https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/Timo/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Так ли? В кино она не пошла.
Ее не провожал домой ни один из молодых людей. Но когда она спустилась в закуток к Эшби, у дома ее ждал кто-то, кому немного позже она вынесла ключ. Это тоже что-нибудь да значит. Она была совсем не такая, какой казалась, если посмела назначить мужчине свидание у себя в комнате.
Это открытие, говорилось в газете, «подтверждает подозрения», которые появились у доктора «во время осмотра тела». Имеется в виду, что она была женщиной, не так ли? Кроме того, намекалось, что «прибегать к насилию» не было необходимости.
Уилберн наверняка знал все это с самого начала.
Значит, Уилберн не отбросил заранее предположение, что убийца — он, Спенсер. От этого Спенсеру было не по себе. Доктор знает его уже больше десяти лет, много раз лечил его, играл с ним в бридж, он давний друг Кристины и ее семьи. У него острый ум, а опыт, как медицинский, так и житейский, далеко превосходит опыт обычного провинциального врача. Тем не менее Уилберн допускает, что такой человек, как Эшби, мог провести часть ночи в спальне Беллы и задушить девушку.
Спенсер попробовал вскрыть нарыв в одиночку. Со вчерашнего дня он безуспешно бьется над этим. И это не все. Остается еще улыбка доктора. Не только та, утренняя, но и другая — когда врач приходил его осматривать в два часа и Эшби разделся при нем догола, доказав этим полную свою невиновность. Но даже тогда Уилберн улыбался ему, словно человеку, который понял, который способен понять, иначе говоря, который мог бы это сделать…
Вот и все. Может быть, не все, но самое главное, самое неотвязное. И теперь, когда Эверелл, у которого честное лицо, прямой и серьезный взгляд, сидит у него дома со стаканчиком high-ball в руках. Спенсера подмывает увести его в закуток и спросить напрямик: «Разве что-нибудь в моем облике или поведении указывает, что я способен на такое?» Его удерживают ложный стыд да еще боязнь навлечь на себя новые подозрения, вопреки доказательствам его невиновности. Но что это за доказательства? Кровь у нее под ногтями да то, что Уилберн при осмотре не нашел на нем ни единой царапины. Что еще? Человек в темноте у дверей, которому Белла что-то передала? Нет никаких доказательств, что Белла действительно что-то ему передала. Нет никаких доказательств, что это был ключ. Никто, кроме м-с Кац, не видел этой сцены. А разве Шейла Кац не могла сделать это заявление просто для того, чтобы отвести от Эшби подозрения полиции? И даже не обязательно из жалости. Ему часто приходило в голову, что, когда он уезжает и приезжает, она следит за ним из окна с интересом; главным образом поэтому он и не говорил никогда с Кристиной о Кацах.
Эверелл рассказывал:
— Мы обратились в ФБР с просьбой начать поиски в Вирджинии, потому что тамошняя полиция не смогла дать нам никаких сведений. Мы узнали только одну подробность: несколько месяцев назад мисс Шерман была задержана в два часа ночи за вождение машины в пьяном виде.
— Машина принадлежала Лорейн? — спросила Кристина, округлив глаза.
— Нет. Спутнику девушки, женатому человеку. Делу не дали хода, потому что он лицо весьма известное в тех местах.
— Лорейн об этом знает?
— Безусловно. Я не удивился бы, если бы выяснилось, что у нее были и другие неприятности с дочерью. Кроме того, мы ожидаем сведений из школ, в которых она училась.
— А я ничего не замечала! Ни я, ни мои подруги!
Ведь я ее познакомила со многими своими подругами, особенно с теми, у кого есть дочери…
Бедняжка Кристина, до чего же она перепугалась при мысли о том, какую ответственность на себя взвалила и какие упреки могут на нее обрушиться!
— Она почти не красилась и так мало заботилась о нарядах, что я даже уговаривала ее быть пококетливей.
— С матерью ее все в порядке? — еле заметно улыбнулся Эверелл.
— Лорейн — редкая женщина. Малость шумлива, малость прямолинейна, не очень мягка, может быть, но бездна искренности и доброты!
— Не могли бы вы, миссис Эшби, написать мне список семей, с которыми вы познакомили мисс Шерман?
— Хоть сейчас. Их не больше десятка. Те, где нет мужчин, тоже указать?
В сущности, не так уж она простодушна.
— Нет, эти можете не указывать.
Кристина отошла к секретеру, стоявшему в углу возле камина; Эверелл повернулся к Эшби и как бы между прочим заметил:
— Вы, наверно, мало спали нынче ночью.
Этот хоть не расставляет ему ловушек.
— Точно. Можно сказать, не спал вовсе — не сон, а сплошные кошмары.
— Возможно, я ошибаюсь, но, по-моему, вы мало общались с девушками.
— Совсем не общался. Так уж вышло, что я ни разу не попадал в школу со смешанным обучением. А из-за школьной парты я сразу переместился за учительскую кафедру.
— Мне очень приглянулся ваш, как вы его зовете, закуток. Вы не будете возражать, если я там побываю еще раз?
Неужели и он, как другие, окажется врагом? Спенсеру не верилось. Он был рад оказать лейтенанту любезность, принять его в своем уголке.
Эверелл со стаканом в руке затворил за собой дверь.
— Это кресло попало в дом благодаря вам, не так ли?
— Как вы угадали?
Эверелл всем своим видом выразил, что это нетрудно.
Эшби понимал, что он имеет в виду.
— Это единственная вещь, доставшаяся мне в наследство от отца.
— Ваш отец давно умер?
— Лет двадцать назад.
— Позвольте спросить — от чего?
Эшби поколебался, обвел глазами комнату, словно советуясь с привычными вещами, и наконец повернулся к Эвереллу.
— Он ушел из жизни добровольно. — Ему самому показалось странным, как он выговорил эти слова; покачав головой, он добавил:
— Видите ли, он был, как говорится, из хорошей семьи. Женился на девушке, принадлежавшей к еще более блестящей семье. Так он, во всяком случае, рассказывал. А поведение моего отца не имело ничего общего с тем, чего от него ждали. — Спенсер небрежно кивнул на бутылку, которую принес с собой. — Особенно в смысле этого. Когда он понял, что вот-вот скатится на самое дно…
Он замолчал. Лейтенант понял.
— Ваша мать еще жива?
— Не знаю. Думаю, что жива.
Даже если это движение было умышленным, в нем сквозила бесконечная деликатность: Эверелл как бы машинально провел рукой по коже старого кресла, словно оно было живое.
V
Было половина четвертого: в гостиной стало темнее, но лампы еще не зажгли. Электричество не горело ни в коридоре, ни в других комнатах, нигде в доме, кроме спальни, откуда проникал розовый свет и доносились привычные звуки: Кристина переодевалась перед уходом.
Лорейн должна была приехать нью-йоркским поездом в четыре двадцать; до вокзала мили две. Кристина собиралась на вокзал одна. Спенсер, полузакрыв глаза, сидел у камина, где догорало полено, и время от времени попыхивал трубкой. За окнами медленно вступала в свои права зимняя ночь, и блеск редких огней становился с каждой минутой все ярче.
Кристина, наверно, сидела на краю кровати в, сняв домашние туфли, собиралась надеть ботинки, как вдруг два огня, еще белее и ослепительнее, чем остальные, словно ворвались в комнату, на секунду высветили часть потолка и, описав кривую, остановились перед домом Кацев. Эшби узнал машину м-ра Каца: шофер распахнул и захлопнул дверцы. Эта машина быстроходнее других, от нее меньше шуму, да и катится она как-то по-другому.
Может быть, м-р Кац приехал всего на несколько часов, может быть, на несколько дней, кто знает. Спенсер поглядел на окна: интересно, слышала ли Шейла, что приехал муж, пошла ли ему навстречу?
Как странно: они соседи, а имя ее он узнал из газет!
Теперь, когда ему известно, как ее зовут, она кажется ему еще экзотичнее; ему нравится воображать, что она родом из какой-нибудь древней еврейской семьи, обосновавшейся на берегу Босфора, в Пере. Он ушел в дремоту, не пытаясь стряхнуть с себя оцепенение. Едва, словно утихомирившиеся огромные псы, погасли фары лимузина, как на холм въехала другая, более шумная машина; это был пикап, на боку у него красовались фамилия и адрес нью-йоркского слесаря. Из пикапа вышли трое мужчин; низенький, круглый в своей шубе Кац с порога замахал руками, объясняя, чего он от них хочет. Наверняка он узнал в Нью-Йорке об убийстве Беллы и поспешил привезти специалистов, чтобы поставить дома усовершенствованные замки, а может быть, провести сигнализацию.
— Я не опаздываю? — спросила Кристина, продолжая возиться в спальне.
Не успел он ответить, как в дверь забарабанили так, что она заходила ходуном. Спенсер бросился отворять и удивился, оказавшись нос к носу с незнакомой женщиной, которая ростом и телосложением не уступала ему; лицо ее показалось ему мужеподобным; на ней был твидовый костюм цвета ржавчины, а сверху шуба из дикой кошки.
Спенсер не рассмотрел ее во всех подробностях, потому что все произошло слишком быстро, но его поразили ее возбуждение, властность и исходивший от нее запах виски.
— Надеюсь, Кристина дома?
И, только затворяя дверь, он заметил за пикапом слесаря желтый кузов нью-йоркского такси, которое в заснеженной аллее выглядело как-то нелепо.
— Будьте любезны, заплатите таксисту! Мы уговорились о цене, когда выезжали из аэропорта. Пускай не вздумает запрашивать больше. Двадцать долларов.
— Лорейн! — закричала из спальни Кристина, узнав голос.
У Лорейн был с собой только маленький чемоданчик; расплатившись с шофером, Спенсер внес его в дом.
— Она правду рассказывает о своей дочери? — спросил таксист.
— Да, ее дочь убили.
— В этом доме?
Он пригнулся, чтобы разглядеть как следует — так смотрят люди в музее, зная, что потом придется рассказывать об увиденном. Обе женщины заговорили очень громко, глядя друг на друга с таким видом, словно сейчас разрыдаются; на самом деле ни та, ни другая не плакали, а только шмыгали носами.
— Это здесь? — спросила Лорейн, точь-в-точь как шофер.
Спенсер был обязан ее жалеть, но все же не мог отделаться от чувства разочарования. Выглядела она старше Кристины. Волосы с проседью, плохо расчесанные, щеки покрыты бесцветным пухом, который у подбородка становится жестким. Трудно представить себе, что когда-то она была молоденькой девушкой. Еще невероятнее, что она — мать Беллы.
— Ты, наверно, хочешь умыться с дороги?
— Нет. Первым делом мне надо выпить.
Голос у нее был хриплый. Наверное, это ее обычный тембр. Раз-другой она скользнула взглядом по Спенсеру, но обратила на него не больше внимания, чем на стены в комнате. А ведь она знала, кто он такой.
— Куда ее увезли? Это далеко?
— В пяти минутах отсюда.
— Мне надо поскорее поехать и обо всем договориться.
— Что ты собираешься делать? Увезешь ее в Вирджинию?
— А ты что ж думаешь, я позволю похоронить мою девочку здесь, одну-одинешеньку? Благодарю, воды не надо. Я хочу покрепче.
Она выпила неразбавленное виски, и ее выпученные глаза увлажнились — не то от горя, не то от выпитого за весь день. Спенсер начинал испытывать к ней недоброе чувство: ему бы хотелось, чтобы мать Беллы оказалась иной. Она выложила на стол сумочку, рядом бросила газеты, купленные, вероятно, по дороге, в том числе и газету Дэнбери, городка, через который она проезжала час назад. Там писали о Белле. Спенсер понял это из заголовков, набранных крупным шрифтом, но не посмел взять газету.
— Прими ванну, это тебя взбодрит. Как ты перенесла перелет?
— Кажется, хорошо. Не знаю.
На боку чемодана еще держалась наклейка авиакомпании и видны были пометки мелом, сделанные на таможне.
Кристина пыталась увести подругу. Та упиралась, прикидывалась глухой, и в конце концов Спенсер понял, что дело в бутылке, от которой Лорейн не хотелось уходить. Едва Эшби налил ей новый стакан, она без труда позволила себя увести, а виски прихватила с собой в спальню, где обе женщины и закрылись.
Неужели Лорейн нарочно не сказала ему ни слова — только попросила расплатиться с таксистом, словно слугу, которого и по имени звать-то не обязательно? Теперь из ванной доносились шум льющейся из кранов воды и голоса: мужеподобный — Лорейн и более чистый, более приглушенный — Кристины.
В доме напротив, перед широким панорамным окном, расхаживал взад и вперед, заложив руки за спину, м-р Кац; казалось, он держит речь перед невидимым слушателем — очевидно, рассуждает о работе, которой заняты слесари. Из-за того, что Белла погибла, они теперь окружают Шейлу, словно великую драгоценность, целой таинственной сетью защитных проводов; в глубине души Эшби чувствовал, что это производит на него впечатление.
Кристина, приложив палец к губам, вышла из спальни и направилась к телефону; она набрала номер; из ванной неслись звуки, похожие на рыдания; кажется, гостью рвало. Кристина взглядом дала понять мужу, что ничего не может ему сейчас сказать и ничем другим заняться ей нельзя. Спенсер был уверен, что она тоже неприятно поражена и, пожалуй, разочарована.
— Алло! Кабинет коронера? Можно попросить мистера Райена? — Потом она поспешно шепнула мужу:
— Это она попросила меня позвонить… Алло! Мисс Меллер, это Кристина Эшби. Можно мне на несколько слов мистера Райена?.. Да, подожду… — И снова шепотом:
— Она хочет сразу поехать.
— Куда?
Ответить Кристина не успела.
— Мистер Райен? Простите за беспокойство… Я полагала, что моя подруга Лорейн приедет сегодня днем, поездом, как я вам говорила. А она неожиданно прикатила вот сейчас прямо на такси из международного аэропорта… Да. Она здесь… Нет, мы еще не успели этого коснуться… Что?.. Не знаю. Разумеется, дом к ее услугам, и если вы пожелаете побеседовать с ней прямо здесь…
Как?.. Секунду. Я у нее спрошу. Во всяком случае, мы доберемся туда не раньше чем через час с лишним, а вернее, часа через полтора…
Она с извиняющимся видом улыбнулась Спенсеру, который по-прежнему короткими затяжками курил трубку, не двигаясь с места. Потом пошла в спальню, поговорила с Лорейн и вернулась.
— Алло! Договорились. Она предпочитает съездить к вам в Личфилд. Я ее отвезу. До скорого свидания.
В коридоре показалась Лорейн в юбке от костюма, но без блузки, в розовой комбинации, обтягивающей ее борцовский торс; еле ворочая языком, она спросила:
— А куда делась моя сумочка?
— Какая сумочка?
— Та, где у меня все туалетные принадлежности!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17


А-П

П-Я