За ним присматривали. Жене случалось даже ходить следом по улицам. В ту ночь Лантен ее не разбудил, хотя и мучился от приступа лихорадки. Под утро она, по обыкновению, первая спустилась вниз, полагая, что муж мирно спит, а он взял бритву, тихо вошел в спальню тестя и тещи и перерезал им горло; он видел, как это делают на войне, да и сам, вероятно, тоже так делал. Закричать успела лишь старая г-жа Арно. Дочь ее ринулась вверх по лестнице, но прежде чем добежала до двери, все было кончено; муж, стоя посреди комнаты, уставился на нее «безумным взглядом» и перерезал себе сонную артерию. Теперь г-жа Лантен, маленькая и совершенно седая, с такими же, как у матери, редкими волосами, все еще продолжала торговать детской одеждой.Почему Иона, засыпая, вспомнил об этой драме? Не потому ли, что недавно прошел мимо Голубого дома и заметил тень за занавеской?Это ему надоело. Он попытался думать о другом.Через полчаса, так и не уснув. Иона встал и пошел за снотворным. Он принял две таблетки, и подействовали они почти мгновенно. Однако около четырех он проснулся и лежал с открытыми глазами в рассветной тиши, пока не пришла пора вставать. Мильк чувствовал себя разбитым и встревоженным. Решил было не ходить за рогаликами, потому что голода не испытывал, однако, приученный к самодисциплине, пересек пустынную площадь; у зеленной лавки Анджела расставляла на тротуаре корзины.Видела ли она его? Или притворилась, что не заметила?— Три? — спросила булочница, уже по привычке.Иона почувствовала раздражение. Ему казалось, что за ним шпионят, что другие знают такое, о чем он даже не догадывается. Ансель с сигарой в зубах разгружал куски говяжьей туши; он делал это легко, хотя и был на несколько лет старше Ионы.Мильк поел, вытащил коробки с книгами и решил сначала покончить со своими «закромами», а потом уж прибраться в спальне; в половине десятого он все еще работал, пытаясь с помощью библиографического указателя определить, не является ли первым изданием только что найденный в куче истрепанный томик Мопассана.В лавку кто-то вошел, но Иона не сразу поднял глаза.По силуэту он определил, что это мужчина; тот не спеша изучал книги на полке. Взглянув наконец на вошедшего, Иона узнал полицейского инспектора Баскена, который довольно часто покупал у него книги.— Извините, — промямлил Мильк, — я занимался…— Как дела, господин Иона?— Хорошо. Все хорошо.Он готов был поклясться, что на этот раз Баскен пришел не для покупки книг, хотя и держал одну в руке.— А как Джина?Иона покраснел. Пытаясь это скрыть, покраснел еще сильнее и почувствовал, что у него горят уши.— Думаю, у нее тоже все хорошо.Баскен был на несколько лет моложе его; родился он на другом берегу канала, в одном из домов, окружающих кирпичный завод. Он часто появлялся на рынке, и если у кого-нибудь из торговцев случалась кража, занимался ею, как правило, он.— Ее нет?Иона помедлил, сказал «нет», а потом, словно бросаясь головой в омут, выпалил:— Она ушла в среду вечером, сказав, что идет посидеть с малышом Клеманс, дочки Анселя. С тех пор не вернулась, и я ничего о ней не знаю.Ионе полегчало, потому что он сказал наконец правду, раз и навсегда разделался с историей про поездку в Бурж, которая его преследовала. Баскен слыл рассудительным и порядочным человеком. Иона слыхал, что у него пятеро детей и что его жена, болезненная светлая блондинка, на самом деле крепче многих сильных с виду женщин. На Старом Рынке вообще можно по услышанным там и сям разговорам узнать все о человеке, которого в глаза не видел. Иона не знал г-жу Баскен, жившую в маленьком доме на окраине города, но, вероятно, встречал ее, когда она ходила за покупками.Инспектор не хитрил с ним, не старался в чем-то уличить. Он спокойно стоял у прилавка с книгой в руке, словно покупатель, болтающий о дожде и хорошей погоде.— У нее был с собой багаж?— Нет, ее чемодан наверху.— А платье, одежда?— Она ушла в одном красном платье.— А пальто?Не следует ли из этих слов, что Баскен знает больше, чем кажется? Иначе с какой ему стати думать о пальто?О пальто подумал Фредо, это так, но лишь после того, как обшарил спальню. Выходит, в полицию сообщил Фредо?— Оба ее пальто тоже в шкафу.— У нее были с собой деньги?— Если и да, то немного.Сердце Ионы колотилось в стесненной груди, и он с трудом сохранял естественный тон.— У вас нет даже представления, куда она могла отправиться?— Никакого, господин Баскен. В среду в половине первого ночи я так забеспокоился, что дошел даже до дома Клеманс.— Что она вам сказала?— Я не зашел к ним. Свет не горел. Я подумал, что они уже спят, и не захотел беспокоить. Надеялся, что Джина вернулась другой дорогой.— Вы кого-нибудь встретили?Этого вопроса Иона боялся больше всего, потому что понял — речь идет об алиби. Он отчаянно попытался припомнить, потом обескураженно признался:— Нет. По-моему, нет. — И тут же добавил:— На Буржской улице я слышал разговор какой-то пары, но не разглядел их.— Вы никого не встретили по дороге?— Не знаю, не обратил внимания. Я думал о жене.— Постарайтесь вспомнить.— Стараюсь.— Мог вас видеть кто-нибудь из окна?— На углу улицы Премонстрантов и Двух Мостов в чьем-то окне горел свет, — возликовал Иона.— В чьем?— Не знаю, но могу показать дом.— Окно было открыто?— Нет. Кажется, нет. Штора была опущена. Я даже подумал, не болен ли кто-нибудь в доме.— Почему вы об этом подумали?— Просто так. Было очень тихо…Баскен наблюдал за ним с серьезным видом, но без суровости или неприязни. Со своей стороны Иона счел естественным, что тот выполняет свои обязанности; пусть уж лучше это будет Баскен, чем другой. Инспектор обязательно поймет.— Джине уже случалось… — начал он смущенно.— Знаю. Но она никогда не пропадала по четыре дня, верно? И всегда был кто-то, кто знал, где она.Что он хочет этим сказать? Неужели это означает, что, убегая из дому. Джина ставила кого-то в известность — отца, например, или подругу, вроде Клеманс?Баскен сказал это намеренно: он знал, что говорит, знал, кажется, даже больше, чем Иона.— Вы поссорились в среду?— Мы никогда не ссорились, клянусь вам.Г-жа Лальман, мать юной калеки, пришла обменять книги; разговор прервался. Слышала ли она сплетни?Похоже, она знакома с инспектором, во всяком случае, знает, кто он, потому что смущенно попросила:— Дайте мне что-нибудь в том же духе.Поняла ли она, что букиниста попросту допрашивают? Чувствуя себя лишней, она поспешно ушла, а Баскен поставил книгу на полку и закурил.— Не ссорились, даже когда она ночевала не дома?— Даже тогда. Я ни разу ни в чем ее не упрекнул, — сказал Иона с нажимом.Полицейский нахмурился, и Иона понял, что в это трудно поверить. И все же он сказал правду.— Вы хотите сказать, что вам это было безразлично?— Меня это огорчало.— И вы не желали, чтобы она это видела?Он заметил в глазах у Баскена настоящее любопытство, в котором, похоже, не было ничего профессионального, и ему захотелось, чтобы тот до конца понял его мысль. Лицо Милька покрылось испариной, очки запотели.— У меня не было в этом необходимости. Она это знала. На самом деле она стыдилась, но ни за что не хотела этого показывать.— Джина стыдилась?Вскинув голову, Иона почти закричал — настолько он был убежден в своей правоте:— Да! И было бы жестоко заставлять ее стыдиться еще больше. Это ни к чему бы не привело, понимаете?Она не могла иначе. Такой уж она родилась…Пораженный, инспектор смотрел на Иону, и на одно мгновение у того появилась надежда убедить собеседника.— У меня не было никакого права упрекать ее.— Вы ее муж.— Конечно, — устало вздохнул Иона. Он понял, что начал надеяться слишком рано.— Сколько раз такое случалось за два года? Ведь вы женаты уже два года, не так ли?— Да, в прошлом месяце исполнилось два. А сколько раз — я не считал.Это было не совсем так. Он мог бы припомнить все, что надо, за несколько секунд, но это не имело значения; последний вопрос напомнил ему исповедь у священника.— А последний раз?— Полгода назад.— Вы знали с кем?— Нет! Нет! Зачем мне было знать? — опять повысил голос Иона. Если бы он знал, с кем Джина спала, — к чему бы это привело? К еще большей отчетливости возникающих в голове картин, к еще большим мучениям?— Вы ее любите?— Да, — негромко ответил Иона. Ему было неприятно говорить о том, что касалось только его.— Короче, вы ее любите, но не ревнуете.Это был не вопрос. Это был вывод, и Иона не стал спорить. Он пал духом. Столкнулся уже не с более или менее явной холодностью людей с рынка, а с умозаключениями человека, который в силу своей профессии должен был бы его понять.— Вы уверены, что Джина ушла из дому в среду вечером?— Да.— В котором часу?— Сразу после ужина. Она быстро помыла посуду — только вот забыла сковородку — и объявила, что идет к Реверди.— Она поднималась в спальню?— Кажется, да.— Вы не уверены?— Уверен. Сейчас я вспомнил.— Она долго там пробыла?— Не очень.— Вы проводили ее до двери?— Да.— Заметили, в какую сторону она пошла?— К улице Премонстрантов.Он вновь увидел красное пятно платья в сумраке улицы.— Вы уверены, что ваша жена не провела ночь со среды на четверг здесь?— Уверен, — ответил Иона и опять покраснел. Он тут же хотел объясниться, догадавшись, что последует дальше, но Баскен оказался проворней.— Однако вы сказали ее отцу, что в четверг в десять минут восьмого она села в буржский автобус.— Сказал и вижу, что напрасно.— Вы солгали?— Это не было ложью в буквальном смысле.— Вы повторили это многим, причем с подробностями.— Позвольте мне объяснить…— Сперва ответьте на мой вопрос. Была ли у вас причина скрывать от Палестри, что его дочь ушла в среду вечером?— Нет.Никакой особой причины у него не было, но ведь все началось не с этого. Если бы ему дали рассказать все подробно, у него появилась бы надежда быть понятым.— Вы признаете, что Палестри знал о поведении дочери?— Пожалуй, да.— Анджела тоже. Он не делала из этого секрета.Он готов был заплакать от бессилия.— Вы настаиваете, что Джина стыдилась, тогда как она ничего не скрывала, совсем напротив.— А о каком?Иона так устал, что готов был отказаться от своих слов. Двое умных людей говорили друг с другом, но говорили на разных языках, да и мыслили по-разному.— Ей было все равно, что о ней говорили. Это…Он хотел объяснить, что ей было стыдно перед собой, но инспектор не дал ему раскрыть рот.— А вам тоже было все равно?— Конечно.Язык его оказался быстрее мысли. Иона сказал правду и ложь одновременно. Кроме того, он понял, что сказанное будет противоречить тому, что он еще только собрался объяснить.— Стало быть, у вас не было причин скрывать ее отъезд?— Я не скрывал.В горле у него пересохло, глаза пощипывало.— Тогда какая разница, — продолжал Баскен, не давая ему опомниться, — уехала она в среду вечером или в четверг утром?— Вот именно.— Что вот именно?— Разницы никакой. И это доказывает, что я, в общем-то, не лгал.— Не лгали, утверждая, что ваша жена уехала автобусом семь десять в Бурж навестить Лут? И повторив это как минимум шестерым, включая вашу тещу?— Послушайте, господин Баскен…— А я и хочу вас послушать.Все было верно. Инспектор пытался понять Милька, но что-то в поведении Ионы начало его раздражать.А тот, заметив это, растерялся. Как прежде у Ле Бука, между ним и его собеседником встала стена, и он опять начал спрашивать себя: неужели он не такой, как все?— Я надеялся, что Джина вернется в четверг утром.— Почему?— Потому что она, как правило, пропадала всего на одну ночь.Ему было трудно об этом говорить, но он вытерпел бы и горшие мучения, лишь бы его оставили в покое.— Увидев, что она не вернулась, я решил, что она придет в течение дня, и вел себя так, словно ничего не произошло.— Почему?— Потому что не стоило…Быть может, кто-то другой повел бы себя иначе? Нет, нужно пользоваться тем, что ему дали выговориться.— Около десяти я, как обычно, пошел к Ле Буку.— И сказали, что ваша жена уехала утренним автобусом к подруге в Бурж.— Нет! — выйдя из себя, яростно крикнул Иона.— Разве вы не сказали это в присутствии нескольких свидетелей?— Сказал, но не так. Это не одно и то же. Ле Бук, спросил, как поживает Джина, и я ответил, что хорошо.Ансель стоял рядом со мной и может подтвердить.А Фернан, по-моему, заметил, что не видел ее утром на рынке.— В чем же вы видите разницу?— Погодите! — взмолился Иона. — Вот тогда я и сказал, что она уехала в Бурж.— Почему?— Чтобы объяснить ее отсутствие и дать ей время вернуться, прежде чем пойдут сплетни.— Вы только что сказали, что ей это безразлично.Иона пожал плечами. Конечно, сказал.— И что вам тоже безразлично…— Допустим, меня застали врасплох. Я находился в баре, вокруг были знакомые, и меня спросили, где моя жена.— Вас спросили, где она?— Сказали, что не видели ее. А я ответил, что она в Бурже.— Почему в Бурже?— Потому что время от времени она ездила туда.— А зачем было говорить про автобус семь десять?— Потому что я вспомнил, что вечером автобуса в Бурж нету.— Вы подумали обо всем.— Об этом я подумал случайно.— А о Лут?— О ней, по-моему, даже не я первый заговорил. Если я не ошибаюсь, Ле Бук спросил: «Она поехала навестить Лут?» Всем известно, что Лут в Бурже и что она дружит с Джиной.— Любопытно! — тихо сказал Баскен, глядя на него внимательнее, чем раньше.— Все очень просто, — ответил Иона, пытаясь улыбнуться.— Возможно, не так уж и просто! — серьезным тоном и с раздосадованным видом промолвил инспектор. 6. Полицейский на велосипеде Быть может, Баскен надеялся, что Иона одумается и признается? Или просто хотел лишний раз подчеркнуть неофициальный характер визита? Во всяком случае, перед уходом он опять повел себя, как вначале, — принял вид случайного посетителя и, повернувшись спиной к букинисту, стал листать книги. Наконец посмотрел на часы, вздохнул и взял со стола шляпу.— Мне пора. У нас еще будет возможность поговорить.Баскен сказал это не с угрозой, а так, словно перед ним стояла еще не решенная задача. Иона проводил его до двери, которая оставалась открытой, и по привычке всякого торговца окинул взглядом улицу. Он был встревожен. Когда он повернулся направо, солнце ударило ему в лицо и он не смог различить лиц людей, стоявших вокруг Анджелы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16