Шкипера направили в Москву по личному распоряжению командующего округом(!).
Крошке, который как бы случайно, посоветовавшись лишь с Циркачом, вызвался быть старшим в группе, вручили вполне натуральную бумагу на кремлевском бланке за подписью одного из замов руководителя администрации президента, из которой, коротко говоря, следовало, что подателю сего любые государственные структуры обязаны, как минимум, не мешать ни в чем.
Фила вообще доставили к родным берегам в качестве персоны международного значения.
— Дело пахнет керосином, — резюмировал Крошка.
— Или просто большими деньгами, — вставил Шкипер, чтобы свести все к шутке.
— А ни одно серьезное дело и не может пахнуть ничем другим, — философски подытожил Циркач.
Но Крошка шуток не принимал. Он думал о чем-то своем и вдруг проговорил мечтательно:
— А мой дядя Воша, между прочим, сейчас в Испании.
И покосился на Циркача. Мол, неужели в этом офисе ещё и открытым текстом разговаривать можно?
Циркач не прореагировал: видать, как и все другие, не знал наверняка, слушают их здесь или нет.
Кличка «дядя Воша» была, конечно, не лучшей для конспиративного разговора — уж слишком оригинальное имечко образовал в свое время Фил от полного варианта Владимир. Как большой любитель лингвистики, он уверял, что все русские имена имеют уменьшительные формы с окончанием на «ша»: Маша, Леша, Даша, Гоша, и так далее, включая Ванюшу и Николашу, а вот Владяши почему-то нет, ну он и решил исправить ситуацию, придумав нечто странное, но лаконичное — Воша. Ассоциация с мерзким насекомым почему-то никому не мешала. Прозвище, особенно в комплекте с «дядей», понравилось всем, включая самого Владимира Геннадиевича, и прижилось.
В общем, о чем подумали предполагаемые враги, неизвестно, а Циркач и остальные Крошку поняли хорошо. Циркач особенно.
Ведь у себя-то в Бадягине Андрей нашел возможность перекинуться парой слов с Борисом. Да и тот оказался совсем не прост. Всю имевшуюся у него информацию о фирме Аникеева, заранее сбросил на дискету в зашифрованном виде. Давно готовился к этой вербовке друзей. И там, в деревенском доме сумел быстро и незаметно передать плоскую коробочку Сергею, ну а Крошка придумал повод, чтобы зайти в гончарку, где в свободное время лепил свои горшки. Сказал, мол, надо проверить, не вырубилась ли пожарная сигнализация — сами знаете, какие скачки напряжения бывают в этаком захолустье, ну и открыл там быстренько одну совсем небольшую дверцу. Момент улучил идеальный — двое сопровождавших его людей Мышкина, как раз глазели на роскошно оборудованную мастерскую, вертели головами, как туристы в музее, в это мгновение дискета и перекочевала в тайник. А когда дверца специального тайника открывается, вспыхивает лампочка тревожного сигнала и зуммер гудит не где-нибудь, а прямо в кабинете начальника особого отдела ЧГУ генерал-майора Кулакова. И если в течение пяти минут Крошка не дает отбоя по телефону, в Бадягино выезжает машина, а иногда — при более серьезных опасениях — и вертолет высылают. Причем Кулаков имел обыкновение приезжать лично, и в те времена, когда ещё был полковником, и теперь, когда стал генералом. Вот только вряд ли он из Испании так быстро примчится, а значит, поедет дежурный офицер. Это-то и тревожило Крошку сильнее всего. Циркач его пытался успокоить — в основном одними глазами, а на словах сказал:
— Андрюха, все будет хорошо!
Абсолютно нейтральная фраза. О чем тут могут догадаться враги? Но ведь и Крошке такой фразы было недостаточно. Он попал в весьма непривычную для себя ситуацию: выдернули на работу, но ровным счетом ничего не объясняют. Тревожно! То есть просто опасно. Вот он и пытался транслировать свою тревогу всем остальным.
И тогда Циркач, наконец, решил, что настал подходящий момент для некоторого общего ликбеза.
— Давайте я расскажу вам вкратце про эту лавочку, пока время есть.
Однако времени как раз и не оказалось.
Решительной походкой вошел солидный, строгий и по-военному подтянутый сотрудник Мышкина и предложил немедленно спуститься в подвал для экипировки и более детального инструктажа.
— У вас до вылета на объект чуть больше часа, — подытожил он.
Ничего себе! Такое с ними происходило впервые: через час приступать к операции, а им ещё задачу не поставили и даже о деньгах разговора не начинали. Это было настолько лихо, настолько не похоже на обычные серьезные дела, что… им всем дружно захотелось сыграть именно в такую игру.
— Погодите, ребята, а сколько сейчас натикало? — вдруг вскинулся Фил.
Слова вошедшего о времени вызвали у него какие-то свои ассоциации. Петя, как видно, полагал, что все ещё продолжает купаться в море, вот и ходил без часов. В действительности свою любимую «Омегу» он впопыхах оставил на дне сумки, а в дороге хронометр не понадобился, чай, на мобильнике тоже время посмотреть можно.
— Четыре минуты первого, — сказал Андрей.
— Я обещал сразу после полуночи Эдику позвонить, — проговорил Головленко, беседуя по существу сам с собою, ведь он ещё никому ничего не рассказывал о своем новом знакомом.
— Звони, — не возражал Крошка. — Мы подождем.
Сотрудник Мышкина скромно присоединился к этому ожиданию, и Крошка остался доволен, он не привык, чтобы им крутили, тем более малознакомые люди, предпочитал всегда лично контролировать ситуацию.
— Я недолго, — извинялся Фил непонятно перед кем, — но я действительно обещал, это важно…
Он уже набирал номер.
Разговор получился и впрямь недолгим. Даже чересчур. Трубку взяла жена Эдика. Она почти ничего не говорила — только плакала. А Петя и без слов все понял. Мелкая холодная дрожь гадкого предчувствия охватила его. Наконец, женщина там, в далеком отеле, справилась с собою и все-таки сумела выдавить с усилием две отрывистых фразы:
— Эдика застрелили. Два часа назад.
6
Шифротелеграмма
Особая, вне очереди
Начальнику ЧГУ Форманову
Согласно нашим оперативным данным выстрел в Ивана Аникеева в Измайлове является не следствием обычной бандитской разборки, а заказным убийством, проплаченным из-за рубежа. Есть основания предполагать, что те же заказчики финансировали и убийство Эдуарда Свирского (г. Владимир), застреленного в Кемере (Анталья, Турция) в тот же день. Прошу вашего разрешения привлечь к работе над этим заданием известную вам группу. Проблема более чем серьезна. Вылетаю в Москву спецрейсом.
Начальник оперативного управления ЧГУ Кулаков
Коста-Брава, Испания

* * *
«Сегодня ночью в центре Стамбула прогремел взрыв. Сработало самодельное безоболочковое устройство, оставленное террористом в пластиковом контейнере для мусора — стандартная схема действий. Благодаря тому, что в столь поздний час (около полуночи) людей на улице было уже немного, жертв нет. Пятеро госпитализированы с ранениями различной степени тяжести, и по приблизительным данным пострадало ещё девять человек — посетителей расположенного рядом уличного кафе „Саратога“. Мощность взрыва оценивается специалистами в 120–150 граммов тротилового эквивалента. Ответственность за эту бесчеловечную акцию взяла на себя Курдская рабочая партия. Звонок, начавшийся и закончившийся выкриками „Свободу Абдулле Аджалану!“ раздался в полиции уже через пятнадцать минут после теракта».
(Сообщение агентства «Интерфакс»)

* * *
Шифротелеграмма
Особая, вне очереди
Стамбул, Резиденту СВР
Полиция Стамбула сумела зафиксировать городской номер, с которого звонил представитель КРП, взявшей на себя ответственность за взрыв возле кафе «Саратога». Именно по этому номеру за несколько минут до своей гибели и за полчаса до взрыва звонил Свирский Эдуард Львович.
Назым

* * *
Шифротелеграмма
Особая, вне очереди
Руководству СВР, руководству ФСБ
Пересылаю вам самую свежую информацию своего агента в Анталье. С целью предотвращения возможных новых терактов срочно проверьте все возможные контакты Свирского Э.Л. с КРП и другими, в первую очередь турецкими экстремистскими организациями.
Резидент, Стамбул

* * *
— Эдика Свирского застрелили, — сказал Фил громко, так чтобы слышали все.
И если учесть, что, кроме него, никто из ребят, этого человека не знал, вряд ли подобную реплику можно было считать случайным эмоциональным всплеском. Фраза была явно рассчитана на здешнего сотрудника. И Фил не ошибся.
— Что вы сказали? — вскинулся строгий и подтянутый порученец, не сдержавший своих чувств.
— Вы не ослышались, — сказал Фил. — Я был знаком с Эдуардом Свирским из Владимира и сейчас звонил в Анталью именно ему.
Порученец мгновенно взял себя в руки, дважды вдавил одну-единственную кнопочку на мобильнике и тихо проговорил:
— Срочно сообщите Князю: убили Ёжика.
«И почему это надо было говорить при них? — думал Крошка, быстро перебирая в памяти все странности последних часов. — Зачем? Чтобы они теперь знали, что Свирский тоже был человеком Аникеева, что звали его при жизни этой смешной кличкой Ёжик, наконец, что Князь — это, по всей видимости, сам Мышкин? Ну, кто же дает такие примитивные прозвища? Достоевского, чай, в школе проходят. Или „Идиота“ не проходят? Да, и вот еще: была ли это случайность — знакомство Фила со Свирским? Для Фила — разумеется, да. А для Мышкина? Не многовато ли случайностей? Циркач работает на Аникеева. Пиндрик попадает на рынок в момент его убийства. А Фил договаривается о звонке Свирскому за несколько часов до смерти последнего. Впору поинтересоваться, кто работает на Мышкина в Твери. Уж не начальник ли тамошнего ОМОНа? И, наконец, родное Бадягино…»
Все эти мысли, похожие на бред, прокручивались в голове у Крошки с пулеметной скоростью, а были и ещё какие-то — совсем лишние. Он, правда, знал по опыту, что их не следует брезгливо отбрасывать в сторону. Все, приходящее в голову по ходу работы, — для чего-то нужно. Так уж устроена его весьма неординарная голова.
«Странно, — думал он, — почему зачастую самые смешные и дурацкие прозвища оказываются самыми устойчивыми по жизни. Ну, то что он при росте под два метра и с косой саженью в плечах именуется Крошкой — это не слишком оригинально, а вот Фил вовсе не был известен в других местах как Филипп. Просто со школьных лет увлекался „Битлс“, повсюду напевал их песни. Одной из любимых была знаменитая „If I feel“ Леннона. И ещё на первом курсе кто-то сказал ему: „Что ты там бормочешь? Если я Фил? Конечно ты Фил, самый натуральный…“ С тех пор и пошло. Я тоже очень люблю „Битлов“ и часто их музыка, строчки их песен помогают мне, подсказывают что-то… Какая же разгадка скрывается сегодня во фразе „Если я почувствую“?»…
Ответа пока не было, зато он все отчетливее понимал, что Циркач не успеет сообщить им уже ничего. После второго убийства начнется чехарда в ускоренном темпе, и надо будет только успевать поворачиваться. Почему же он решил, что все-таки стоит поворачиваться по их приказам, а не отворачиваться от этих странных людей? Ведь не потому же, что всю дорогу в вертолете — а какое там, к черту, общение через шлемофоны! — Циркач агитировал его «за советскую власть», то есть за немедленное спасение всей российской экономики путем спасения финансовой империи господина Аникеева? И не потому, в конце концов, что об оплате говорили, не называя сумм, а это, как правило, означало очень большие деньги. И даже не потому, что у этих чудаковатых людей, работающих не по канонам спецслужб, а скорее по канонам хорошо отлаженного механизма совкового министерства, такие огромные возможности на самом верху и даже в международных организациях — этим сейчас никого не удивишь. Те же наркодельцы — при их-то деньгах! — иногда бывают и с президентами и с премьерами «вась-вась».
Нет, что-то другое подкупало его в фирме Аникеева-Мышкина, какая-то бесшабашность и романтизм, отсутствие цинизма, что ли, неотъемлемо присущего любым бандитам или сотрудникам спецслужб. И внутренний голос подсказывал: берись за это дело.
«Если я почувствую…»
Вот оно! Верить не логике, а ощущениям. А внутренний голос — это и есть то самое чувство.
«Конечно, — подумал он ещё через полминуты, — в итоге мы все пятеро почти наверняка снова вляпаемся в какое-нибудь дерьмо, но попутно — и это тоже наверняка — узнаем много интересного».
И вот поймав себя на этом сверхцинизме — мечтах о поиске интересной информации в дерьме, — Крошка мысленно рассмеялся и даже внешне не смог сдержать улыбки. Очевидно, не смог, потому что сразу перехватил удивленный взгляд Циркача и обиженный, если не сказать возмущенный — Фила: человека убили, а этот придурок улыбается!
Но Крошка знать не знал никакого Эдика и мог сейчас думать только об одном — о непосредственно предстоящей им работе.
* * *
Из специального досье Четырнадцатого Главного Управления ФСБ (ЧГУ)
Большаков Андрей Николаевич, 1966 года рождения, русский, кличка — Крошка, родился в г. Чжаланьтунь (Китай), женат с 1987 года, жена — Мария Анатольевна Чистякова, 1964 г.р., сын — Егор, 1993 г.р., отец — Большаков Николай Иванович, русский, полковник инженерных войск, мать — Рубцова Зоя Никитична, русская, врач. Среднюю школу закончил в Челябинске, в 1983 поступил в высшую школу КГБ. С 1988-го в штате Девятого главного управления. В 1990-м завербован, в 1991-м официально переведен в штат ЧГУ. С 1991-го по 1994-й спецучилище ЧГУ. Присвоено звание — капитан. С 1995-го по 1997-й — Чечня. Возглавил группу спецназа. Сентябрь 1997-го — вместе с группой выведен из личного состава ЧГУ за нарушение воинского Устава. Официально — в розыске.
Особая характеристика: раскрытие латентной энергии организма с помощью алкоголя (Большаков возражает против изучения этой своей особенности); умение подчинять себе людей, организовывать и проводить сложнейшие спецоперации; выдающиеся аналитические способности; коэффициент экстрасенсорного восприятия опасности — 0,94 (более высокий коэффициент не зафиксирован ни у одного человека в мире).

* * *
Подвал производил сильное впечатление. И глубиной и территорией — на добрый квартал.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9