время первой мировой войны, и он их еще не возвратил. Его сын нашел их после смерти отца.– А какова их дальнейшая судьба?– Ну, теперь они в руках у одного старого чудака по имени Исаак Дженкинсон Бейтс, который живет в Дублине. Его племянник работает у нас в фирме дегустатором виски, и он рассказал мне однажды об этих бумагах.– А вы сами их когда-нибудь видели?– Нет. Старый чудак не очень распространяется о них. Вероятно, их действительными хозяевами являются обитатели поместья Малахид – или, возможно, они принадлежат тому американскому университету, который их купил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52