Потом, чопорно раскланявшись, он ушел в хлев.
— Профессор Дюкло в тюрьме? — спросил Мегрэ после его ухода.
— Нет. Он в гостинице «Ван Хасселт», с жандармом.
— А Конрад?
— Тело увезли в Гронииген, это в тридцати километрах отсюда. Большой город, сто тысяч жителей, университет, где принимали Жана. Дюкло… Ужасно!.. Никто ничего не может понять.
Действительно ужасно! Но вопреки случившемуся все вокруг дышало покоем. Причиной тому был и домашний уют, и горячий чай, и сам городок, напоминающий игрушку, которую ради забавы оставили на берегу моря.
Из окна, возвышаясь над кирпичными строениями, виднелись труба и мостик огромного судна, стоящего на разгрузке. Бесконечная вереница пароходов скользила к морю по водной глади Эмса.
— Конрад часто провожал вас?
— Всегда, когда я приходила к ним. Как друг.
— Госпожа Попинга не ревновала?
Вопрос вырвался случайно: взгляд Мегрэ упал на аппетитную грудь девушки, и он покраснел.
— Почему?
— Не знаю. Ночь, вы вдвоем…
Она засмеялась, обнажив здоровые зубы.
— Для Голландии это естественно. Кор тоже провожал меня.
— Он не влюблен в вас?
Она не ответила, а только хихикнула с кокетством и удовлетворением.
Мегрэ увидел за окном отца Бетье, который на руках вынес из хлева теленка и поставил его на залитую солнцем лужайку. Теленок качался на тоненьких ножках, чуть было не упал, потом вдруг побежал и через несколько метров остановился.
— Конрад вас целовал?
Снова смех, но теперь она покраснела.
— Целовал.
— А Кор?
Скорее для приличия она отвернулась.
— Тоже… Почему вы спрашиваете об этом?
Она как-то странно смотрела, может быть, ждала, что и Мегрэ поцелует ее?
С улицы ее позвал отец. Бетье открыла окно. Отец что-то сказал ей по-голландски, и она, повернувшись к Мегрэ, пояснила:
— Извините, надо идти в город за бургомистром. Это важно для родословной теленка… Вы сейчас куда, в Делфзейл?
Они пошли вместе. Она вела за руль велосипед, слегка покачивая развитыми, как у зрелой женщины, бедрами.
— Красиво у нас, правда? Бедный Конрад, он ничего больше не увидит! Завтра открывается купальный сезон.
Конрад купался каждый день, по часу оставаясь в воде…
Мегрэ задумчиво смотрел в землю.
Глава 2
Фуражка Баса
Вопреки привычке, Мегрэ сделал несколько пометок, главным образом топографических. Это были всего лишь прикидки: решение придет позже с учетом минут и метров.
Между фермой Ливенсов и домом Попингов — чуть больше километра. Оба дома стоят на канале, и, чтобы добраться от одного до другого, надо идти по берегу.
Канал, малоиспользуемый после строительства более широкого и глубокого Эмс-канала, связывал Делфзейл с Гронингеном. Заилившийся, затененный деревьями, извилистый Амстердип служил только для перегона плотов и судов небольшого тоннажа.
Вокруг, далеко друг от друга, фермы, судоремонтная верфь.
Дорога от Попингов к ферме шла сначала мимо виллы Винандов, находившейся совсем рядом, в тридцати метрах.
За виллой — строящийся дом, огромный пустырь и стройплощадка, заваленная штабелями леса. Дальше, за поворотом канала и дороги, еще один пустырь, откуда хорошо были видны окна дома Попингов, и справа, на другом конце города, — белый маяк.
— Маяк вращается? — спросил Мегрэ.
— Да.
— Значит, ночью он должен освещать этот участок дороги?
— Да, — подтвердила Бетье и, видимо вспомнив что-то приятное, снова хихикнула.
— Не позавидуешь влюбленным! — заключил комиссар.
Не доходя до дома Попингов, она простилась с ним, объяснив это тем, что есть дорога более короткая, но скорее всего не желая, чтобы их видели вместе.
Мегрэ прошел дом, не останавливаясь. Современный кирпичный дом: спереди небольшой садик, сзади огород, справа аллея, слева лужайка.
Комиссар решил вернуться в город. Метров через пятьсот увидел шлюз, отделяющий канал от порта. Бьеф был забит судами всевозможного водоизмещения — от ста до трехсот тонн. Пришвартованные одно к другому, с торчащими мачтами, они представляли особый, плавучий мир.
Слева — гостиница «Ван Хасселт», куда и вошел Мегрэ.
Темный зал с полированными панелями стен, смешанный запах пива, можжевельника и мастики. Огромный бильярд. Заваленный газетами столик с медными поручнями.
При появлении комиссара из угла зала навстречу ему направился человек.
— Это вас прислала французская полиция?
Он был высокий, тощий, костлявый; вытянутое, с резкими чертами лицо, очки в черепашьей оправе, жесткие, коротко постриженные волосы.
— Профессор Дюкло? — вопросом на вопрос ответил Мегрэ.
Он не думал, что профессор так молод: на вид лет тридцать пять — тридцать восемь, но было в нем нечто такое, что поразило Мегрэ.
— Вы из Нанси?
— Да, возглавляю там кафедру социологии в университете.
— Однако вы родились не во Франции?
Начало разговора походило на стычку.
— В романской Швейцарии. Я натурализованный француз. Учился в Париже и Монпелье.
— Вы протестант?
— Почему вы так решили?
Просто так! По всему! Дюкло принадлежал к категории людей, которых комиссар хорошо знал — ученые. Наука ради науки! Идея ради идеи! Определенная строгость в манерах, образе жизни и в то же время стремление к международным контактам: страсть к конференциям, конгрессам, переписка с зарубежными корреспондентами.
Для человека всегда уравновешенного профессор казался нервным. На его столике Мегрэ заметил бутылку минеральной воды, две толстые книги, бумаги.
— А где полицейский, приставленный к вам?
— Я дал честное слово не выходить отсюда. Послушайте, меня ждут литературные и научные общества Эмдена, Гамбурга, Бремена. Я должен выступить там с лекциями до того, как…
Подошла крупная блондинка, хозяйка гостиницы, и Жан Дюкло объяснил ей по-голландски, кто этот посетитель.
— Я просил направить сюда полицейского в надежде разгадать тайну.
— Расскажите мне все, что знаете.
И, усевшись, Мегрэ заказал:
— Un Bols! Большой стакан.
— Вот план, выполненный точно в масштабе. Могу дать вам копию. Здесь первый этаж дома Попингов: налево коридор, направо гостиная, за ней столовая, в глубине кухня, за кухней сарай, где покойный держал катер и велосипеды.
— Все были в гостиной?
— Да. Дважды госпожа Попинга, а потом Ани ходили на кухню, чтобы приготовить чай, так как служанка легла спать. Вот план второго этажа: налево спальня Попингов, направо кабинет, там Ани спала на диване, и в конце комната, предоставленная мне.
— Откуда могли стрелять?
— Из моей комнаты, из ванной, из столовой на первом этаже.
— Расскажите, как проходил вечер.
— Моя лекция имела огромный успех. Она проходила именно здесь, в этом зале.
Длинный, украшенный бумажными гирляндами зал, где устраивались вечера, банкеты и театральные представления. Эстрада. На эстраде декорация, изображающая замковый парк.
— Потом мы отправились на Амстердип…
— По набережной? Не вспомните ли, в каком порядке вы шли?
— Впереди мы с госпожой Попинга, весьма образованной женщиной. Позади нас Конрад Попинга флиртовал с дурочкой-фермершей, которая только и умеет что хохотать; она, кстати, ничего не поняла из моей лекции. А замыкали шествие Винанды, Ани и ученик Попинги, бледнолицый молодой человек.
— Пришли в дом…
— Вы, вероятно, уже знаете, что на лекции я говорил об ответственности за убийство. Сестра госпожи Попинга, у нее юридическое образование и с началом учебного года она начнет преподавать, интересовалась некоторыми подробностями. Разговор шел о роли адвоката в уголовном деле. Затем встал вопрос о научной криминалистике, и я припоминаю, что рекомендовал ей почитать работы венского профессора Гроса. Отстаивал тезис, что ни одно преступление не остается безнаказанным. Я рассуждал об отпечатках пальцев, анализе всякого рода следов, методах дедукции. Конрад же Попинга пытался заставить меня слушать парижское радио…
Мегрэ чуть заметно улыбнулся.
— И добился своего! Послушали джаз. Попинга принес бутылку коньяка и страшно удивился, что француз не пьет.
Сам он выпил, и фермерша тоже. Они веселились, танцевали. «Как в Париже!» — ликовал Попинга.
— Он вам не нравился? — спросил Мегрэ.
— Большой ребенок, ничем не интересуется. А вот Винанд, хоть и математик, слушал нас. Малыш захныкал, и Винанды ушли. Фермерша была очень оживлена. Конрад предложил проводить ее, и оба они уехали на велосипедах…
Госпожа Попинга показала мне мою комнату. Я привел в порядок бумаги, сложил в чемодан. Уже собирался сделать кое-какие заметки для сборника, над которым сейчас работаю, когда услышал выстрел, совсем рядом, словно стреляли в моей комнате. Я выбежал в коридор. Дверь в ванную была приоткрыта. Я ее толкнул — окно распахнуто настежь.
В саду около сарая с велосипедами кто-то хрипел.
— В ванной горел свет?
— Нет… Я выглянул в окно. Моя рука наткнулась на рукоятку револьвера, который я машинально схватил. Мне показалось, что у сарая лежит человек. Я решил спуститься и столкнулся с перепуганной госпожой Попинга — она выходила из своей комнаты. Мы бросились к лестнице. В кухне нас догнала Ани. Она была настолько потрясена, что выскочила в ночной сорочке — что это значит, вы поймете потом, когда узнаете ее.
— Что же Попинга?
— Едва дышал. Он смотрел на нас мутными глазами, прижимая руку к груди. Когда я попытался его приподнять, он весь напрягся. Он был мертв — пуля вошла в сердце.
— Это все, что вы знаете?
— Сообщили в жандармерию, вызвали врача. Позвонили Винанду — он пришел помочь нам. Мне было не по себе.
Я забыл, что меня видели с револьвером в руке. Жандармы напомнили, потребовали объяснений. Вежливо попросили никуда не уезжать.
— Это произошло неделю назад?
— Да. Я пытаюсь разобраться, вот, посмотрите.
Мегрэ выбил трубку, не глядя на предложенные ему бумаги.
— Вы не выходите из гостиницы?
— Мог бы, но предпочитаю избегать инцидентов. Попингу очень любили воспитанники, а они здесь на каждом шагу.
— Есть какие-нибудь вещественные доказательства?
— Ани — она ведет расследование самостоятельно и надеется на успех, хотя у нее и нет опыта, — сообщает мне время от времени некоторые сведения. Так вот, ванна накрывается деревянной крышкой, превращаясь в гладильный стол. На следующее утро, когда эту крышку подняли, нашли старую матросскую фуражку, раньше в доме ее никто не видел. На первом этаже на ковре в столовой обнаружен окурок сигары из черного табака, вероятно манильского, который не курили ни Попинга, ни Винанд, ни воспитанник училища. Я же вообще не курю. А ведь столовая была подметена сразу же после ужина.
— Из чего вы сделали заключение, что…
— Нет! — отрубил Дюкло. — Заключение я сделаю в свое время. Извините, что пришлось заставить вас приехать издалека. Впрочем, могли бы прислать и кого-нибудь другого, знающего язык. Вы мне будете полезны лишь в том случае, если потребуется заявить официальный протест.
Мегрэ улыбался, поглаживая нос.
— Вы женаты, господин Дюкло?
— Нет.
— И раньше не знали ни Попингу, ни Ани, никого из приглашенных?
— Никого. Обо мне же они были наслышаны.
— Разумеется, разумеется.
Взяв со стола оба плана; сделанных рейсфедером, Мегрэ засунул их в карман, прикоснулся рукой к шляпе и ушел.
Полицейский участок оказался современным, удобным, светлым. Мегрэ ждали. Начальник вокзала успел сообщить о его приезде, и то, что его до сих пор еще нет, удивило всех.
Он вошел как к себе, снял демисезонное пальто, положил шляпу на стол.
Прибывший из Гронингена инспектор говорил по-французски медленно и несколько вычурно. Это был высокий светловолосый молодой человек, худощавый, очень любезный, подчеркивающий каждую фразу небольшими поклонами, как бы говоря: «Понимаете? Согласны?» Правда, Мегрэ почти не дал ему рта раскрыть.
— Вы занимаетесь делом уже шесть дней, — начал он, — и, конечно, установили время.
— Какое время?
— Интересно, например, сколько минут потребовалось жертве, чтобы проводить домой мадемуазель Бетье и вернуться. Постойте!.. Хотелось бы также знать, когда мадемуазель Бетье пришла на ферму, где ее ждал отец, — кстати, он мог бы сам ответить на этот вопрос. И, наконец, в котором часу молодой Кор возвратился на корабль: там, без сомнения, есть вахтенный.
Явно скучавший до сих пор полицейский внезапно преобразился: он прошел в глубину участка, принес старую матросскую фуражку и лишь потом нарочито медленно произнес:
— Мы нашли обладателя этого предмета, обнаруженного в ванне. Это… Это мужчина, которого мы называем Бас.
По-французски вы бы сказали «Хозяин».
Мегрэ молчал.
— Мы его не арестовали — хотим последить за ним. К тому же, здесь эта личность весьма популярна. Вы видели устье Эмса? При выходе в Северное море, в десятке миль отсюда, есть песчаные острова. В равноденствие они почти полностью затопляются приливом. На одном из них — острове Воркюм — обосновался Бас со своими домочадцами и работниками, вбив себе в голову заняться там скотоводством. На острове стоит маяк, который Бас обязался обслуживать, за что получил субсидию от государства. Его даже назначили бургомистром Воркюма, где он — единственный поселенец. У него моторная лодка, и он часто приезжает с острова в Делфзейл.
Мегрэ невозмутимо слушал. Полицейский подмигнул.
— Странная личность этот Бас. Ему лет шестьдесят, а здоров как бык Трое его сыновей такие же пираты. Поскольку… Не знаю, стоит ли рассказывать, но… Видите ли, Делфзейл получает лес главным образом из Финляндии и Риги. Пароходы, везущие лес, часть груза держат на палубе я найтовят его цепями. В случае опасности капитаны имеют приказ рубить цепи и сбрасывать груз в море, чтобы спасти корабль. Еще не понимаете?..
Всем своим видом Мегрэ показывал, что нисколько не интересуется этой историей.
— Бас — пройдоха. Он знает капитанов всех кораблей, что приходят сюда, и умеет договориться с ними. Таким образом, при подходе к островам всегда находится причина перерубить, по крайней мере, одну из цепей. Несколько тонн леса выбрасывается в море, а прилив доставляет его прямехонько на песчаный берег Воркюма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13