скажем, что берем с собой,
а как начнем с постели поднимать, он сам откаже тся. Ведь у него лишь
самолюбие уязвлено. Как же: все внимание сейчас Джою. - Док похлопал по
перевязанной руке. Ну вот и все, Джим. Полегчало?
Джим осторожно подвигал плечом.
- Еще бы. Конечно, полегчало.
- Слушай, а что бы тебе проведать старика, а Джим? Поешь и иди.
Ведь он и твой знакомец.
- Ладно, схожу.
- Он чуток не в себе, - предупредил Бертон. - Волновать его не
следует. Он и без того перевозбужден.
Джим кивнул.
- Понял, буду лишь кивать да поддакивать, - он поднялся. - Ну,
сейчас почти и не болит.
- Поешь каши, - предложил Мак. - Хоронить мы пойдем к полудню, как
и собирались, если удастся, все движение в городке остановим.
Доктор хмыкнул.
- Так-то вы печетесь о людях! Сколько же в вас злобы! Будь я
вожаком ваших врагов, выследил бы вас и пристрелил!
- Думаю, они именно так и поступят в один прекрасный день, -
ответил Мак. - Они уж по- всякому пробовали со мной разделаться.
Друг за другом вышли из палатки. Серой дымкой висела изморось -
дождь все не унимался, - словно кисеей окутывая сад. Джим оглядел ряды
замызганных палаток, проходы меж ними - грязное месиво, взбитое сотнями
ног: люди беспрестанно сновали взад и вперед - н е найти сухого
пятачка, чтобы присесть. В конце каждого палаточного ряда около уборных
выстроились очереди.
Бертон и Мак с Джимом направились к кухне. Из труб валил голубой
дым, видно, топили сырыми дровами. На плитах стояли прачечные чаны, и в
них булькала каша. Повара размешивали ее длинными палками. Холодные
дождевые капли скатывались Джиму за шиворот.
Он плотнее запахнул куртку и застегнул все пуговицы.
- Помыться бы неплохо, - вздохнул он.
- Мокрой губкой оботрешься - и хватит с тебя. Большего предложить
не могу. Держи, я твой котелок прихватил.
Они встали в очередь у плиты. Повара едва успевали наполнять
протянутые посудины. Джим подцепил на палочку, служившую ложкой, каши и
подул, остужая.
- Вполне съедобно, - похвалил он. - Я сейчас голодный как волк.
- Неудивительно. Вон, Лондон помост осматривает. Пойдем-ка и мы! -
и они зашагали по грязи, стараясь не попадать в чужие следы. За
кухонными плитами высился помост метра в полтора высотой, сколоченный
из штакетин и досок из дренажных штолен. Лондон прибивал перила.
- Привет! - кивнул он. - Ну, как позавтракали?
- Да сегодня хоть из грязи блины пеки, все одно съедим за милую
душу, - ответил Мак. -Больше ничего у нас не осталось?
- Ни крошечки. Все до крупинки сварили.
- Может, Дику хоть сегодня удача улыбнется, - с надеждой сказал
Джим. - Мак, отпустил бы ты меня, глядишь, я б чего и раздобыл. Все
равно без дела сижу.
- Оставайся здесь, - бросил Мак и пояснил Лондону: - Этого парня
уже взяли на заметку. Дважды чуть не сцапали, а он - на тебе! - хочет в
одиночку в городе объявиться.
- Не валяй дурака. Мы тебя на грузовик посадим, рядом с гробом.
Куда тебе с больной рукой? Поедешь на грузовике, - решил Лондон.
- И не подумаю! - взъерепенился Джим.
Лондон лишь зыркнул на него.
- Ты, парень, со мной не очень-то своевольничай. Главный здесь я!
Придет твой черед, буду твои команды слушать. А пока командую я.
В глазах у Джима мелькнули бунтарские искорки. Он бросил взгляд на
Мака, тот выжидающе улыбался.
- Что ж, будь по-твоему! Подчиняюсь.
- И для тебя, Джим, есть дело, - сказал Мак, - если ты, Лондон,
конечно, не против. Пусть Джим повертится меж ребят, потолкует с ними,
прикинет, как они настроены. Нам нужно знать, на что рассчитывать в
забастовке. По-моему, ребята Джиму доверятся.
- Так что ж ты хочешь узнать? - не понял Лондон.
- Как ребята относятся к забастовке теперь.
- Не возражаю, - согласился Лондон.
Мак повернулся к Джиму.
- Сходи, проведай старого Дана и начинай с ребятами говорить. Где
кучка соберется, туда и иди. Никаких идей им не толкай. Кивай да
поддакивай, а сам на ус мотай, как они настроены. Справишься, Джим?
- Справлюсь. А куда старого Дана упрятали?
- Значит, так. Во втором ряду видишь палатку, что посвежее других?
Доктор там больницу устроил. Скорее всего. Дана там отыщешь.
- Что ж, пошел. - Джим соскреб остатки каши деревянной лопаточкой
и отправил в рот. Зачерпнул на ходу воды в бочке, ополоснул котелок и,
проходя мимо своей крошечной палатки, забросил его туда. В палатке
послышался шорох. Джим опустился на колени и впол з в палатку. Там он
увидел Лизу - она, видно, кормила младенца, но сразу же прикрыла грудь.
- Привет.
Лиза покраснела и прошептала:
- Привет.
- Я думал, ты в больничной палатке ночуешь.
- Там мужчины.
- Не промокла ночью-то у нас?
Лиза еще плотнее прикрыла грудь, спустив одеяло с плеч.
- Нет, у вас не протекает.
- Чего ты боишься? Не обижу. Ведь однажды даже помог тебе вместе с
Маком.
- Я помню. Поэтому и боюсь.
- Что-то не пойму я тебя.
Она опустила голову, уткнув нос в одеяло.
- Ты же меня видел, ну, без всего, - едва слышно проронила она.
Джим засмеялся было, но быстро осекся.
- Ну и что же? Ничего в этом стыдного нет. Просто нужно было тебе
помочь.
- Понимаю, - на миг она взглянула на Джима. Только мне все равно
не по себе.
- Выбрось ты это из головы! Как малыш?
- Хорошо.
- Кормить не тяжело?
- Ничуть, - Лиза покраснела и пробормотала. - Мне нравится кормить
грудью.
- Что ж удивительного!
- Мне нравится, приятно так. - Она опустила голову. - И с чего это
Я тебе все рассказываю?
- Почему б и не рассказать?
- Не знаю, не нужно, наверное... неприлично, а? Никому не говори,
ладно?
- Само собой, - Джим отвернулся, посмотрел за низкий полог.
Мало-помалу дымка рассеивалась. С полога ниткой прозрачных бус свисали
крупные капли. Джим намеренно не переводил взгляда, он чувствовал, что
Лизе хочется взглянуть ему в лицо, но пока не удает ся.
Ей виден был лишь его темный профиль в свете занимающегося дня да
неуклюже перевязанное плечо.
- А что у тебя с рукой? -спросила она.
Он повернулся, и их взгляды встретились.
- Ранили вчера..
- Да ты что! Болит?
- Чуть-чуть.
- Странно - ранили! Вот так, ни с того, ни с сего - ранили?
- Мы с изменниками драку затеяли. А один из хозяев возьми да и
пальни из ружья.
- Ты - дрался ? Ты ?
- А что тут такого?
Она смотрела на него во все глаза, зачарованно следила за его
лицом.
- И у тебя не было ружья?
- Не было.
Она тяжело вздохнула.
- А что за парень приходил вчера вечером?,
- Молодой такой? Это Дик, мой приятель.
- Очень славный.
- Еще бы! - усмехнулся Джим.
- Только уж очень дерзок. Моему мужу, Джо, такие не по душе. А мне
понравился.
Джим снова опустился на колени и пополз к выходу.
- А ты завтракала?
- Джо сейчас принесет, - взгляд Лизы осмелел. Идешь на похороны?
- Конечно.
- А мне нельзя. Джо не велит.
- Погода мерзкая, сыро, - Джим выбрался наружу. Ну, пока. Будь
здорова.
- До свидания, - она немного помолчала. - Ты уж никому только не
говори, ладно?
- Чего - не говори? - Джим снова просунул голову в палатку. - О
родах, что ли? Не скажу, конечно.
- Ты ж меня такой видел! Я же говорила, мне стыдно. Сама не знаю,
почему.
- И я не знаю. Ну, пока.
Джим поднялся на ноги и зашагал прочь. В туманной дымке ему
попалось не так уж много людей. Большинство, получив кашу, разбрелось
по своим палаткам. Дым от плит стлался по земле. Налетел ветерок и
неспешно погнал мелкий и редкий дождь наискось. Проходя мимо палатки
Лондона, Джим заглянул и увидел, что вокруг гроба стоят, потупившись,
человек десять. Джим хотел было подойти, но вспомнил о задании и зашагал
к белой больничной палатке в конце ряда. Внутри - непривычная, но столь
необходимая чистота; кое-какие медицинские инструменты, бинты, пузырьки
с йодом, большая банка лечебной соли, докторский саквояж - все аккуратно
разложено на большом ящике.
Старик полулежал на койке, рядом стояла широкогорлая бутылка -
туда он мочился - и допотопный ночной горшок. Борода у Дана отросла и
свирепо топорщилась, щеки еще больше запали. И на Джима старик зыркнул
свирепо.
- Наконец-то! Пришел! Чертовы молокососы, я вам все устроил, а
теперь чихать вы на меня хотели!
- Как чувствуешь себя? - примирительно сиротил Джим.
- А, да не все ли тебе равно! Доктор - единственный приличный
человек в вашем клоповнике!
- Ну, не сердись, Дан! Видишь, мне тоже досталось: плечо
прострелили.
- И поделом! Вы, сукины дети, даже себя уберечь не можете! Чудо
еще, что вас всех не укокошили!
Джим промолчал.
- Бросили меня здесь! - не унимался старик. - Думаешь, я все
забыл? И как ты на яблоне сидел, и все разговоры у тебя только о
стачке. Но черта лысого ты ее начал! Как бы не так! Я почин дал!
Думаешь, не понимаю? Упал я с дерева, ногу сломал. Вот откуда вс е и
началось. А вы бросили меня! Одного!
- Мы все помним, Дан. Никто тебя не забыл.
- А чего ж тогда со мной не считаются? Как с несмышленышем
разговаривают, - он неистово замахал руками, но вдруг сморщился. - Надо
ж, бросили меня здесь, а сами все на похороны пошли! Никому до меня
дела нет!
- Все совсем не так, Дан, - прервал его Джим. - Мы посадим тебя на
грузовик, и ты поедешь рядом со всеми, даже впереди всех.
От изумления у старика раззявился рот, обнажились четыре крупных
резца. Руки, наконец, спокойно улеглись на одеяло.
- Не врешь? На грузовик посадите?
- Так наш старший решил. Он сказал. Дан - истинный зачинщик, без
него не обойтись.
Старик напыжился. Губы поджались, подбородок воинственно
выпятился.
- Иначе он и не мог решить. Уж он-то помнит и перевел взгляд на
руки, враз смягчился, стал похож на ребенка. - Я поведу ребят, -
прошептал он. - Уж сколь ко веков бьется рабочий человек, а повести его
некому. Я их выведу из тьмы к солнцу. Только бы слушались. Скажу:
"Делать так-то!" - и они сделают. Скажу: "Иди те туда-то" - и пойдут,
пойдут как миленькие. Неслухов да лентяев не потерплю. Навытяжку должны
стоять, когда я говорю, - и неожиданно добродушно улыбнулся. Бедные
глупые мышата. Никтото никогда им не говорит, что делать да как. Вожака
хорошего не было.
- Это верно, - согласился Джим.
- Ничего, сейчас все по-другому пойдет! - снова раз горячился Дан.
- Ты им скажи, я план разрабатываю. Через денек-другой на ноги встану,
пусть уж потерпят немножко, а там я их поведу!
- Непременно скажу, - кивнул Джим.
В палатку вошел Бертон.
- Доброе утро. Дан. Привет, Джим. А где, Дан, тот парень, кому я
велел присматривать за тобой?
- Ушел, - жалостливо протянул старик. - Ушел за завтраком, да так
и не вернулся.
- На горшок хочешь?
- Нет.
- Клизму он тебе ставил?
- Нет.
- Придется, Дан, другую сиделку подыскать.
- Слышь, док, этот щенок говорит, меня на похороны возьмут, на
грузовике поеду. Правда, что ли?
- Конечно, правда. Захочешь - поедешь.
Дан откинулся на спинку кровати, довольно улыбнулся.
- Наконец-то и обо мне вспомнили.
Джим поднялся.
- До скорого. Дан.
Бертон вышел вместе с ним.
Джим спросил:
- Он что, чуток тронулся?
- Да нет. Просто старик. Перенес сильное потрясение. Кости плохо
срастаются.
- Но он болтает как умалишенный.
- Я поручил тут одному приглядеть за ним, а он, видишь, даже
клизмы ему не сделал. А от запора, порой, и ум помрачиться может.
Впрочем, Дан - обыкновенный старик. Вы крепко его порадовали. Заходите
почаще!
- По-вашему, он поедет на похороны?
- Нет. Его в грузовике растрясет, только разбередит ногу. Придется
что-то иное придумать. Как рука?
- Да я уж о ней и забыл.
- Вот и отлично. Старайтесь не студить. Застудите - намучаетесь.
Ну, до встречи. У нас карболка кончилась. Хоть из-под земли, а надо
достать. А то ребята уборные чистить откажутся. - И он заторопился
прочь, на ходу что-то бормоча себе под нос.
Джим огляделся: с кем бы поговорить. Но те, кто попадались на
глаза, не задерживались под дождем, перебегали от палатки к палатке по
вконец раскисшей черной земле. Рядом в просторной армейской палатке
слышались голоса. Джим вошел. В тусклом свете приме тил он с десяток
мужчин, сидевших на одеялах. Все разом замолчали и выжидающе уставились
на- вошедшего. Джим достал из кармана кисет, подаренный Маком.
- Здорово, ребята. У меня вот рука не работает. Не свернет ли кто
самокрутку?
Все по-прежнему настороженно молчали. Мужчина, сидевший у входа,
протянул руку за кисетом и проворно скатал самокрутку. Джим взял ее и
кивнул на кисет.
- Пусти-ка по кругу. Как знать, может, и табачок у нас в лагере на
исходе.
Кисет пошел по рукам. Толстяк с маленькими усиками предложил:
- Присаживайся-ка, паренек, ко мне. Это не тебя вчера подстрелили?
- Подстрелили, но не пристрелили, - усмехнулся Джим. - Нас двое
подстреленных. Только я, видишь, легко отделался.
Сидевшие одобрительно заулыбались. Мужчина со впалыми щеками даже
засмеялся в голос.
- А к чему это надумали того плюгавого сегодня хоронить?
- А почему б и не похоронить?
- Да у всех людей на третий день хоронят.
Толстяк затянулся и выпустил клубы дыма.
- Мертвяк и есть мертвяк, ему без разницы.
Худосочный мужчина со впалыми щеками мрачно воз разил:
- А вдруг он не умер? Вдруг вроде как отключился? А мы его заживо
- в землю. Помоему, надо три дня обождать, как у всех делается.
Ответил ему ровный, насмешливый голос. Джим взглянул в ту сторону:
говорил высокий мужчина, лоб у него был белый и гладкий, без морщин.
- Не бойся, не спит он, будь уверен. Знал бы ты, что с трупами в
морге делают, сомневаться бы не стал.
- Мало ли что! А вдруг? - не сдавался худосочный.- Если обождем
чуток, хуже не будет.
Белолобый фыркнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37