https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/akrylovye/
Она встала, спросила как во сне:
— Что-то не так?
— Нет, все в порядке. Она спит. Мне кажется, лучше не оставлять ее одну.
— Как скажешь. Мне одеться?
— Не обязательно.
Она не надела ни чулок, ни трусиков, вообще никакого белья. Набросила на голое тело фланелевый халатик, сунула босые ноги в туфли на высоком каблуке. Однако же наклонилась к зеркалу, попудрила блестевшее лицо, подкрасила губы, причесалась.
— Что ей сказать, если она проснется?
— Что я скоро вернусь.
Покорная и ленивая, она поднялась по лестнице, в то время как он спустился вниз и зашел в пивную. В это утро он надел не серый костюм человека ночи, а более элегантный: серые шерстяные брюки и темно-синий пиджак, который Жюли заставила его купить в первый день.
Попросив соединить его с Парижем, он снова зашел в пивную, где хозяин подсчитывал выручку.
— Уезжаете?
Для него, как и для Жюли, это было совершенно очевидно.
Разговор по телефону оказался длинным. Доктор Букар на другом конце провода рассыпался в бесконечных восклицаниях. Г-н Монд, знавший его как тугодума, по несколько раз повторял все свои указания.
Потом он отправился в магазин, где покупал себе костюм, и взял другой, более корректный, более свойственный г-ну Монду, который ему обещали подогнать днем.
Когда он вернулся в гостиницу, обе женщины мирно сидели на кровати.
Как только он вошел, они замолчали. Странно, но взгляд Жюли стал уважительнее, послушнее.
— Мне одеваться? — спросила Тереза почти игриво. И добавила, надув губы:
— Может, пообедаем втроем? Ничем серьезным это теперь не угрожало. Он согласился на все их прихоти, включая довольно роскошный ресторан и меню, которое подошло бы, скорее, для банкета. Время от времени в глазах Терезы вспыхивало беспокойство, лицо морщилось. В конце концов она, дрожа, спросила:
— У тебя есть еще?..
В кармане у него была одна ампула, и в кафе он передал ее Терезе. Хорошо зная, что у него в сжатой руке, она схватила сумочку и бросилась в туалет.
Жюли, проследив за ней глазами, уверенно сказала:
— Ей повезло.
— Да.
— Если бы ты знал, как она счастлива! А что она говорила о тебе сегодня утром…
Он не улыбнулся, не нахмурился. В гостинице его ждал телеграфный перевод от Букара. Снова оставив женщин вместе, он вернулся к портному, потом зашел на вокзал, заказал билеты. Поезд уходил в восемь. На вокзале Жюли хотелось и смеяться, и плакать.
— Для меня все это так странно! — сказала она. — Ты будешь изредка вспоминать обо мне?
Г-н Монд и Тереза сели в поезд, поужинали в вагоне-ресторане, потом отправились к себе в купе.
— Дашь мне вечером еще одну, а?
Он вышел в коридор, чтобы не видеть — он его предугадывал — сухого, короткого, почти профессионального жеста, которым она кололась в бедро.
Все еще остерегаясь ее, он предложил ей верхнюю полку. Сам же почти не спал, часто внезапно просыпаясь.
Он был совершенно спокоен и здравомыслящ. Заранее подумал обо всем.
Перед отъездом даже предупредил инспектора полиции, что увозит Терезу в Париж.
На следующее утро, на вокзале, их ждал другой город, и д-р Букар махал рукой на перроне.
Г-н Монд и Тереза шли вдоль поезда, со всех сторон их толкали. Взять его под руку она не решилась и была удивлена, что кто-то пришел их встречать.
— Извини. Я на минутку.
Искоса наблюдая за ней, он обменялся несколькими фразами со своим другом, которому не удавалось скрыть изумления.
— Иди сюда, Тереза. Позволь тебе представить моего доброго приятеля доктора Букара. Она насторожилась.
— Прежде всего, давайте выберемся из толпы.
Когда они вышли из вокзала, Монд направился к такси, усадил ее. Сел и доктор.
— До скорого. Можешь довериться ему. Он отвезет тебя не туда, куда ты думаешь.
Пока Тереза собиралась закричать о предательстве, начать отбиваться, машина уже тронулась.
— Не бойтесь ничего, — говорил смущенный Букар. Норбер позвонил мне и попросил снять для вас приличную квартиру. Мне повезло: я сразу нашел такую в Пасси. Вы будете у себя дома и вольны делать все, что угодно.
Надеюсь, у вас будет все…
В заостренных чертах Терезы читалось удивление, смешанное с яростью.
— Он обещал вам что-то еще?
— Нет.
— Что он сказал вам?
— Ничего. Не знаю.
Она кусала губы, злясь на себя за свою глупость. В поезде, когда запахло Парижем, она коснулась руки г-на Монда и чуть было не разрыдалась, даже хотела в знак благодарности броситься перед ним на колени. Они стояли в коридоре, и помешало ей только присутствие одного из пассажиров.
— Я просто идиотка, — презрительно выдохнула она. Она решила, что он вернулся из-за нее!
В десять утра, прежде чем ехать на улицу Балю, г-н Монд вышел из такси возле Центрального рынка и пешком направился к складам на улице Монторгейль. Утро было пасмурное. А может, в Париже так всегда и было, пока он находился на юге? Без солнца все вокруг виделось более четко, более обнажено. Резко выделялись контуры.
Из подворотни выезжал грузовик, и г-н Монд, пропуская его, отошел в сторону. Оказавшись в застекленном дворе, он повернул направо, заглянул в конторку, которую делил с г-ном Лориссом. Того от волнения затрясло, он беспрестанно повторял:
— Господин Норбер!.. Господин Норбер!..
Он заикался, потом, вдруг смутившись, представил человека, на которого г-н Монд не обратил внимания — тот сидел на его собственном месте:
— Господин Дюбурдье, администратор, которого банк…
— Понятно.
— Если бы знали, в каком положении…
Монд слушал, смотрел. Все это, включая и Лорисса, и администратора в черном — точь-в-точь служащий по» коронного бюро — походило на утрированную фотографию. Потом, к крайнему изумлению г-на Лорисса, оборвал разговор и вышел из кабинета.
В последней по коридору комнате конторы он через стеклянную дверь увидел сына. Тот поднял голову, тоже увидел его и, открыв рот, разом вскочил.
Открывая дверь, г-н Монд заметил, что Ален побледнел, покачнулся и стал падать. Он подбежал к сыну, когда того уже укладывали на пыльный пол и хлопали по ладоням.
Позже, когда во время обеда двое служащих, присутствовавших при сцене, разговаривали с кладовщиком, один из них возмущался:
— Он даже не шелохнулся. Глаза у него остались сухими. Он смотрел сверху вниз, ожидая, когда сын придет в себя. Казалось, он раздражен, недоволен. Когда мальчик очнулся и, весь дрожа, встал, хозяин ограничился тем, что поцеловал его в лоб и сказал: «Здравствуй, сын!» И это человек, которого больше трех месяцев все считали умершим!
Однако же именно с сыном, с ним одним, г-н Монд пообедал как обычно в ресторанчике возле Центрального рынка. На улицу Балю он так и не позвонил. И г-ну Лориссу запретил звонить.
— Ты в самом деле поверил, что я никогда не вернусь? А как сестра?
— Иногда мы встречаемся, но тайком. У нее все плохо. Долгов по горло да еще тяжба с мачехой.
Взгляд Алена постоянно уходил в сторону, но у г-на Монда сложилось впечатление, что со временем ему удастся приручить сына. Непроизвольно он порой поглядывал на кружевной платочек в карманчике молодого человека, и тот, заметив это, покраснел. Чуть позже Ален вышел в туалет, а когда вернулся, платочек исчез.
— Я не очень в курсе, но, по-моему, все трудности возникли из-за сейфа.
— Но у твоей мачехи был ключ.
— Этого недостаточно.
Г-н Монд не стал терять времени и в три часа был уже у директора своего банка. Только в пять он вылез из такси у небольшого особняка на улице Балю. Привратница не удержалась и вскрикнула. А он просто возвращался домой, но не так, как возвращаются из путешествия — у него не было вещей; он позвонил, вошел, как делал это каждый день в течение многих лет.
— Госпожа Монд у себя?
— Только что уехала на машине. Я слышала, она давала Жозефу адрес своего адвоката.
Ничего не изменилось. На лестнице он встретил горничную жены; та вздрогнула и чуть не выронила из рук поднос.
— Послушайте, Розали…
— Да, мсье.
— Я не хочу, чтобы вы звонили хозяйке.
— Но, мсье…
— Повторяю, я не хочу, чтобы вы звонили хозяйке Все!
— Хорошо провели время, мсье?
— Превосходно.
— Хозяйка собирается…
Он не дослушал и поднялся к себе в комнату, где с видимым удовлетворением надел собственную одежду. Потом спустился в свой старый кабинет с цветными витражами, кабинет отца и деда.
На первый взгляд ничего не изменилось, и тем не менее г-н Монд нахмурился. Что-то его покоробило, но что? На письменном столе не оказалось пепельницы и двух трубок, которые он курил только дома и только в этой комнате. Вместо них он увидел очки жены и на бюваре — незнакомое досье.
Он позвонил, вручил все лишнее Розали.
— Отнесите в комнату хозяйки.
— Хорошо, мсье.
— Вы не знаете, где мои трубки?
— Кажется, их убрали в шкаф внизу.
— Спасибо.
Он привыкал к комнате, как привыкают к новому костюму, вернее, к себе в костюме, который давно не надевали. Ни разу он не посмотрелся в зеркало. Напротив, подошел к окну, встал на свое обычное место, прижался лицом к стеклу и вновь увидел тот же кусок тротуара, те же окна напротив.
В одном из окон четвертого этажа маленькая старушка, не выходившая из своей комнаты уже несколько лет, пристально смотрела на него сквозь шторы. Едва он раскурил трубку, дым которой придавал какую-то мягкость и даже интимность его комнате, как услышал знакомый шум машины, остановившейся у подъезда, скрип дверцы, которую открывал Жозеф.
И тут зазвонил телефон. Он снял трубку.
— Алло!.. Да, это я… Что?.. Ничего страшного?.. Бедняжка!.. Я так и чувствовал…
На лестнице раздались шаги. Дверь отворилась, и на пороге он увидел жену. Он все еще слушал голос Букара.
— Конечно, привыкнет… Нет… Я не приеду… Что?.. Зачем?.. Пока у нее есть все необходимое…
Г-жа Монд стояла не шевелясь. Он спокойно смотрел на нее, видел маленькие черные глазки, которые стали менее суровыми и, может быть, впервые выражали известную растерянность.
— Да, так… Завтра… До завтра, Поль… Спасибо… Ну да… Спасибо.
Он невозмутимо повесил трубку. Подошла жена. В горле у нее так пересохло, что ей изменил голос.
— Вы вернулись… — пролепетала она.
— Как видите.
— Вы не представляете, что я перенесла! Она не знала, броситься ему в объятия или нет. Шмыгала носом. Он только прикоснулся губами к ее лбу, с признательностью сжал ей на мгновение запястья.
Он понимал, что она уже все заметила: трубки, пепельницу, отсутствие очков, досье. Чуть слышно она проронила:
— Вы совсем не изменились.
Со спокойствием, которое вернулось с ним, которое он приоткрывал, словно головокружительную пустоту, он ответил:
— Да.
Вот и все. Он держал себя в руках, оставаясь в жизни таким же гибким, таким же текучим, как и сама жизнь. Без всякой иронии он добавил:
— Я знаю, что у вас возникли трудности из-за сейфа. Искренне прошу простить меня. Мне и в голову не пришла формула, которую я подписывал столько раз: «Удостоверяю, что мой супруг… «
— Замолчите! — взмолилась она.
— Почему? Как видите, я жив, о чем и надо сообщить в полицейский комиссариат, куда вы, должно быть, заявили о моем исчезновении. Он сам говорил об этом без всякого смущения, без стыда. Правда, больше он не сказал ни слова, не дал никаких объяснений.
Почти каждую неделю Жюли писала ему на бланках гостиниц «Жерлис» или «Монико», сообщая о г-не Рене, о Шарлотте, обо всех, кого он знал. И он отвечал ей.
Букар почти каждый вечер рассказывал ему в «Арке» о Терезе, которая очень хотела встретиться с ним.
— Сходил бы туда разочек.
— Зачем?
— Видишь ли, она подумала, что это из-за нее ты…
Г-н Монд невозмутимо посмотрел ему в глаза.
— Ну, дальше?
— Для нее явилось большим разочарованием…
— А-а…
Букар не настаивал, может быть, потому, что он, как и другие, удивлялся этому человеку, который перестал быть призраком, тенью, и смотрел в глаза с холодным спокойствием.
Сен-Мемен, 1944 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
— Что-то не так?
— Нет, все в порядке. Она спит. Мне кажется, лучше не оставлять ее одну.
— Как скажешь. Мне одеться?
— Не обязательно.
Она не надела ни чулок, ни трусиков, вообще никакого белья. Набросила на голое тело фланелевый халатик, сунула босые ноги в туфли на высоком каблуке. Однако же наклонилась к зеркалу, попудрила блестевшее лицо, подкрасила губы, причесалась.
— Что ей сказать, если она проснется?
— Что я скоро вернусь.
Покорная и ленивая, она поднялась по лестнице, в то время как он спустился вниз и зашел в пивную. В это утро он надел не серый костюм человека ночи, а более элегантный: серые шерстяные брюки и темно-синий пиджак, который Жюли заставила его купить в первый день.
Попросив соединить его с Парижем, он снова зашел в пивную, где хозяин подсчитывал выручку.
— Уезжаете?
Для него, как и для Жюли, это было совершенно очевидно.
Разговор по телефону оказался длинным. Доктор Букар на другом конце провода рассыпался в бесконечных восклицаниях. Г-н Монд, знавший его как тугодума, по несколько раз повторял все свои указания.
Потом он отправился в магазин, где покупал себе костюм, и взял другой, более корректный, более свойственный г-ну Монду, который ему обещали подогнать днем.
Когда он вернулся в гостиницу, обе женщины мирно сидели на кровати.
Как только он вошел, они замолчали. Странно, но взгляд Жюли стал уважительнее, послушнее.
— Мне одеваться? — спросила Тереза почти игриво. И добавила, надув губы:
— Может, пообедаем втроем? Ничем серьезным это теперь не угрожало. Он согласился на все их прихоти, включая довольно роскошный ресторан и меню, которое подошло бы, скорее, для банкета. Время от времени в глазах Терезы вспыхивало беспокойство, лицо морщилось. В конце концов она, дрожа, спросила:
— У тебя есть еще?..
В кармане у него была одна ампула, и в кафе он передал ее Терезе. Хорошо зная, что у него в сжатой руке, она схватила сумочку и бросилась в туалет.
Жюли, проследив за ней глазами, уверенно сказала:
— Ей повезло.
— Да.
— Если бы ты знал, как она счастлива! А что она говорила о тебе сегодня утром…
Он не улыбнулся, не нахмурился. В гостинице его ждал телеграфный перевод от Букара. Снова оставив женщин вместе, он вернулся к портному, потом зашел на вокзал, заказал билеты. Поезд уходил в восемь. На вокзале Жюли хотелось и смеяться, и плакать.
— Для меня все это так странно! — сказала она. — Ты будешь изредка вспоминать обо мне?
Г-н Монд и Тереза сели в поезд, поужинали в вагоне-ресторане, потом отправились к себе в купе.
— Дашь мне вечером еще одну, а?
Он вышел в коридор, чтобы не видеть — он его предугадывал — сухого, короткого, почти профессионального жеста, которым она кололась в бедро.
Все еще остерегаясь ее, он предложил ей верхнюю полку. Сам же почти не спал, часто внезапно просыпаясь.
Он был совершенно спокоен и здравомыслящ. Заранее подумал обо всем.
Перед отъездом даже предупредил инспектора полиции, что увозит Терезу в Париж.
На следующее утро, на вокзале, их ждал другой город, и д-р Букар махал рукой на перроне.
Г-н Монд и Тереза шли вдоль поезда, со всех сторон их толкали. Взять его под руку она не решилась и была удивлена, что кто-то пришел их встречать.
— Извини. Я на минутку.
Искоса наблюдая за ней, он обменялся несколькими фразами со своим другом, которому не удавалось скрыть изумления.
— Иди сюда, Тереза. Позволь тебе представить моего доброго приятеля доктора Букара. Она насторожилась.
— Прежде всего, давайте выберемся из толпы.
Когда они вышли из вокзала, Монд направился к такси, усадил ее. Сел и доктор.
— До скорого. Можешь довериться ему. Он отвезет тебя не туда, куда ты думаешь.
Пока Тереза собиралась закричать о предательстве, начать отбиваться, машина уже тронулась.
— Не бойтесь ничего, — говорил смущенный Букар. Норбер позвонил мне и попросил снять для вас приличную квартиру. Мне повезло: я сразу нашел такую в Пасси. Вы будете у себя дома и вольны делать все, что угодно.
Надеюсь, у вас будет все…
В заостренных чертах Терезы читалось удивление, смешанное с яростью.
— Он обещал вам что-то еще?
— Нет.
— Что он сказал вам?
— Ничего. Не знаю.
Она кусала губы, злясь на себя за свою глупость. В поезде, когда запахло Парижем, она коснулась руки г-на Монда и чуть было не разрыдалась, даже хотела в знак благодарности броситься перед ним на колени. Они стояли в коридоре, и помешало ей только присутствие одного из пассажиров.
— Я просто идиотка, — презрительно выдохнула она. Она решила, что он вернулся из-за нее!
В десять утра, прежде чем ехать на улицу Балю, г-н Монд вышел из такси возле Центрального рынка и пешком направился к складам на улице Монторгейль. Утро было пасмурное. А может, в Париже так всегда и было, пока он находился на юге? Без солнца все вокруг виделось более четко, более обнажено. Резко выделялись контуры.
Из подворотни выезжал грузовик, и г-н Монд, пропуская его, отошел в сторону. Оказавшись в застекленном дворе, он повернул направо, заглянул в конторку, которую делил с г-ном Лориссом. Того от волнения затрясло, он беспрестанно повторял:
— Господин Норбер!.. Господин Норбер!..
Он заикался, потом, вдруг смутившись, представил человека, на которого г-н Монд не обратил внимания — тот сидел на его собственном месте:
— Господин Дюбурдье, администратор, которого банк…
— Понятно.
— Если бы знали, в каком положении…
Монд слушал, смотрел. Все это, включая и Лорисса, и администратора в черном — точь-в-точь служащий по» коронного бюро — походило на утрированную фотографию. Потом, к крайнему изумлению г-на Лорисса, оборвал разговор и вышел из кабинета.
В последней по коридору комнате конторы он через стеклянную дверь увидел сына. Тот поднял голову, тоже увидел его и, открыв рот, разом вскочил.
Открывая дверь, г-н Монд заметил, что Ален побледнел, покачнулся и стал падать. Он подбежал к сыну, когда того уже укладывали на пыльный пол и хлопали по ладоням.
Позже, когда во время обеда двое служащих, присутствовавших при сцене, разговаривали с кладовщиком, один из них возмущался:
— Он даже не шелохнулся. Глаза у него остались сухими. Он смотрел сверху вниз, ожидая, когда сын придет в себя. Казалось, он раздражен, недоволен. Когда мальчик очнулся и, весь дрожа, встал, хозяин ограничился тем, что поцеловал его в лоб и сказал: «Здравствуй, сын!» И это человек, которого больше трех месяцев все считали умершим!
Однако же именно с сыном, с ним одним, г-н Монд пообедал как обычно в ресторанчике возле Центрального рынка. На улицу Балю он так и не позвонил. И г-ну Лориссу запретил звонить.
— Ты в самом деле поверил, что я никогда не вернусь? А как сестра?
— Иногда мы встречаемся, но тайком. У нее все плохо. Долгов по горло да еще тяжба с мачехой.
Взгляд Алена постоянно уходил в сторону, но у г-на Монда сложилось впечатление, что со временем ему удастся приручить сына. Непроизвольно он порой поглядывал на кружевной платочек в карманчике молодого человека, и тот, заметив это, покраснел. Чуть позже Ален вышел в туалет, а когда вернулся, платочек исчез.
— Я не очень в курсе, но, по-моему, все трудности возникли из-за сейфа.
— Но у твоей мачехи был ключ.
— Этого недостаточно.
Г-н Монд не стал терять времени и в три часа был уже у директора своего банка. Только в пять он вылез из такси у небольшого особняка на улице Балю. Привратница не удержалась и вскрикнула. А он просто возвращался домой, но не так, как возвращаются из путешествия — у него не было вещей; он позвонил, вошел, как делал это каждый день в течение многих лет.
— Госпожа Монд у себя?
— Только что уехала на машине. Я слышала, она давала Жозефу адрес своего адвоката.
Ничего не изменилось. На лестнице он встретил горничную жены; та вздрогнула и чуть не выронила из рук поднос.
— Послушайте, Розали…
— Да, мсье.
— Я не хочу, чтобы вы звонили хозяйке.
— Но, мсье…
— Повторяю, я не хочу, чтобы вы звонили хозяйке Все!
— Хорошо провели время, мсье?
— Превосходно.
— Хозяйка собирается…
Он не дослушал и поднялся к себе в комнату, где с видимым удовлетворением надел собственную одежду. Потом спустился в свой старый кабинет с цветными витражами, кабинет отца и деда.
На первый взгляд ничего не изменилось, и тем не менее г-н Монд нахмурился. Что-то его покоробило, но что? На письменном столе не оказалось пепельницы и двух трубок, которые он курил только дома и только в этой комнате. Вместо них он увидел очки жены и на бюваре — незнакомое досье.
Он позвонил, вручил все лишнее Розали.
— Отнесите в комнату хозяйки.
— Хорошо, мсье.
— Вы не знаете, где мои трубки?
— Кажется, их убрали в шкаф внизу.
— Спасибо.
Он привыкал к комнате, как привыкают к новому костюму, вернее, к себе в костюме, который давно не надевали. Ни разу он не посмотрелся в зеркало. Напротив, подошел к окну, встал на свое обычное место, прижался лицом к стеклу и вновь увидел тот же кусок тротуара, те же окна напротив.
В одном из окон четвертого этажа маленькая старушка, не выходившая из своей комнаты уже несколько лет, пристально смотрела на него сквозь шторы. Едва он раскурил трубку, дым которой придавал какую-то мягкость и даже интимность его комнате, как услышал знакомый шум машины, остановившейся у подъезда, скрип дверцы, которую открывал Жозеф.
И тут зазвонил телефон. Он снял трубку.
— Алло!.. Да, это я… Что?.. Ничего страшного?.. Бедняжка!.. Я так и чувствовал…
На лестнице раздались шаги. Дверь отворилась, и на пороге он увидел жену. Он все еще слушал голос Букара.
— Конечно, привыкнет… Нет… Я не приеду… Что?.. Зачем?.. Пока у нее есть все необходимое…
Г-жа Монд стояла не шевелясь. Он спокойно смотрел на нее, видел маленькие черные глазки, которые стали менее суровыми и, может быть, впервые выражали известную растерянность.
— Да, так… Завтра… До завтра, Поль… Спасибо… Ну да… Спасибо.
Он невозмутимо повесил трубку. Подошла жена. В горле у нее так пересохло, что ей изменил голос.
— Вы вернулись… — пролепетала она.
— Как видите.
— Вы не представляете, что я перенесла! Она не знала, броситься ему в объятия или нет. Шмыгала носом. Он только прикоснулся губами к ее лбу, с признательностью сжал ей на мгновение запястья.
Он понимал, что она уже все заметила: трубки, пепельницу, отсутствие очков, досье. Чуть слышно она проронила:
— Вы совсем не изменились.
Со спокойствием, которое вернулось с ним, которое он приоткрывал, словно головокружительную пустоту, он ответил:
— Да.
Вот и все. Он держал себя в руках, оставаясь в жизни таким же гибким, таким же текучим, как и сама жизнь. Без всякой иронии он добавил:
— Я знаю, что у вас возникли трудности из-за сейфа. Искренне прошу простить меня. Мне и в голову не пришла формула, которую я подписывал столько раз: «Удостоверяю, что мой супруг… «
— Замолчите! — взмолилась она.
— Почему? Как видите, я жив, о чем и надо сообщить в полицейский комиссариат, куда вы, должно быть, заявили о моем исчезновении. Он сам говорил об этом без всякого смущения, без стыда. Правда, больше он не сказал ни слова, не дал никаких объяснений.
Почти каждую неделю Жюли писала ему на бланках гостиниц «Жерлис» или «Монико», сообщая о г-не Рене, о Шарлотте, обо всех, кого он знал. И он отвечал ей.
Букар почти каждый вечер рассказывал ему в «Арке» о Терезе, которая очень хотела встретиться с ним.
— Сходил бы туда разочек.
— Зачем?
— Видишь ли, она подумала, что это из-за нее ты…
Г-н Монд невозмутимо посмотрел ему в глаза.
— Ну, дальше?
— Для нее явилось большим разочарованием…
— А-а…
Букар не настаивал, может быть, потому, что он, как и другие, удивлялся этому человеку, который перестал быть призраком, тенью, и смотрел в глаза с холодным спокойствием.
Сен-Мемен, 1944 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14