Вопреки ожиданиям, Дейв' не' волновался, скорей нетерпеливо ждал продолжения, словно прозвучавшие сейчас слова не имели касательства ни к нему, ни к его сыну.
— Машину под номером три эм тридцать четыре двадцать семь поочередно видели в Пенсильвании, Виргинии и, по последним сообщениям, в Огайо. Тем не менее проследить путь, проделанный беглецами, представляется затруднительным, поскольку в полицию поступает много противоречивых сведений.
Раздался другой голос:
— А теперь, леди и джентльмены, мы прервем ненадолго наш выпуск новостей и передадим обращение, которое адресует сыну мистер Дейв Гэллоуэй.
Голос принадлежал журналисту, который недавно тут был, однако Гэллоуэю показалось, что тогда он говорил не совсем то.
Тишина, потом какой-то треск, и неестественно гулко, словно в огромном пустом соборе, раздались слова — Дейв их прекрасно помнил, но теперь ему почему-то стало за них стыдно.
— Бен, это папа говорит... Лучше будет, если ты сдашься...
Паузы между фразами казались бесконечными.
— Да, думаю, так оно лучше.. Я всегда буду с тобой, что бы ни случилось...
Слышно было, как он тяжело дышит, словно просит позволения продолжать, а потом заканчивает:
— Я на тебя не сержусь.,.
— А теперь, леди и джентльмены, прослушайте, прогноз погоды...
Дейв потянулся к приемнику и выключил его. Мьюзек молчал. Гэллоуэю тоже не хотелось говорить; теперь он жаждал одного — чтобы Бен не слушал радио.
Даже если, мчась в машине и не сводя глаз с освещенной фарами дороги, Бен и слушал передачу, то сейчас он, наверное, выключил приемник.
— Я хотел...— пробормотал Дейв.
Он хотел, как лучше. Думал, что будет услышан и понят Беном. Он так любезно принимал журналистов, отвечал на вопросы, курил их сигареты.И только теперь до него дошло: он предал сына. Вылез выступать по радио, точно извинялся, точно был их пособником.Понимает ли Мьюзек, что с ним сейчас творится? Дейв молча отхлебнул виски, утер рот. Раздался гром — такой оглушительный, словно молния ударила в дерево напротив или в колокольню соседней церкви. И больше не гремело. Несколько минут дождь молотил по крыше с удвоенной силой, потом, словно по волшебству, вдруг перестал.
Дейв сидел, опустив голову на грудь, но, несмотря на усталость, не спал и даже не дремал; он продолжал корить себя. Не заметил, что Мьюзек поднялся, не слышал, как на кухне шумит вода.
Полиция шести штатов... А они, двое детей, сейчас с ужасом смотрят на каждую машину, готовые к тому, что в любую минуту на их пути окажется заграждение.Человек из ФБР унес справочник, в котором крестиками отмечены Иллинойс и Миссисипи.Неужели они и теперь лишь ради этого мчатся очертя голову, вслепую, от одной ловушки к другой? Неужели все это безумие затеяно лишь для того, чтобы
примчаться в другой штат, броситься к мировому судье и, задыхаясь, попросить: «Пожените нас!» Если они не слишком петляют, то доберутся до Иллинойса уже нынешней ночью, может быть, уже добрались. Возможно, в какой-нибудь глухой деревушке разбудят старика судью, который не слушал днем радио.
Интересно, попали они в грозу там, на равнинах Среднего Запада? Дейв ругал себя, что не догадался послушать прогноз погоды. Он снова впал в беспокойство, ему хотелось, чтобы Мьюзек пришел, сел напротив и отвлек его от мыслей. Он, Дейв, тоже был в пути, и ему казалось, что мерное шуршанье дворников по стеклу отсчитывает секунды.
Полиция шести штатов... И ФБР в придачу. Он резко поднялся, налил себе глоток виски, взглянул на приемник и прикинул, что до десятичасовой передачи остается тридцать пять минут. Ему казалось, что на этот раз будет что-нибудь новое.
— Напрасно вы возились с посудой, Мьюзек. Мьюзек пожал плечами, налил себе и уселся в кресло.
— Не забудьте: стоит вам захотеть, и я уйду.
Дейв покачал головой. Он не хотел этого. Ему страшно было подумать, что стало бы с ним нынче вечером, не подсунь Мьюзек робко свою записку под дверь.
— Люди не понимают, не могут понять,— пробормотал, Гэллоуэй, словно говоря сам с собой.
И Мьюзек, тоже словно про себя, пробормотал:
— Когда от меня ушла дочка, я полтора года ничего про нее не слыхал.
Он впервые заговорил о своей жизни — только для того, чтобы поддержать друга.
— Наконец мне написали из одной больницы в Балтиморе: она попала туда без гроша в кармане да еще беременная.
— И что вы сделали?
— Поехал туда. Она не захотела, меня видеть., Я оставил в регистратуре деньги и уехал.
На этом рассказ оборвался, а Дейв постеснялся спросить, виделся ли с ней Мьюзек потом и не она ли пишет ему из Калифорнии, и присылает фотографии детей.
— Я все гадаю, о чем они думают... Дейв имел в виду беглецов в машине. — Каждый о своем,— вздохнул Мьюзек.
Несколько мгновений слышалось лишь посапывание трубки, потом он добавил:
— И каждый воображает, что он прав.
Гэллоуэй взглянул на часы и поспешно включил приемник.
— Вы бы присели.
— Да-да. Я весь день на ногах. Не сидится. Всякий раз, стоило ему сесть, в ногах начиналась дрожь, и все тело наполнялось ощущением тоски и беспокойства. Ни с того ни с сего у него вырвалось:
— Доктор Ван Хорн, наверно, расстраивается...
Он не объяснил, почему, хотя по лицу Мьюзека видел, что тот ничего не знает про историю с пистолетом.
— Через несколько минут слушайте наш очередной выпуск новостей.
Сперва пустили рекламу.
— В последнюю минуту нам стало известно, что Бен Гэллоуэй, шестнадцатилетний убийца, к которому отец обратился в предыдущей нашей передаче...
Они затаили дыхание.
— ...вместе с сообщницей примерно в то время, когда звучало Сообщение, явился в дом к мировому судье Браунстауна на границе штатов Индиана и Иллинойс и попросил сейчас же сочетать их браком. Судья незадолго до того случайно услышал по радио приметы преступников. Сделав вид, что идет за необходимыми документами, он вышел в другую комнату и бросился к телефону.
Но прежде чем его соединили с шерифом, он услышал шум мотора и понял, что молодые люди, разгадав его намерение, обратились в бегство.
Итак, известно, где их искать. Кроме того, установлено, что синий «олдсмобил» за последние двадцать четыре часа проделал куда более длинный путь, чем предполагалось, и Бен Гэллоуэй практически все время был за рулем.
Полиция штата Иллинойс установила наблюдение за всеми пересечениями дорог, и вскоре преступники будут наверняка задержаны.
Заметил ли Мьюзек, что, слушая передачу, Гэллоуэй в какой-то миг не сумел удержаться от легкой, чуть заметной улыбки? В ней не было ни удовлетворения, ни насмешки. Она вообще почти ничего не значила. Просто Дейв почувствовал, как между ним и Беном про-
и только в «Старой харчевне», где заночевали двое журналистов, еще горел свет.
Свернули в переулок. Газон после дождя пахнул свежестью.
— Сейчас выведу машину,— бросил Мьюзек, направляясь к гаражу.
Бену там сейчас тоже, наверно, полегчало. Лишь бы ему дали поспать! Он привык спать подолгу, и утром, когда Дейв будил сына тот не сразу стряхивал сонливость; бывало, босиком, в пижаме он брел в ванную и натыкался на дверной косяк: все никак не -мог продрать глаза.
В это время к нему было не подступиться. Только после ванны, за завтраком, он становился самим собой.
Гэллоуэй впервые оказался в машине Мыозека и по-чувствовал тот же запах, что и дома у столяра.
— Езды отсюда до Ла-Гуардия не больше двух часов. На сборы и еду уйдет полчаса, значит, можете почти три часа поспать.
Дейв хотел было заспорить, но глаза слипались, голова стала тяжелой. Он чуть не уснул прямо в машине.
Его мучил вопрос, не собирается ли Мыозек спать на кровати Бена. Дейву это было бы неприятно. Но когда они пришли, Мыозек, и не думая раздеваться, пристроился на кушетке с явным намерением провести на ней остаток ночи.
Дейв разделся, немного смущайсь, что предстанет перед другом в пижаме.
— Разбудите меня не позже четверти четвертого, ладно?
— В половине четвертого,— откликнулся Мыозек, на всякий случай заводя будильник.— Спите.
Через минуту Дейв провалился в сон, он мог бы, поклясться, что все это время ощущал присутствие Мью-зека, который взял какую-то книжку и углубился в чтение, попыхивая трубкой и прихлебывая виски. Галло-уэй и во сне ни на Минуту не забывал, что самолет отбывает из Ла-Гуардия в шесть семнадцать и что билет заказан на имя Мыозека. Раза два-три он резко. переворачивался, словно пытаясь глубже вдавиться в матрас, но едва почувствовал прикосновение к плечу, вскочил. Будильника не было слышно. Пахло свежим кофе.
— Идите примите ванну;
Он никогда не вставал так рано, разве что когда Бен болел тяжелейшей ангиной и ему надо было каждые два часа принимать лекарство. Иногда, ближе к утру, Бен, испуганно глядя на отца, вскрикивал:
— Чего тебе?
— Пора принимать таблетку, Бен.
Слышал ли сын? Понимал? Нахмурив брови, наморщив лоб, он глядел на отца, словно видел его впервые, и взгляд его становился недобрым.
— Ну, оставь ты меня в покое,— просил он; из-за температуры язык у него заплетался.
Дейву казалось, что сын на пего злится. Мальчик глотал таблетку, запивал водой, засыпал, а утром, когда отец рассказывал, как он его будил, вроде бы ничего не помнил. Но Гэллоуэй не был уверен, что в эти минуты сын действовал бессознательно. Дейв старался не думать об этом. Несколько случаев из их жизни он предпочел" бы забыть.
Он остро и слишком болезненно воспринимал все, нюансы в поведении Бена. У всякого ребенка, как и у взрослого, случаются вспышки дурного настроения или инстинктивной злобы.
Запах бекона проник в ванную, напомнив обо всех прошлых утрах в этой квартире. Дейв тщательно побрился, надел самый лучший костюм, словно это имело какое-то значение. Бену нравилось, когда отец был хорошо одет. В Эвертоне Дейв на первых порах надевал в мастерской. не белый, как теперь, а серый халат, но однажды сын сказал: .
— Ты словно больной старичок.
Бен попал в уязвимое мерю. Выглядеть в глазах сына старичком Дейв не хотел. При Бене он становился не так услужлив с заказчиками — лишь бы сын не подумал, будто он перед ними лебезит.
— Малость отдохнули?
— Ну зачем вы так? —вырвалось у Дейва при виде стола, на котором поджидали яичница с беконом и тосты.
Дейв понимал, что Мьюзеку приятно о нем заботиться — так же, как ему были приятны заботы о
В городке было так тихо, спокойно, что им даже стало немного стыдно за то, что отъезжая, они наделали шума.
— В Индиана-полисе бывали? — спросил Мьюзек, выехав на шоссе.
— Никогда.
— Я бывал.
Он замолчал, не мешая Дейву думать, и лишь машинально посасывал свою сипящую трубку, которую не выпускал изо рта, хотя она давно погасла. В аэропорту им пришлось прождать около получаса. Шапки газет в киосках кричали:
«Шестнадцатилетний убийца!»
Вчера было воскресенье, но события вчерашнего вечера уже попали в газеты. Гэллоуэй нахмурился, заметив фотографию сына, на которой он был не похож на себя. Такого снимка Дейв не помнил. Бен на нем выглядел младше, и гримаса у него была какая-то странная. Подойдя ближе, Дейв понял, что лицо сына вырезано из школьной групповой фотографии. Видно, кто-то из одноклассников Бена передал это фото журналистам.
Напечатали и портрет Лилиан. Выглядела она лет на двенадцать, не больше.Подзаголовок гласил:
«Погоня, продолжавшаяся сутки, завершилась перестрелкой на ферме в Индиане».
Дейв купил три разные газеты; Мьюзек неодобрительно посмотрел на него, но смолчал. На развороте красовалась фотография самого Дейва: он стоял, глядя на кровать Бена, от которой в кадр попал только краешек. На соседнем снимке он у себя в мастерской делал вид, что чинит часы.
В зале ожидания было серо и уныло. На скамьях спали. А те, кто не спал, угрюмо смотрели в пространство. Какая-то парочка целовалась, и женщина плакала, вцепившись в спутника, словно прощалась навеки.
Объявили рейс на Индианаполис. Дейв направился на посадку. Никто как будто не обратил на него внимания. Дежурный производил, перекличку пассажиров.
— Мьюзек,— на ходу пробормотал Дейв. Потом пожал руку столяру и сказал:
— Благодарю. Теперь все будет хорошо.
Он сам в это верил. Когда разрешили отстегнуть ремни, он взялся за газеты и начал сразу с последних абзацев, где описывались события на ферме.
«Пока иллинойская полиция караулила беглецов на перекрестках, те, описав большую дугу, опять въехали в Индиану. Бен Гэллоуэй, проведя за рулем двадцать четыре часа, выбился из сил, а может быть, и не решался подъехать к заправочной станции. Вскоре их автомобиль остановился у одинокой фермы, расположенной в двадцати милях от границы штата.
Было около десяти вечера. Пятидесятилетний владелец фермы Ганс Путман еще не лег спать. Он и его жена находились на первом этаже.
Услышав стук, Путман отворил дверь и очутился лицом к лицу с Гэллоуэем, который, держа его под прицелом, скомандовал девушке:
— Перережь телефонный провод.
Он едва держался на ногах от усталости. Руки у него дрожали.
— Тащите пожрать и не вздумайте выходить из дома.
Но сын Путмана, находившийся, когда подъехал автомобиль, на втором этаже, выскользнул через заднюю дверь и помчался на велосипеде к ближайшему дому. Через десять минут был оповещен шериф, и вскоре три полицейские машины подъехали к ферме».
Пассажиры читали ту же статью, рассматривали фотографии Дейва, но, кажется, никто его не узнал.
«Когда дом был окружен, шериф и один из его людей направились к дверям; дальнейший ход событий представляется не вполне ясным. Гэллоуэй вместе с сообщницей попытался убежать через двор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16