- Советую это проверить на себе.
Тогда угрюмый тип прошелся по начищенным штиблетам джентльменов.
- Если вы меня не извините за это, я погуляю по вашим
котелкам.- предупредил он. Уотсон хотел вытащить перчатку и
отхлестать обидчика по щекам, но Холмс остановил: "Это бедное
дитя не ведает, что творит, простим его." После чего изящным
приемом джиу-джитсу отправил "бедное дитя" головой в урну.
"Прощение не исключает воспитания".
Через полтора часа два джентльмена, покинув кабину модели "Якоб"
вступили на территорию дважды краснознаменной пивной "Струя
вождя".
- Где мы можем найти мистера Ривса, любезный?- спросил Уотсон
у красноносого человека за стойкой.
- На бороде, - неучтиво ответил русской прибауткой трактирщик.
- Ну а вам-то какое дело?
Красноносый сплюнул, глянув на джентльменистую наружность
спросившего, и отвернулся.
- Послушайте, синьор помидор, не соблаговолите ли..,-
иронически выступил Уотсон, но трактирщик, не оборачиваясь,
отрезал.
- Товарищ помидор. Он тоже красный. А теперь советую
оказаться по ту сторону двери.
- Но может хоть кружечку пивка принесете?
- Тебе надо, ты и неси,- не оставил никаких надежд мужчина.
- Почему такой пролетарский голос и манеры ирландского
каторжника?- встрял Холмс.- Вы же частный собственник и вам
есть что терять.
- Эту стойку сраную!? Fuck you, shed. Я стану начальником
госпивной и не надо будет заботиться о том, чтоб купить подешевле
да продать подороже. План будет. Понял ты, временный. А теперь
чеши отсюда.
- Дай нос,- неожиданным образом отозвался Холмс. Хозяйчик
пивнушки от изумления выпучился и икнул. А джентльмен вдел свои
пальцы в ноздри мужчины и, потянув на себя, трахнул своим
высоким лбом в его приземистый - приемом, распространенным у
сицилийских разбойников. Пивнушник опрокинулся назад и, ударив
стену, ненадолго обмяк. А когда снова ожил, то взгляд его из
орлиного стал воробьиным.
- Считайте, что вы сделались начальником госпивной,- выдержав
паузу, произнес Холмс,- а я начальником треста госпивных. И вы
не выполнили план... Ну, где же Ривс и его новый приятель по
имени товарищ Пантелей?
- Час тому, как они уехали в киношку "Лучший мир", так ее
теперь кличут. Это налево, с полмили топать. Там Ривс выступает
перед рабочими-транспортниками.
- Ну, прощай, начальник струи. Прости меня, нос. Или, Уотсон,
съедим еще тут по бифштексику?
- Вы же знаете, я вегетарианец. Мне жалко любое животное.
- А ему нас? Это му-му рогатое нас бы пожалело?- и Холмс
пронзительно взглянул на трактирщика.
- Зачем вы так, Холмс?- обратился Уотсон с попрекающим
словом, правда уже на улице.
- И я поддаюсь заразе, ведь я тоже пью из лондонского
водопровода. Будем считать, что я не красноносого обидел, а
демона, который в нем сидит. Ладно, нам пора в "Лучший мир".
Могучий "Якоб", прибыв к месту будущего происшествия, спрятался
в кустах. Через дом и дорогу темнел в мокром воздухе барак, из
которого доносились горячечные несоответствующие погоде голоса.
- Переоденемся, Уотсон, иначе нас могут не понять,- Холмс
выудил из багажника кучу ударно воняющего тряпья.
- Не переборщить бы,- Уотсон с сомнением потянул воздух и стал
натягивать грязные шмотки поверх костюма.
Двое переодетых джентльменов, обогнув парочку лениво жующих
верзил, вошли в синематограф. Искусство кино замещал собой Ривс,
который, находясь перед экраном, клеймил и высмеивал, обзывал и
стирал в порошок имущий класс. Собрание, прилежно внимая,
отвечало бурными продолжительными аплодисментами и выделением
адреналина, а также бензола и некоторых других газов. В массе
костюмов присутствовали одеяния разных окраин империи, индийские
чалмы, папуасские набедренные повязки, эскимосские меховые
изделия. Какой-то каннибал даже пытался оборвать оратора: "Зачем
говорить, что богатый человек всегда плохой? Мы однажды такого
съели - оказалось, хороший". Но людоед тут же был изгнан за
оппортунизм. Как всегда первой освободилась от пут сексуальная
сфера: затерявшиеся в углах забастовщицы довольным хихиканьем
выдавали свое присутствие в объятиях окружающих мужчин. Нередко
люди, изрядно хлебнувшие пива, выходили к забору по нужде. В
общем, отдых был содержательным.
- Писающие на забор большевики - это что, пощечина
буржуазным вкусам?- поинтересовался Уотсон, но Холмс был
сосредоточен на другом.
- Мне кажется, кто-то пялится на горлопана из-за кулис. Но
пройти туда через сцену нам не придется. На пути еще более
крепкие ребята, чем у дверей. Мы сейчас выйдем на воздух и
попадем в "Лучший мир" со служебного входа.
Однако, тыл барака прикрывало двое бдительных часовых. Вдоль
наружней стены поднималась лесенка к двери в аппаратную, около
которой переминался первый охранник. Второй топал туда-сюда у
первой ступеньки. Этого обезвредил Уотсон, нырнув под лестницу и
вынырнув оттуда, чтобы наложить компресс с хлороформом на
внимательное лицо часового. Верхнего же охранника ссадил вниз
Холмс, использовав малайское духовое ружье и стрелку, смазанную
усыпительным средством.
Товарища Пантелея нашли за кулисами в руководящей позе. Хорошо
смазанные сапоги выдавали его и на этот раз.
- Откуда, товарищи?- постарался не обнаружить своего удивления
агент ГПУ.
- Мы революционные мусорщики из Уайтчэпела.
- Разве к вам не приезжал уполномоченный? Разве вы забыли, что
первый признак революции - это дисциплина передового
пролетарского отряда.
- Уполномоченный не приезжал. А мусора у нас выше головы. Мы его
даже подвозили со свалки для укрепления наших позиций. Только что
нам теперь с получившейся вонью делать?
- Эта вонь деморализует эксплуататоров.- уверенно сказал
товарищ Пантелей.
- А нас?
- А нас нет. Не может быть у нас такого ханжеского
чистоплюйства, как у имущего класса.
- Убедительно звучит.- Холмс снял носок, также входивший в
комплект новой одежды, и поднес к носу "товарища". Тот
отшатнулся, чтобы побороть запах, а сынок великого сыщика
заговорщицким тоном произнес.- Вы, случаем, не продаете складную
баррикаду?
- Ваши документы.- всполошился товарищ Пантелей, почуяв
классовым чутьем неладное.
Не получив ответа на свое требование, закулисный деятель позвал
подручных, однако никто не явился на зов.
- Товарищ Пантелей, ждем ваших показаний о том, кто и где вводит
психотропные химикаты в лондонский водопровод?
Собеседника из "товарища" не получилось. Он рванулся в сторону
сцены, но предусмотрительный Уотсон сделал ему подножку.
Рухнувший агент потянул из сапога револьвер, но Холмс
выбил "товарищ маузер" окинавским ударом мае-гери. Агент
Пантелей заорал, но бурные продолжительные аплодисменты в зале
разметали пронзительные звуки его голоса. Возбудитель Ривс на
сцене как раз сказал про справедливый рабочий кулак,
обрушивающийся на жирный буржуазный загривок.
Наконец агент унялся и заявил вполне спокойно.
- Наклонитесь, я все скажу.
- Очень интересно послушать.- но когда Холмс склонил голову,
товарищ Пантелей сунул нож в беззащитный живот джентльмена. Еще
немного бы и каюк... однако Уотсон успел использовать зулусский
ассегай для нейтрализации агента. Тот дернулся и затих.
- Настала очередь спросить: что вы наделали, Уотсон?-
возмутился Холмс.- Если он сейчас уйдет в мир иной - я
представляю, какой металлургический рай у большевиков - нам
вовек не найти концов этого преступления.
- Не думайте, Холмс, что вы смогли бы продолжить расследование
с дыркой в животе. Нам лучше поскорее осмотреть агента и
расстаться с местом происшествия.
- Не могу с вами не согласиться.
Джентльмены срочно вывернули карманы и пазухи одежды у лежачего
деятеля международного рабочего движения.
- Тут какие-то ампулы, Холмс.
- Дайте-ка сюда. Анализ, увы, провести мы не сможем. А вот
вколоть больному одну из них мы вполне в состоянии. Шприц у меня
всегда с собой, также как и запасные трусы.- Холмс поспешил с
инъекцией.
Вначале ничего существенного не произошло. Затем тоже, за
исключением того, что...
- Вы видите, Холмс, какой-то свет над его головой. Не нимб.
Там словно открылся люк и появилась смутная фигура, до пояса, с
усатым лицом и трубкой в руке.
- Видел и вижу. Если я не ошибаюсь, объемное изображение похоже
на одного нынешнего вождя. Все-таки, Уотсон, поглядывайте
иногда на черный ход. Кстати, вы верите в разную чертовщину?
- Я приверженец англиканской церкви. Там это не принято. Но
посмотрите, тень вождя будто втекает в тело агента.
- Наглядное пособие по вселению сильного в слабого.
Ни с того ни с сего смертельно раненый стал беззвучно
подниматься и вскоре уже стоял на ногах.
- Гдэ я?- спросил он на английском, но с сильным кавказским
акцентом, как догадался Холмс.
- На съезде, товарищ Сталин. Вы собирались сказать нам, где
применять средство, а потом идти и выступать. Народ ждет.
- Водонапорная станция на...кхе-кхе.- Полутруп, будто почуяв
подвох, смолк и сделал несколько шагов, потом заговорил о чем-то
своем.- Ва-пэрвих, я скажу им, что рэшающий пэревес сил уже на
нашей старане, ва-втарих... - тут сияние над его головой
сменилось тьмой и тело, рухнув, стало совершенно бездыханным и
неподвижным.
- По-моему, товарищ Пантелей сам виноват, что у него возникли
проблемы,- сказал эпитафию Холмс.- Жизнь все-таки отдал он
неизвестно за что, причем в первый раз не чужую, а свою.
- Сматываемся по-быстрому, как говорят наши русские друзья.-
шепнул Уотсон.
- Надеюсь, тень вождя будет еще нам полезна. Захватим труп с
собой,- неожиданно произнес Холмс ужасные слова."


Михаил Петрович прочитал и хмыкнул. Он хмыкнул дважды. По-моему,
до него не все дошло. Или он был несколько хитрее, чем казался на
первый взгляд.
- Это критика?- на всякий случай поинтересовался он.
- Это самокритика,- возразил я.
- Не сметь зажимать самокритику,- старец вспомнил какой-то
лозунг поросших мхом времен и захихикал довольный.
Затем он ввел меня в мир своей молодости, заполненной не
свиданиями на берегу речки, а неустанным истреблением вредного и
ненужного элемента. "И что интересно, Борис. Кого-то мы может и
зря шлепнули, инженера там или физика-химика. Но ведь, в
основном, под косилку шли алкаши, тунеядцы, бабы распутные,
поэтишки-бездари."
В общем, выделил пенсионер тысячу баксов, по-большевицки, без
процентов. НО! Какое большое "но". Прямо два столба с
перекладиной. Вернее, рукопись Михаила Петровича, которую надо
было мне переписать человеческим языком и литературно
разукрасить. "Записки старого чекиста" называется, в пятьдесят
страниц длиной. Рассказывала она о борьбе со всякой сволочью,
которая оказалась недостреленной, и вот нынче распустилась. И
еще в ней вспоминалось, что руководство хоть грудью, но обязано
было накормить народ, и что Владимир Ильич лишь казался
жестоким, он просто любил, когда все его слушаются. И симфоний у
нас было, хоть задницей ешь. А Лев Толстой крестьян приглашал на
барщину лишь три дня в неделю, и еще три дня они должны были
читать его сочинения, которые писатель якобы случайно оставлял в
поле. Причем, нерадивого читателя нередко пороли на конюшне. И
правильно, потому что порядок должен быть и в приобретении
духовности...
Решение мне надо было принять на скаку. И, не смотря на
всяческую тошноту и отвращение, я согласился. Искусство требует
жертв. На этот раз оно потребовало в жертву меня.
Престарелый мастер заплечных дел осклабился вставными челюстями.
Добрался я до дома, там совесть еще больше меня кушать стала. И
никакие доводы типа "говна всегда много" уже не помогали. Вколол
я в себя, как последнее средство от надсадных чувств, ампулу
сцеволина, после чего разложился на диване.
Опять электрические соки потекли к голове, а потом началась в
пресловутом конусе иллюминация с вихрями. Вылетел я сам из себя
с ветерком, но вскоре попал в какой-то сачок и оглянулся на
прежнее исконнее тело. От него осталась лишь расплывчатая
клякса. Когда все утряслось, я оказался не на диване и не подле
него, а на автобусной остановке у универсама. Причем, с твердым
и непреклонным желанием прикончить дряхлую вонючку, пытающуюся
скатать из своего дерьма конфетку с моей помощью. Почему бы не
распространить принцип истребления ненужного элемента на самого
товарища пенсионера?
И вот добираюсь я до дома в стиле "вампир". Как раз стемнело.
Черная лестница, по которой когда-то прислуга выносила во двор
остатки обильной номенклатурной жратвы, ныне зазамочена и
заколочена. Только на четвертом этаже виднеется окошко не
забитое фанерой. А рядом с черной - но уже снаружи - другая
лестница - пожарная. Первая ее ступенька где-то на высоте трех
метров. Я никогда не отличался ловкостью, силой пальцев и
небоязнью высоты. Но сейчас все эти свойства были вполне моими.
Подвинул мусорный бак, с него перемахнул на козырек крыльца, а
далее шаг вбок по карнизу - и пожарная железяка любезно
предоставила мне свои перекладинки.
Первый этаж, второй, третий, четвертый, с невозмутимостью
обезьяночеловека карабкаюсь вверх. И вот я у окна, битья стекол
не требуется, рама свободно болтается на петлях - как
подружка на шее моряка, прибывшего с хорошей отоваркой. Еще
немного - и шар в лузе, я на черной лестнице вместе со своими
черными намерениями. Михаил Петрович проживает, пока что, на
пятом. Вот я уже притулился у его двери, закрытой на английский
замок, прислушиваюсь как мышонок, собравшийся проскочить к
харчам. Там, за ней, вроде никаких шебуршений. Достаю из кармана
крепенький перочинный ножик и потихоньку, скреб-скреб, отжимаю
собачку. Оказываюсь на большой кафельной кухне, что обязана была
радовать желудок комсостава. Да и ныне пенсионный Михаил
Петрович, слезно жалея деньгу, все ж покупает и хавает, что
положено.
Где-то в коридоре скрипит, открываясь дверь, кто-то
принимается шаркать ногами. Беру большой кухонный нож со стола
- действия все машинальные, будто собираюсь порезать колбаску
или почистить рыбку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10