!
- Назови того, или тех, кто от конторы имел с тобой дело, и я молчу.
- Мне представлялся лишь один. Майор Владимир Николаевич Майоров.
Остальные охрана, сопровождение - шестерки.
Смирнов подозревал в тайне от самого себя, что так может случиться.
Но гнал эти подозрения подале, страстно надеясь на фарт. Вот и случилось.
Не было в этот раз ему фарта. Он сильно заскучал. - Других фамилий и имен
ты не знаешь? Может, Майоров этот кого-нибудь упоминал? - после паузы без
всякой надежды спросил Смирнов.
- Вы что людей из конторы не знаете? - удивился смирновской наивности
Александр Петрович. - Они ни о чем не говорят. Они хотят, чтобы мы
говорили.
Смирнов достал портсигар, извлек из него папиросу, защелкнул
портсигар и вдруг увидел надпись на нем. Усмехнулся, читая, вытащил парную
к портсигару зажигалку, прикурил от нее, а потом по очереди сначала
портсигар, затем зажигалку - швырнул на письменный стол по направлению к
Александру Петровичу. Присовокупив: - Была без радости любовь, разлука
будет без печали. Забирай цацки назад и забудь, что когда-то играли в
одной команде. А, в общем, живи как хочешь, перевертыш. Цвети и пахни.
Смирнов с трудом поднялся. От хорошего настроения не осталось и
следа. Не глянув на Воробьева, двинул к дверям.
- Чем я буду застрахован от всяческих неожиданностей? - спросил у его
спины Александр Петрович.
- Ничем, кроме моего обещания молчать, - ответил Смирнов, не
оборачиваясь и вышел вон.
- Все в порядке? - спросила очаровашка. Как все хорошие секретарши,
она должна была разобраться, кто он такой.
- У кого? - удивился Смирнов.
- У вас, конечно.
- Твое дело, крошка, беспокоиться о том, чтобы у твоего шефа все в
порядке было. Сообщаю тебе: у него пока все в порядке, - злобно и от этого
многословно высказался отставной полковник.
- Милана! - позвал секретаршу появившийся в дверях Воробьев и, вдруг
заметив в приемной Смирнова, фразу не продолжил.
- Хорошо, что вышел, - заметил Смирнов. - Дай-ка портсигар.
Воробьев вынул из кармана и протянул ему портсигар. Смирнов раскрыл
его, горстью извлек папиросы и вернул портсигар Воробьеву.
- Чао, - сказал Смирнов, окончательно прощаясь.

47
Тряся сиськами, совершенно голая Алуська зигзагами спускалась к воде
по крутому берегу Москва-реки - туда, где вокруг бутылок кругом полулежали
серьезные в годах мужчины. Алуся проследовала сквозь круг, ногами сбивая
стаканы, перейдя на бег, сильно оттолкнулась от земли и нырнула в воду.
- Стоп! - рявкнул режиссер.
Алуся уже вынырнула и, трясясь, выбралась на берег. К ней бежали
костюмерша с махровой простыней и теплым халатом, и помреж со стаканом
водки.
- Это что такое? - подумав, тихо спросил Кузьминский.
- О чем ты там, Витя? - не расслышав, спросил сверху режиссер. Он
рядом с оператором сидел на стреле крана с кинокамерой, которая следовала
за Алусей во время ее прохода и пробега.
- Я так понимаю, что ты параллельно снимаешь другой фильм, да? -
саркастически поинтересовался Кузьминский. - По чьему сценарию, Аркадий?
Эту тираду режиссер уже расслышал: механики за веревку притянули
стрелу к земле. Режиссер ступил на жухлую траву и ответил не менее
саркастически:
- По твоему, Витюша, по твоему не очень хорошему сценарию.
- Где в моем не очень хорошем сценарии голые бабы?! - заорал Виктор.
- Мы по возможности улучшаем не очень хороший твой сценарий, -
скромно признался режиссер и обнял подошедшую Алусю за плечи. Алуся поверх
теплого халата была закутана в пуховик, но еще не согрелась: синие губы
сжаты в куриную гузку, красный нос изрядно подтекал.
- Все, б-б-больше не могу, - сквозь ик сказала она.
- Может, еще дублик? - ласково спросил режиссер. Алуся в ужасе
замотала башкой. Тогда режиссер спросил у оператора: - Гена, у тебя все в
порядке?
- Откуда непорядочку быть? Кодек, - успокоил оператор.
- Тогда ради тебя... - поцеловав Алусю в щеку, объявил режиссер. -
Съемка закончена!
Многочисленная съемочная группа засуетилась так, как никогда не
суетится на съемке: святое дело - сборы домой.
- Так откуда все-таки голые бабы? - настырно добивался ответа
Кузьминский.
- Не бабы, а баба, - поправил режиссер, но вспомнив про стоящую рядом
Алусю, тотчас уточнил: - И даже не баба, а прелестная девушка с
очаровательной фигуркой.
Теперь Алуся поцеловала в щеку режиссера и сказала:
- Пойду переоденусь.
Кузьминский взглядом проводил Алусю до автобуса и решил, что:
- Дешевка ты, Аркадий.
- Эй, полегче! - предупредил режиссер.
- Да что полегче?! - отмахнулся от него Виктор. - Все голых снимают,
и ты туда же. Как же, мода!
- Не мода, а зритель.
Кузьминский махнул рукой и направился к автобусу, в котором
переодевалась Алуся.
- Куда, куда? - заверещала костюмерша, караулившая вход, но Алуся из
автобуса крикнула:
- Если это Кузьминский, пусть заходит!
- Вы - Кузьминский? - спросила костюмерша. В съемочной группе обычно
не знают сценариста.
- Кузьминский, Кузьминский, - успокоил ее Виктор и влез в автобус.
Алуся в трусах и лифчике покуривала, развалясь на сиденьи. Сообщила:
- Пьяна в дымину, Витя.
- Может это к лучшему, - вроде как про себя сказал Кузьминский. Но
Алуся услышала и догадалась:
- Тебя ваш главный старичок подослал? Чтобы выведывать?
- Ага, - признался Виктор. - Пообедаем или ты уже наелась?
- Я не наелась, а напилась, - поправила его Алуся.
- Что в просторечьи одно и тоже. Так как насчет пообедать?
- С удовольствием, я бы сказала, с наслаждением. После стакана водки
жрать хочу, как крокодилица. Только вот как дойду? С ногами плохо.
- Донесу, - пообещал Кузьминский.
- В Дом кино?
- А куда же еще?
Кузьминский подогнал "семерку" к автобусу, и, держа слово, на руках
перенес уже полностью и в соответствии с временем года одетую Алусю в свой
автомобиль, который, гудками приветствуя энтузиастов кинематографического
дела, выбрался, нарушая все возможные правила, по пешеходной дорожке
наверх. Менты из оцепления, считая его своим, не то чтобы оштрафовали -
помахали ручонками на прощанье. Кузьминский вырулил на Минское, и семерка
покатила к Смоленской. Разрумянившаяся от водки Алуся со значением и
страстно пела старинный романс "Капризная, упрямая..." Дослушав
темпераментное пение до конца и никак не соединив себя с героем романса,
Кузьминский спросил:
- Как дела?
- Замечательно, - сказала Алуся, просунула левую руку под его правый
локоть, виском привалилась к его плечу, закрыла глаза и повторила:
- Замечательно.
- Разобьемся к едрене фене! - предупредил он.
- Нет, - не согласилась она. - Я не могу разбиться. Я фарт ухватила.
- Может, не следует говорить "чоп"?
- Ты знаешь, сколько мне предложений поступило сниматься?
Восемнадцать! Никаких собеседований, никаких проб, сразу сниматься!
- Стая обезьян! Вандердоги! - ужаснулся Кузьминский.
- О ком это ты?
- О киношниках моих родимых! О ком же еще. Начал тебя Аркадий
снимать. И сразу слух пошел: новое дарование. Тут уж только не опоздать,
не пропустить, не дать себя опередить. Мне, мне новое дарование! А сколько
раз тебя до этого вызывали на смотрины и тут же от тебя отказывались?
- Не сосчитать, - призналась Алуся и приподняла голову для того,
чтобы поцеловать Виктора в плечо. - Я тебе благодарна не знаю как, Витя.
- За что же, королева моя?
- За то, что ты рекомендовал меня на эту роль и настоял на своем.
По делу она должна бы быть благодарной отставному полковнику милиции.
Кузьминский ощерился в улыбке и сделал, выезжая на Садовое, левый поворот.
До Дома кино рукой было подать.
В ресторане гужевались, обедая, нувориши - скоробогатеи. Но дорогому
постоянному посетителю и известному сценаристу столик спроворили без
лишних слов. Официантка Танечка мгновенно принесла заказ и, в ожидании
первого подноса, Кузьминский заговорил о главном. Ради чего и пригласил ее
на обед.
- Меня наш главный старичок подослал, - напомнил он. - Кое о чем
спросить тебя надо.
- Ну, мужики, ну, засранцы! - яростно восхитилась она, показав, что
хорошая актриса, и резко поменяла ритм и интонацию: - Давай спрашивай.
- Ты не замечала слежки за собой?
- Да вроде нет. Ты же знаешь, одно время ходил за мной охранник от
Ваньки, а теперь, по-моему, никто не ходит.
- От Ваньки ли? - усомнился Кузьминский. - Ну ладно. А телефонные
звонки были?
- Были.
- От кого?
- От поклонников, балда!
- А не от поклонников?
- Были.
- От кого? - занудливо доставал Кузьминский.
- От сожителей! - заорала она на весь ресторан. - От тебя, к примеру.
- А если не к примеру?
- Ты мне выпить дашь?
- Несут, - обрадовал ее Кузьминский, увидев официантку с подносом.
Танечка мигом расставила на столе графинчик, бутылки с водой и легкую
предобеденную закуску. Ухватив маленький графинчик, как гренадер Петра
Первого гранату, Виктор тотчас налил Алусе.
- Сам не пьешь, а меня спаиваешь, - сварливо отметила она. Будто
только что не требовала выпить.
- Не хочешь, не пей, - резонно отметил он. В связи с чем она сей
момент и выпила. Выпила и запихнула в рот печеночное канапе целиком. Потом
намотала на вилку податливый кусок семги и его тоже отправила в рот.
Кузьминский ждал окончания процесса предварительного насыщения. Прожевав,
наконец, Алуся потребовала:
- Наливай по второй.
- По второй не получается. Знаешь сколько рюмок в том стакане? -
возразил он, наливая. Она потянулась к налитой рюмке, но он закрыл ее
ладонью и мягко сказал:
- Алусенька, миленькая, ответь мне на последний вопрос, и я от тебя
отстану. Пить будешь, гулять будешь, а смерть придет - помирать будешь. Ты
меня слышишь, цыпленочек? Ты меня поняла, ласточка?
- Я тебя слышу и поняла, - важно сказала она. - Вопрос задавай.
- Меня очень интересуют люди, с которыми контактировал твой Иван.
- Не мой! - перебивая, возразила она.
- ...Люди, с которыми контактировал не твой Иван, когда вы были
вместе. В ресторанах, на домашних междусобойных вечеринках, на загородных
пикниках. О Горском, Краснове, поганце Федорове можешь не упоминать. Меня
интересуют другие, мне неизвестные.
- Ну, кто? - Алуся сообразно с состоянием легкомысленно задумалась: -
Ну, Широв такой, старый хрен из ЦК. Он все боялся чего-то, все время
говорил: "Только тихо, только тихо!" А сам тайно меня за жопу трогал.
Подойдет?
- Подойдет. Давай о других.
- Помню Ванька меня с собой в город Красносоветск брал...
- Нет такого города, Алусик мой!
- Но, в общем, какой-то красный городок, километрах в ста от Москвы.
Ванька туда в командировку ездил, а меня взял, чтобы не скучать. С нами
еще один клиент был, потасканный плейбой. В этом Красносранске тамошний
начальник Гена в резиденции для почетных гостей очень мило нас принимал.
- А имя-фамилию клиента, который с вами был, не помнишь?
- Звали-то Димой вроде, а по фамилии не представился.
- Ну, а чем занимается, кто такой в этом мире - разговор не шел?
- Вроде во Внешторге работает, потому что о купле-продаже говорил.

48
Алик долго-долго смотрел на утихавший живой огонь. Знамя пламени
сначала было разорвано на флажки, а потом превратилось в маленькие
вымпелы, которые неожиданно возникали на пепельно-бордовых останках
поленьев. Каминный костер умирал. Спиридонов перевел взгляд на собеседника
и негромко, по-доброму спросил:
- Зачем вы нам тогда врали, Гена?
Геннадий Пантелеев особой кочергой измельчил угли в камине, повесил
кочергу на специальный кованый столб, где уже висели лопатка и щипцы,
вздохнул, откинулся в кресле и возразил:
- Мы не врали, Алик. Мы умолчали.
- Почему? - почти надрывно потребовал ответа Спиридонов.
- Почему? - Пантелеев задумался и ответил: - Я сам не уверен, что
знаю почему. Ну, наверное, в данном конкретном случае нам показалось, что,
расскажи мы всю правду о Курдюмовских визитах, это будет выглядеть в
какой-то степени предательством. Мы не соврали. Мишка даже подробно вам
рассказал о том, как уходит отсюда неучтенная международной квотой часть
изделий. Вы же сделали соответствующие выводы из его рассказа?
- Сделали, - подтвердил Спиридонов. Перед ним вместо огня была куча
золы.
- Будто и не врали мы, да? - продолжал размышлять вслух Пантелеев. -
И не предавали. А в общем и целом получается, что замешаны в чем-то
грязном и вонючем. Знаешь, за последние два-три года появились неизвестно
откуда новые люди, много новых людей. Откуда они, Алик?
- Откуда и мы с тобой. Только к "новым" добавь еще и молодые...
- Вероятно, ты прав. Но, новые они или молодые, они чужие. А те, с
кем мы сталкивались, рядом жили, общались, кому подчинялись, кем
командовали, кого любили, кого презирали последние тридцать с лишним лет -
свои. Чиновники, художники, писатели, гебисты, партийные функционеры,
подпольные воротилы - все сжились, переплелись друг с другом так, что не
поймешь, где друг, а где враг. Возьмешь топор, решишь - отрублю от себя
года, тяпнешь и, оказывается, сам себе два пальца отрубил.
- Курдюмов - вор, а те, кто ему помогали и помогает, грязные убийцы.
Здесь, Гена, топором по своим пальцам не попадешь.
Пантелеев не успел ответить: в полутемной гостиной неожиданно и
бесшумно, как граф Монте Кристо, объявился Михаил Прутников.
- Без меня выпиваете? - вопросом обличил Михаил.
- Алик за рулем, мне не охота... Мы сегодня не пьем, Миша.
- А я пью! - решил Михаил и направился к бару. Вернулся с нужной
бутылкой и тремя, на всякий случай, рюмками, поставил их на журнальный
столик, столик приспособил поближе к камину, к камину же подтянул третье
кресло для себя, из шести поленьев сложил в камине новый колодец, кинул в
него подожженную бересту и сел, слава богу, в свое кресло, ожидая, когда
из искры возгорится пламя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39