Почему Пи-Эм сразу взбрело в голову, что два гудка Фолка означают не обычное «Привет!», а что-то другое?
Правда, в этот момент он проходил критическую точку похмелья. В голове шумело слабее, чем утром, но он испытывал недомогание, выражением которого в плане нравственном был приступ пессимизма и отвращения к себе.
К реке он направился только потому, что в этот час туда едут все — такова традиция; к тому же после вчерашнего он был просто обязан показаться на людях — еще подумают, что он прячется.
На берегу Санта-Крус, опять разбухшей от вод Джозефины, вскипавшей крупными пузырьками воздуха, собралось пять машин. Лэрри Ноленд стоял рядом со своей.
В сумерках Пи-Эм не сразу разглядел Лил. Он подошел к ее мужу с твердым намерением сделать то, что полагается делать в таких случаях.
— Извините меня за вчерашнее, — начал он. — Я знаю, что перебрал.
Лэрри, глаза у которого были тоже мутные, а щека вздулась, протянул ему руку и ворчливо, но искренне буркнул:
— Оба были тепленькие.
— Надеюсь, Лил не очень на меня сердится?
Вот тут он заметил, что она рядом.
— Хватит об этом, Пи-Эм, ладно? Оба вы идиоты.
Нора в машине?
В эту минуту подкатил красный грузовик Фолка, и Пи-Эм опять почему-то стало не по себе. Бывший автомеханик слез с сиденья и медленно, словно боком, стал продвигаться к стоявшим: он ведь не из их компании. Человек он был, видимо, застенчивый. Будь здесь Кейди, Фолк непременно обратился бы к нему. Теперь же, наткнувшись в полутьме на старого Поупа, он без всякого выражения, словно прощупывая собеседника, бросил:
— Странно получается. Ко мне сегодня кто-то залез.
— Тебя обворовали, Фолк?
— Не знаю, называется ли это обворовать, но кое-что взяли. Во-первых, вытащили из холодильника четыре бутылки пива, выпили, а посуду оставили.
Почти никто не засмеялся.
— Кроме того, этот тип унес нераскупоренную бутылку виски, у меня всегда одна в запасе. И еще початую ливерную колбасу.
Пи-Эм подошел поближе, не собираясь, однако, вступать в разговор.
М-с Поуп осведомилась:
— В котором часу это было?
— Точно не скажу. Около одиннадцати я поехал верхом на холмы — надо было пригнать двух кобыл. Вернулся примерно к четырем. Вода в Джозефине уже поднялась, и я долго провозился, переправляя лошадей. Значит, это было между одиннадцатью и четырьмя. А утром кто-то бродил около моего дома. Похоже, он сейчас где-нибудь поблизости.
Собравшиеся украдкой поглядели на Пи-Эм, и он равнодушным видом отошел к своей машине, из которой Нора так и не вылезла.
— Ты уверен, что больше ничего не украли?
— Деньги дома я не держу.
— А оружие случаем не взято?
— Не смотрел. У меня в ящике ночного столика всегда лежит револьвер, но я ни разу его не доставал.
— Крупного калибра?
— Да, кольт. Он у меня еще с армии.
Вот как обстояли дела к семи вечера, когда уже темнеет. Пи-Эм не мог сказать точно, кто был у реки, но все-таки разглядел светлую, почти белую шляпу Пембертона и большой «крайслер» супругов Смайли.
Когда он влезал к себе в машину, оттуда выскочила Лил: она все время болтала с Норой.
— Слышала? — спросил он жену.
— Про колбасу? Да.
Хотя все вели себя довольно спокойно, нетрудно было сообразить, что обсуждение происшествия на этом не кончится.
— Нам лучше вернуться домой.
Нора согласилась. Разумнее избежать слишком настойчивых расспросов об их вчерашнем приятеле.
В доме было сыро, везде гуляли сквозняки, и, щелкая на ходу выключателями — ему захотелось зажечь все лампы, — Пи-Эм инстинктивно обшаривал глазами каждый закоулок.
— Ты по-прежнему собираешься отправиться на поиски верхом?
— Да.
— Не забудь, у него с собой целая бутылка виски.
Советую первым делом поужинать. Ты же с утра ничего не ел.
Такое случалось с ними обоими довольно часто. Это лучшее средство от перепоя.
— Что тебе дать?
— Кусок ветчины и стакан пива.
Он опустился в кресло и сразу почувствовал себя по-настоящему больным; Нора собирала ужин и накрывала столик.
— Знаешь, что я думаю? Если ты выедешь сейчас, тебе обязательно встретятся машины и люди спросят себя: куда это он собрался? К тому же на улице хоть глаз выколи. Луна взойдет не раньше одиннадцати. Тогда и небо, может быть, прояснится. Я на твоем месте приняла бы две таблетки аспирина и поспала. Тогда всю ночь будешь свеж.
Вот так начали разворачиваться события. Пи-Эм разделся, проглотил аспирин, лег, поставил в головах будильник и мгновенно погрузился в омраченный кошмарами сон.
Тем не менее он отчетливо сознавал, что рядом, у лампы, сидит Нора и, покуривая, листает журнал. Потом на улице раздался негромкий гудок, послышались шаги, обрывки фраз. Он узнал голос Лил, но долго не мог решить — снится ему это или маленькая Ноленд действительно появилась у них.
— Он спит?
— Да. Совсем раскис. Что у тебя?
— Ничего. Просто удрала на минутку из дома. Этого не заметят — все слишком возбуждены.
— Что-нибудь новое?
— Когда вы расстались с нами у реки, все шло относительно спокойно. Затем Лидию Поуп прорвало: она заявила, что привозить таких людей в долину — преступление, что она не вернется домой, пока не узнает, вооружен беглец или нет.
Дверь была открыта. Пи-Эм уже не спал, но и потребности сообщить об этом тоже не испытывал.
— Ты знаешь, как бывает в таких случаях. Все по очереди поддали жару. Смайли рассказал об одном заключенном, бежавшем из Флоренса: за ним охотились двое суток, прежде чем сдали в полицию.
— Понятно, — сказала Нора. — Дальше.
— Увидев, что они теперь не расстанутся, я пригласила всех к нам. Я не думала, что они с ходу опять начнут пить. Наоборот, надеялась их унять.
— Они еще у вас?
— Да. Отправили Фолка домой — пусть посмотрит, в ящике ли револьвер.
— Он вернулся?
— Да.
— Оружие на месте?
— Нет.
— Фолк уверен, что револьвер не исчез раньше?
— Говорит, что уверен. Он вполне серьезен. Держится спокойней всех. Сказал им: «Носить револьвер в кармане еще не значит стрелять из него. Вот я, например, восемь лет свой храню и ни разу в ход не пустил».
— Что они решили?
Как странно, лежа в темной спальне, слышать рядом, в освещенной гостиной, эти женские голоса, такие деловые и в то же время испуганные!
— Наконец, спросили совета у Пембертона. Они почти все помощники шерифа, но он состоит им уже больше тридцати лет и, кроме того, дружит с начальником полиции. «Если этот человек преступник или хотя бы просто опасен, — изрек Пембертон, — наш долг, безусловно, состоит в том, чтобы обезвредить его».
— Он позвонил в Ногалес?
— Еще нет. По-моему, вообще не позвонит. Они ведь будут страшно горды, если сами изловят и передадут в руки полиции опасного злоумышленника.
— В каком состоянии ты их оставила? Что они делали?
— Пембертон позвонил домой, чтобы ему прислали Рауля.
— Почему Рауля?
— Потому что Рауль лучше всех знает долину.
Смайли предложил свою собаку.
Смайли держал большую, невероятно злобную овчарку, кидавшуюся на дверцы машин и норовившую отхватить вам на ходу руку.
— Собаки… — пробормотала Нора.
— У Пембертона дог.
— А у Лидии Поуп мерзкий шпиц!
— Напрасно шутишь. Она всерьез набивалась с ним — у него, мол, несравненное чутье. Ты спрашиваешь, в каком они состоянии. Пьют, но не так много, чтобы одуреть. Все говорят одновременно. Собрались в кабинете Лэрри, стоят перед аэрофотоснимком долины и наперебой излагают свои варианты. Настоящие сборы на охоту.
— Верхом?
— Не знаю, что они надумают. Предполагалось, что две машины прочешут дороги, а всадники — тропинки и каньоны.
Пи-Эм чуть было не вскочил с постели, но, слава Богу, удержался, иначе Лил, вероятно, промолчала бы о том, что она затем рассказала Hope.
— Что думает Пи-Эм? Вы действительно не знаете, где этот человек?
— Нет. Честно нет. Сегодня под вечер мы доехали до конца шоссе. Похоже, он прошел там, а затем повернул обратно, в нашу сторону, если, конечно, Фолк ничего не перепутал.
— Ах, если бы он не наткнулся на эту бутылку!..
— Нда.
— Неужели Пи-Эм ничего не предпримет?
— Надеюсь, ты будешь молчать? Я уговорила его прилечь часа на два, потом он возьмет лошадь и отправится на поиски.
— Куда?
— Куда придется.
— Я тебе тоже кое-что расскажу.
Лил понизила голос, но не слишком, и Пи-Эм разобрал почти каждое слово.
— Вчера вечером мы с Эриком долго говорили.
— Знаю.
— У него прямо-таки навязчивая идея — немедленно переправиться на ту сторону. Он боится, что Пи-Эм не захочет помочь ему всерьез. Он перебрал все мыслимые способы.
— А ты что ему сказала?
— Что на реке, по-моему, есть перекат. В первую очередь пробовать следует именно там.
— Где?
— У Лошачьего брода. Да ты знаешь, это в последнем каньоне. Однажды, когда я была еще маленькая и река вот так же разлилась, мой отец слег. Врач заказал по телефону лекарство, за которым надо было ехать в Ногалес. Один из ковбоев привез его. Я рассказала это Эрику. Объяснила ему, что здесь река несет воды из пяти каньонов и поэтому разливается при первой же грозе.
У Лошачьего брода ее питают лишь воды из Мексики и одного каньона. Кроме того, это выше по течению, и, когда у нас еще самый разлив, там уже мелко.
— Место точно помнишь?
— Отец возил меня туда на пикник. Это за полями Кейди — в те времена их еще не было. Дороги нет, только тропинка, вдоль которой подножия гор. Как раз там Пембертон убил пуму, о которой вечно рассказывает.
Тропинка в конце концов выведет к реке, а на ней есть довольно скверный брод, где и переправился ковбой моего отца.
— Верхом?
— Да.
— Надеюсь, ты им об этом не сказала?
— Ты что, с ума сошла?
— Возвращайся домой. Лил, и ни слова о том, что ездила к нам.
— Как ты думаешь, он способен открыть стрельбу?
— Не знаю.
— Пи-Эм поедет туда?
— Я с ним поговорю.
На прощание Лил поцеловала Нору, что редко с ней случалось.
— Знаешь, Нора, у нас с ним ничего не было и не будет. — И, понизив голос до шепота, добавила:
— К нему у меня совсем другое.
Когда дверь захлопнулась и раздался шум отъезжающей машины. Нора повернулась и увидела, что Пи-Эм стоит на пороге своей спальни.
— Ты слышал?
— Да.
Глаза у него, как всегда после таких вечеринок, набрякли, лицо опухло — и от выпитого, и особенно от ударов.
Но взгляд, как ни странно, был твердый, даже, пожалуй, жесткий. Вопреки всем ожиданиям, он отнюдь не сразу направился к шкафу, где хранилось спиртное.
— Представляешь себе, где это? — спросила Нора.
— Смутно. Был в тех краях, но всего однажды. Впрочем, может быть, найду дорогу и теперь.
— Думаешь, он там?
— Если Лил в самом деле рассказала ему то же, что тебе, он, вероятно, рискнет.
— А вдруг он уже переправился?
— Вряд ли Доналд забрался к Фолку позднее одиннадцати утра. С тех пор он вполне мог попытаться форсировать реку. Если его затея чудом удалась, есть основания предполагать, что сейчас он в Ногалесе: под проливным дождем не так уж невозможно перемахнуть через изгородь незаметно для часовых.
— Предположим, он там…
— Откуда нам знать?
— А если позвонят?
То есть позвонит Милдред, которая повиснет на телефоне, облепленная детьми, в то время как сеньора Эспиноса будет подслушивать за дверью.
— Что мне ей сказать?
Ни слова, разумеется, ни слова. Это исключено. Если Доналд до сих пор не на той стороне, Милдред потеряет голову. Простая человечность не позволяет сообщить ей, что муж ее удрал; что сейчас он, скорее всего, пьян, вооружен и прячется где-то в долине; что на него готовится охота и скоро, вооружась в свой черед, люди пустят по его следу собак, погонятся за ним верхом и на машинах.
Уже несколько минут между Эшбриджами происходило нечто такое, чего, пожалуй, не бывало за все время их брака. В какой-то момент Пи-Эм вернулся к себе в спальню, и Нора совершенно естественно последовала за ним — ей не хотелось прерывать разговор.
Он надел бриджи, фланелевую рубашку, натянул сухие сапоги, достал из ящика шпоры, которыми редко пользовался.
— Который час?
— Половина одиннадцатого. Минут через тридцать взойдет луна. Небо местами очистилось. Дождь перестал.
Он сунул сигары в нагрудный карман рубашки, проверил, не забыл ли спички и носовой платок.
— Да, так будет лучше. Они еще какое-то время просовещаются у Нолендов. Когда наконец решат, каждому придется съездить домой за лошадью. Возьмешь кобылу?
Пи-Эм заколебался. Кобыла, конечно, резвее, но жеребец тяжелей и, главное, выше ростом.
— Нет, возьму Пика.
Этими словами он и ограничился, хотя вопрос был первостепенной важности. Коротенькая фраза «Возьму Пика» действительно значила очень многое.
Больше им нечего было сказать, делать здесь — тоже.
Тем не менее Пи-Эм продолжал расхаживать взад и вперед. Открыл холодильник, достал бутылку пива, собрался откупорить. Но хотелось ему не пива.
— Ты бы захватил с собой капельку спиртного.
В шкафу стояла плоская бутылка виски. Пи-Эм решил было сунуть ее в карман, но передумал, отвинтил пробку, сделал большой глоток.
И не потому, что надеялся доставить себе удовольствие — нет, он испытывал чисто физическую потребность в алкоголе.
На этот раз — все. Ему остается только проститься.
— Кстати, Нора…
— Да?
— Если… Ты же понимаешь, всякое бывает… Отдай, пожалуйста, все мои деньги его жене и малышам.
— Револьвер не берешь?
Он остановился в нерешительности.
— Я даже не из-за Доналда. Есть ведь и другие, а они могут потерять самообладание.
— Нет, не возьму. До свидания. Нора!
— До свидания, Пи-Эм!
Они не расцеловались. Они никогда не целовались.
С минуту оба неловко топтались у двери. Наконец Пи-Эм потрепал жену по плечу, как потрепал бы по шее своего жеребца.
— Попытайся заснуть. Может быть, когда они уедут, Лил станет слишком одиноко и она опять явится сюда?
— Я сама к ней поеду. Если вернешься и не застанешь меня, значит, я у Нолендов.
В полутьме конюшни он оседлал жеребца. Вдали светились окна Нолендов. Пи-Эм показалось, что он слышит шум, ржание. У ворот он остановился.
— Нора!
— Да?
— Принеси все-таки револьвер. Тот, что в кобуре, на поясе.
За тучами угадывалась луна. Пи-Эм надел пояс и почти сразу же съехал с шоссе, чтобы не приближаться к дому Нолендов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16