держатель для туалетной бумаги с полочкой 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

От него вываливались один за другим Борис, Андрей, пожилая, занимающаяся растущей горой бумаг женщина с сумасшедшими глазами, попавшийся под руку президенту чернявый бывший завлаб и уж совсем непонятно почему вице-президент огромной корпорации с золотыми запонками и блестящим кожаным чемоданом. Последний, видимо, из вежливости, не перебивал Ефима, покорно выслушивая поучительную историю о пропавших деталях, но, выйдя из кабинета, сильно покраснел, долго шептался с секретаршей и недоуменно моргал глазами, каждую секунду поправляя сбивающийся на сторону галстук.
Команда собралась на свое собственное мини-совещание, заняв для этой цели опустевший кафетерий.
— Проблема серьезная, господа! — Борис был мрачен, и в то же время лицо его освещала злорадная ухмылка, как будто наконец сбылись его мрачные предвидения, от которых до сих пор окружающим удалось отмахиваться. — Теперь вы видите, к чему нас привели академик и его кодло!
— Борис, Борис, — Леонид страдальчески поморщился. — Погоди ты, надо разобраться, кто их мог украсть.
— Господа, — Борис презрительно посмотрел на Леонида, — я наводил справки в Москве, я же вам рассказывал! Академик этот — элементарный махинатор и жулик. Он в России разворовал половину Института, а когда его оттуда вышибли поганой метлой, удрал сюда и продолжает свои делишки. Это же как дважды два. Жалко, что его в Москве посадить не успели. У нас же с недавнего времени начали происходить странные вещи. Крадут буквально все, ручки, бумагу, скрепки, липкую ленту, даже метки с надписью «Пусик». Не успеваем заказывать, как на следующий день все унесли!
— Борис, погоди. — Леонид покачал головой. — К сожалению, не так все просто. Шпиндели по-видимому начали пропадать больше двух месяцев назад, когда академика здесь еще не было.
— Был или не был, господа, я чувствую, что он в этом замешан! — Борис нахмурил брови. — У него могли быть и сообщники. Эдик, например, почему он неожиданно сюда приехал? Строит из себя идиота, а на самом деле присматривается по сторонам, ищет, что плохо лежит…
— Эдик мудак! — презрительно бросил Леонид. — Он до такого не додумается, мозгов не хватит. Я, Борис, больше склонен думать, что это наши русские, со сборки.
— Надо подумать, — Борис хищно оскалился, и глаза его загорелись недобрым огоньком. — Среди них много нечистоплотных людей, кто мог бы такое сделать? Тот из них, кто больше всего озлоблен на компанию, считает себя неудачником, получает мало. Да почти что каждый, у нас же одни бывшие профессора и доценты!
— Они люди жадные. — Леонид задумался. — Денег получают, прямо скажем, немного. Надо бы предложить Ефиму назначить премию за информацию о шпинделях. Наверняка в этой шайке кто-нибудь мог видеть, как их крали. Например, обратил внимание, что у соседа под столом газетный сверток лежит. Почему нет?
— К академику ниточки тянутся, помяните мое слово! — Борис, казалось, светился изнутри идейной убежденностью. — А с премией идея неплохая, на нее люди накинутся, как мухи на мед.
Слухи о премии распространились быстро, и я заметил, что бывшие советские специалисты еще больше втянули головы в плечи и, идя по коридору, старались не вращать головой, упершись взглядом в носки собственных туфель.
Проходя мимо центрального входа, я вдруг увидел, что дверь в компанию открыта настежь и в стоящий около входа грузовик несколько человек таскают картонные коробки с оборудованием.
— Вот так, на глазах у всех шпиндели прут! — пошутил я и тут же пожалел о необдуманной фразе. Пожилой бывший советский изобретатель с курчавой шевелюрой вздрогнул и укоризненно посмотрел на меня.
— Шучу, шучу! Да не смотрите вы на меня волком, — взмолился я, чувствуя неловкость. — Давайте я вам помогу.
— Вам, молодой человек, как я вижу, смешно. — укоризненно сказал он,
— А я, к вашему сведению, не пер никаких шпинделей. И вообще никогда в жизни ничего чужого не брал! — чувство юмора явно оставило его.
На следующее утро в компании произошло выходящее из ряда вон событие. Придя рано утром в кафетерий и запихивая в холодильник пакет с завтраком, я неожиданно заметил на стене странный листок. Листок этот висел между большим плакатом, обучающим работников компании правилам оказания неотложной медицинской помощи и другим плакатом поменьше, извещающим сотрудников о том, что любая дискриминация при приеме на работу, будь то по религиозным, расовым соображениям или просто по причине беременности, является нарушением закона.
Я подошел поближе. Листок оказался увеличенной ксерокопией карикатуры, вырезанной из какой-нибудь местной газетенки. На нем был изображен ковбой в широкой соломенной шляпе с дымящимся револьвером в руке, который с интересом смотрел под хвост лошадке, сделавшей подле себя на земле навозную кучу. В кучке испражнений художником были нарисованы какие-то чужеродные предметы, испускавшие свет, неумело изображенный толстыми штриховыми линиями, исходившими прямо из навоза. Чуть поодаль на земле лежал труп с распростертыми руками. Подпись под карикатурой гласила: «Билл, если бы я вовремя покопался в дерьме, я бы понял, что ты не крал мои золотые слитки!». К навозной куче была синей шариковой ручкой неровно проведена большая стрелка, над которой почему-то было нервно написано: «Pusik».
Полюбовавшись работой народного гения и преодолев возникший на секунду гадкий порыв сорвать листок и избежать тем самым неизбежного скандала, я хихикнул и ретировался, пустив события на самотек. Результаты не заставили себя долго ждать: расчет неведомого художника был точен. Все приезжающие в компанию сотрудники с утра заходили в кафетерий, загружая холодильник принесенной снедью. Начальство обычно избегало этого маршрута, так как пакетик с сосисками или котлетками, переложенный такими же пакетиками низшего звена, невольно принижал значимость и выделенность руководящей элиты.
Через полчаса компания начала слегка шушукаться.
— А ты видел? — шепотом спрашивали друг у друга люди, тщательно скрывая улыбку.
Леонид с решительным видом пулей промчался в кафетерий. За ним туда широкими шагами бежал Борис, сзади торопливо размахивая руками и сопя, шел Андрей.
— Дерьмо! — прошипел Леонид. — Это же надо такую гадость нарисовать!
— Он сорвал со стены листок и с омерзением начал рвать его на мелкие кусочки торопливыми движениями, как будто кто-то еще мог выхватить рисунок у него из рук и успеть его рассмотреть, сделав соответствующие выводы. Леонид сложил листок пополам, рванул его посередине, затем сложил четыре четвертинки вместе и снова разорвал их пополам, продолжая этот процесс до тех пор, пока в мусорную корзину не посыпался дождь мелких бумажных обрывков.
— Это становится серьезным, господа! — Борис сжимал кулаки, водил челюстями, и в его глазах светилась решительность и непримиримость. — Надо называть вещи своими именами: Это бунт! Бунт, который необходимо жесточайшим образом подавить всеми имеющимися у нас средствами!
— Да, дожились до такого! — Леонид был потрясен. — И этот враг ходит где-то среди нас!
— И бездельничает, — поддакнул Андрей. Бывший диссидент был явно разгорячен проявлением политической активности народа.
— У нас хотя бы раз на Пусике политические карикатуры на стене вывешивали? — холодно спросил Борис.
— Не помню такого, надо Ефима спросить. — Леонид задумался.
— А с приездом Эдика и академика начали! — закончил мысль Борис. — Это заговор! Эта похабная картинка является политическим актом, и к этому надо относиться не с насмешкой, а со всей серьезностью. Это начало войны с хитрым и злонамеренным противником! Они почувствовали, что их разоблачили, почва уходит из-под ног, вот и начали мутить народ! — Борис побледнел от ярости. — Точно как их предшественники в семнадцатом году!
— Да, — Леонид явно начал прислушиваться к речам Бориса, — все сходится. Только этого нам не хватало! Надо срочно поговорить с Ефимом! Это наверняка Эдик повесил, узнаю его паскудную манеру гадости подстраивать!
— Это его академик подговорил, — с видом знатока вставил Андрей.
— Я предлагаю срочно рассказать об этом Ефиму, — сердито отчеканил Борис, и Команда поднялась со стульев, направившись по направлению к кабинету президента.
Напряжение, казалось, висело в воздухе. Вся компания ждала, что вот-вот что-то произойдет, и результаты не заставили себя ждать.
— Пойдем, поговорим. — Ефим с бледным и искаженным лицом ворвался в сборочный цех и направился прямо к Эдику.
— Хорошо, дядя Ефим. — Эдик радостно вскочил со своего места. — Я уже закончил изучать второй том учебника электроники, но Леонид меня больше не хочет экзаменовать. Хотите, я вам сдам экзамен?
— Сейчас тебе будет такой экзамен, не открутишься! — с садистской усмешкой отпарировал президент. — Пойдем в мой кабинет!
Вскоре из кабинета раздались крики. Ефим кричал басом, ему отвечал фальцет, вначале неуверенно, потом на повышенных тонах, а затем с совершенно скандальными интонациями. Слов из-за стены было, к сожалению, не разобрать, но то, что в кабинете Ефима происходит что-то необычное и из ряда вон выходящее, мгновенно стало понятно всем окружающим.
Эдик появился на своем рабочем месте через час с небольшим. Глаза его сверкали от возмущения, щеки были красными как у рака. Он схватил большую коробку и начал судорожными движениями бросать в нее книги, стоявшие в небольшом шкафчике.
— Эдик, что случилось? — Я с холодком в груди почувствовал, что события развиваются в плохую сторону.
— Да нет, ничего. — Эдик разговаривал почти что спокойно, только дрожание его голоса выдавало волнение. — Я уезжаю. Так даже лучше, мне давно надо было это сделать. Меня зовут обратно на наш факультет, я же только из-за мамы с папой держался, не хотел их расстраивать.
— Что сказал Ефим?
— Да нет, — Эдик облизал губы, — ничего особенного. Он кричал конечно, но я на него не сержусь, он больной человек. Я даже не понял, о чем он все время говорил, какие-то спиндели… — Эдик посмотрел на меня чистым и наивным взглядом. — В конце концов, дядя Ефим немного успокоился и даже пообещал оплатить мне три недели работы вперед и переезд назад в Кембридж, если только я сейчас же исчезну и не буду больше появляться в компании.
— Эдик, — я запнулся и испытал смешанные эмоции: грусть оттого, что немного нелепая фигура Эдика исчезнет из этих стен, радость за неудавшегося сборщика, возвращающегося в знаменитый университет, и легкую тревогу за будущее.
— Ну, я не прощаюсь, увидимся перед отъездом. Спасибо за поддержку. — Эдик пристально посмотрел на меня. — Без тебя и академика здесь бы было совсем тоскливо. Я только хочу, чтобы ты знал: эту карикатуру нарисовал не я. Нет, я бы конечно мог нарисовать, если бы захотел, я же в детстве занимался в кружке рисования, мне руководитель даже несколько раз говорил, что у меня натюрморты очень хорошо получаются. Ты знаешь, рисовать людей гораздо сложнее, но…
— Эдик, ну что ты…, — я запнулся, и мне стало неловко.
— Приходи прощаться, — Эдик улыбнулся, сложив кончики губ. — Мы сложим вещи и вас позовем. Это даже здорово, обратно через Америку я поеду другим маршрутом. — В глазах у него загорелся какой-то блеск, который уже давно в них не появлялся. — Сюда я ехал по северной дороге, а в этот раз поеду через южные штаты. Техас, Аризона… В Аризоне есть замечательный кратер от метеорита, я обязательно там остановлюсь. — Он мечтательно склонил голову на бок. — Будет иногда сниться, что я иду по коридору Пусика. Представляешь, просыпаешься в кошмаре, лежишь, понимаешь, что на самом деле свободен и вытираешь пот со лба. — Эдик застенчиво улыбнулся.
Я вдруг вспомнил, что та же самая мысль приходила мне в голову, и загрустил окончательно и бесповоротно.
Эдик радостно помахал мне рукой, в последний раз сел в свой хромированный динозавр и с мягким рычанием отъехал от здания компании. Неожиданно он свернул в сторону и, поднимая горы пыли, понесся по проселочной дороге, идущей через заброшенное поле прямо к автостраде. Сотрудники Пусика этой нелегальной трассой никогда не пользовались, предпочитая не нарушать закон и подъезжая к компании по гладкой, асфальтированной магистрали. Я смотрел из окна на эту сцену, вспоминая огромный автопоезд, чуть не разрушивший здание Пусика. Мне показалось, что отъездом Эдика заканчивается странная, немного романтичная и наполненная неожиданностями эпоха.
— Ну что, убрался мудак? — Из прохода появился Ефим. — Слава Богу, я уж нашел, чем его прищучить. — Он отвлеченным взглядом посмотрел на меня.
— Садист! Он специально сюда приехал надо всеми издеваться. Мерзавец! Подлец! Провокатор! Что смотришь, не веришь? — Ефим явно обращался ко мне.
— Да какой из него провокатор, Ефим? — в недоумении сказал я.
— Листен , Листен, Листен, — Ефим начал раздражаться. — Что ты его покрываешь? Он плохой человек, я тебе говорю! Нечистоплотный, ты знаешь, что он сделал?
— Что?
— Мне рассказали, — Ефим поморщился. — Ты не поверишь, но это факт! Он булку из фургона спер!
— Какую булку? — я ничего не понимал.
— Взял и спер, мне все рассказали. Подошел к фургончику, который обед привозит, погримасничал, огляделся вокруг, убедился, что никто не видит, и спиздил! Схватил бутерброд и спрятал под майку! Да, мать твою! Не веришь? — Ефим затряс руками. — Я тоже не верил, но это на него похоже. Мне такой человек рассказал, которому я как себе доверяю. Схватил булку и за пазуху засунул! Глазки у него вороватые, бегают вокруг, неужели не замечал? Спиздил бутерброд, мать его так! Два доллара сэкономил, — Ефим передернулся.
— Ефим, ну что вы, не может такого быть!
Я вспомнил, как Эдик, болезненно боявшийся располнеть и стеснявшийся своего возраста, каждое утро пробегал по нескольку километров вокруг Литтл-Три. Когда приходило время обеда, маленький проржавевший фургончик, управляемый худым китайцем, развозил по окрестным фирмам обеденные бутерброды и кока-колу. Эдик, обычно приносивший пластмассовые баночки с йогуртом из дома, соблазнялся вкусными запахами и, преодолевая искушение, подходил к соблазнительным прозрачным пластиковым дверцам, за которыми лежали румяные булочки с колбасой, куриными шницелями, майонезом и помидорами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51


А-П

П-Я