– Мать тоже профессор? – поинтересовался Шакутин.– Нет, только доцент, – отозвался Константинов-старший, – тоже биолог. А вот Васенька у нас гуманитарий. Закончил школу эстетического воспитания… А вот и он!Слушая своего тезку, Кол всерьез засомневался в том, что они имеют в виду одно и то же лицо. Но, оглянувшись, он увидел, что по коридору уверенно ц нагло выступает собственной персоной Василий – его сосед по купе.– Что опаздываете, Константинов? – раздался грозный оклик: в дверях появился следователь Самарин. – Хотите, чтобы вам изменили меру пресечения с подписки на задержание? Еще одно опоздание – так и будет.– Не ругайте его, – вступился за сынишку отец, – его мать задержала. Вот я уже товарищу объяснял. – И он кивнул в сторону Кола, рассчитывая на моральную поддержку.– Так. Сначала Константинов. Заходите.Кол остался один на один со своим тезкой. – Ну, вы видели его, – заговорил Николай Васильевич, – ведь это не он, правда? Наш мальчик на подобное не способен.Больше всего Колу сейчас хотелось, чтобы профессор вместе со своей пыжиковой шапкой провалился в тартарары. По дороге в прокуратуру Кол настраивал себя на яростные словесные битвы, но не предполагал, что первым противником будет тронувшийся от горя старик.– Скажите, Николай Васильевич, – осторожно спросил Кол, – Вася часто бывает в Москве? Когда он ездил туда в последний раз?– В Москву? – удивленно поднял брови Константинов-старший. – Васенька иногда навещает там наших родственников, но в последнее время он не ездил. Мы бы с матерью знали. Он нам все рассказывает. Почти все. У мальчика могут быть свои секреты. Нет, ни в какую Москву он не ездил, – решительно заявил бывший декан.– Шакутин, – раздался голос следователя.Кол встал, испытывая невероятное облегчение того, что больше не придется общаться со старше представителем этой достойной фамилии.Вася Константинов сидел рядом со следователем положив ногу на ногу.Дмитрий оглянулся на потерпевшего. Сразу видно – бизнесмен: одно это гороховое пальто чего стоит. Шакутин казался карикатурой на «нового русского» – будто нарочно нацепил на себя все необходимые атрибуты. Кроме одного: выражения лица. Озабоченное и растерянное, оно совсем не вязалось с обликом хозяина жизни.– Вам знаком этот человек? – спросил Самарин у потерпевшего.– Да, – кивнул Кол, – это Василий Константинов.– Вы твердо в этом уверены?– Тверже некуда.– Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились?– Мы вместе ехали в поезде из Москвы в ночь с двадцать второго на двадцать третье октября сего года, – без запинки выдал Кол.– И тогда же вы узнали его имя?– Имя – да. Фамилию я узнал позже. Понимаете, – Кол сбился с официального тона, – я в жутком состоянии вышел из отделения, иду по вокзалу, и меня вдруг как по голове ударило…– Это точно, – ухмыльнулся Василий.– Константинов, – пригрозил ему Самарин, – еще одно слово, когда вас не спрашивают, и вы окажетесь в СИЗО.– Там же мест нет, – начал было Василий, но под взглядом следователя осекся.– Я вспомнил, что на билете пишут фамилию. Вернулся к следователю, он изъял билет у проводника, потом бутылку с отпечатками. Хорошо, что я о ней вспомнил.– Что скажете, Константинов? – спросил Дмитрий У подозреваемого.– Впервые вижу этого человека! – заявил Василий. – Последний раз в Москву я ездил летом, в июле месяце, так что быть в поезде Москва – Хельсинки никак не мог. А двадцать второго октября я находился на даче у моих друзей. Они могут это подтвердить.– Но это же он! Он! – воскликнул Шакутин. – Спросите у проводника.Дмитрий кивнул, продолжая на компьютере оформлять протокол перекрестного допроса.Услышав предложение Кола обратиться к проводнику, Василий рассмеялся.– Да поймите же, – обратился он к следователю, – я этого мужика впервые вижу. Впервые! Он меня за кого-то другого принял. Посмотрите, какой он дерганый. Его сначала освидетельствовать надо, а потом уже до перекрестного допроса допускать. Перекусает тут всех…– Константинов, я предупреждал… Василий презрительно пожал плечами.– Константинов, к вам вопрос. Как вы объясняете тот факт, что документы, украденные у Шакутина, оказались у вас?– Я уже говорил, – ответил Василий с видом оскорбленной добродетели. – В парадной собственного дома я увидел пластиковый пакет. Там были какие-то документы. Я взял их с собой, чтобы посмотреть, что это такое. И если что-то важное, вернуть владельцу.В целом история, поведанная Васей Константиновым, напоминала рассказ «Так поступает пионер». Из нее выходило, что каждый его поступок был продиктован чувством глубочайшего благородства.– У вас есть вопросы к обвиняемому?– Есть. – Кол устроился поудобнее и, глядя прямо в глаза супостату, спросил:– А почему, найдя документы, вы не обратились в милицию? Почему поехали в порт? Почему пытались получить по накладным фрукты на себя, почему назвались представителем фирмы «Олеся»?– Это ложь, – спокойно заявил Константинов. – Я приехал в порт только для того, чтобы отдать документы. Это была моя единственная цель.– Но секретарь подтвердит! – воскликнул Кол.– Я тоже думаю, что подтвердит. – И Василий самодовольно улыбнулся.– Константинов, у вас есть вопросы к Шакутину?– Пожалуй, есть, – кивнул Василий с усмешкой, – хотя, повторяю, вижу этого человека впервые в жизни. Ты насчет головы не проверялся?– Константинов, последнее предупреждение! Потерпевший, на этот вопрос можете не отвечать.На некоторое время в кабинете воцарилось молчание, которое нарушал лишь стук пальцев по клавишам компьютера – Самарин оформлял протокол перекрестного допроса.– Ознакомьтесь. Подпишитесь вот здесь. «С моих слов записано верно». Число не забудьте.– У меня есть еще нечто вроде вопроса к Константинову, – сказал Кол, поставив число и подпись, – это не для протокола. Можно спросить?– Спрашивайте.– Слушай, будь человеком, отдай кейс. Ты все равно не сможешь им воспользоваться. Отдай кейс, заявление заберу.– Я вообще не понимаю, о чем он говорит, – пожал плечами Василий и встал. – Больной какой-то. Можно идти, гражданин следователь? – спросил он у Дмитрия.– Идите. Но подписку с вас никто не снимал. Поняли?Когда дверь за Василием закрылась, Кол обратил на следователя взор, полный скрытой мольбы:– Гражданин следователь, это он! Я в этом абсолютно уверен. Безусловно он.Надо найти проводника он подтвердит. И потом – отпечатки! Вот главная улика.– Честно говоря, – Самарин отвернулся от монитора и посмотрел на Кола, – я вам верю. Скорее всего так оно и было, как вы говорите. Он ехал с вами в купе, обокрал вас, потом пытался извлечь выгоду из документов. Но… – он улыбнулся, как показалось Шакутину, немного виновато, – все это надо еще доказать. А это, боюсь, будет не так легко. Посмотрим, что покажет экспертиза.– Но разве ее еще не закончили?– По-моему, бутылку еще никуда не отправляли… – также невесело улыбнулся Самарин, – во всяком случае, сегодня, когда я получал дело, она была на месте – в сейфе.– И то хлеб! – воскликнул Кол.– Да, – очень серьезно согласился Самарин, – потерять вещдоки – это у нас первое дело.В кабинет заглянула Катя Калачева.– Вернулась, – радостно заявила она.– Сейчас, Катюша, подожди. Последний вопрос к вам, Николай Георгиевич, что за кейс, о котором вы говорили?– Мой кейс, – уныло ответил Кол, вспомнив о статье УК, – там у меня были… Вещи всякие, смена белья.– И он его украл? Кол нехотя кивнул.– И ничего ценного?– В денежном смысле нет, – нашелся Кол. – Там были вещи, которые имеют ценность лично для меня. Семейные реликвии.– Ничего интересного, Дмитрий Евгеньевич, – заявила Катя, когда дверь за Колом закрылась.Как и ожидал Самарин, никто из сотрудников Института славяноведения не сказал ничего, что могло бы помочь следствию. Глеб Сергеевич Пуришкевич был обычным сотрудником. В конфликты с начальством не вступал, плановые работы сдавал с разумным опозданием, дисциплину не нарушал и в пьянстве замечен не был. Большую часть присутственных дней проводил в библиотеке.О его личной жизни также удалось узнать не слишком много. Пуришкевич никогда не был женат и являлся, как выразилась моложавая дама в канцелярии, «очень преданным сыном». Бурных романов за ним не числилось, хотя был период, когда он начал проявлять внимание к юной библиотекарше Вике! Это проявлялось в том, что он на Восьмое марта принес ей цветы, а однажды во время обеденного перерыва даже пригласил в кафе «Мишень». Впрочем, это ухаживание так ни во что и не вылилось и Вика благополучно вышла замуж за другого сотрудника.– Нереализованные сексуальные потребности, диктат со стороны матери, невозможность преодолеть комплексы, – заключила Катя.– Все это напиши и сдай Березину.– Березину?– Теперь это дело ведет он.– А Вера?– О ней мне.– Девочка с такими приметами в последние дни никуда не поступала.Дверь четвертой палаты открылась, однако это был не врач, а дежурная медсестра.– Пуришкевич здесь? – спросила она.– Здесь, здесь, – встрепенулась Софья Николаевна.– Звонили снизу, там к вам срочно посетитель. Вы сможете спуститься?То, что произошло в следующую секунду, наблюдали разве что жители древней Иудеи, присутствовавшие при чудесах, творимых святыми. Умирающая женщина поднялась, ловко сунула ноги в тапочки и понеслась вниз по лестнице, забыв о существовании лифта.Однако это оказался не Глеб. Внизу у гардероба стоял незнакомый молодой мужчина в черной замшевой куртке.– Вы Софья Николаевна Пуришкевич?– Я, – ответила старая женщина, чувствуя, как подкашиваются ноги. – Извините, – сказала она и села на стул.– Успокойтесь, – сказал молодой человек, – я старший следователь транспортной прокуратуры Самарин Дмитрий Евгеньевич. Ваш сын задержан и находится сейчас в КПЗ отделения милиции Ладожского вокзала.– Господи, – только и смогла выдохнуть мать. – 3а что? Что он сделал? – И тут же добавила:– Это какая-то ошибка.– Вы так в нем уверены? – спросил следователь.– В своем сыне я уверена, как в самой себе, – твердо заявила пожилая дама.– Хотел бы я разделять вашу уверенность…– Но что же он совершил?– Обвинение ему пока не предъявлено, – уклончиво ответил Самарин. Очень не хотелось брать на себя роль горевестника и объявлять матери, что ее .сын подозревается в том, что он насильник, убийца и сексуальный маньяк.– Я пока ничего не могу сообщить. Это делается в интересах следствия. Но я хотел бы вам заедать несколько вопросов. Ваш сын Глеб… Что он собой представляет? Другими словами, что он за человек?Софья Николаевна растерялась. Трудно оценивать своих близких, посмотрев на них со стороны.– Ну, он хороший сын. У меня не было с ним больших хлопот, хотя жили мы тяжело. Его отец рано умер…– Он не был женат?– Нет.– И что же он у вас такой… Инфантильный.Дмитрий подобрал явно неверное слово, но иначе было не выйти на нужную тему.– Вовсе не инфантильный, – возмутилась мать, – почему вы так решили? Что он не бросается на любую вертихвостку? Это оттого, что он серьезный, ответственный и уважительно относится к женщине. Я имею в виду Женщину с большой буквы.«С вами все ясно, – подумал Дмитрий, – интересно, есть ли на свете еще такие, кроме вас самой. Тут и Агния, пожалуй, выйдет вертихвосткой».– Друзья были у него?– Конечно. У Глеба всегда были прекрасные друзья. Приходили к нам домой, я с ними любила разговаривать. Хорошие мальчики. Сейчас разбрелись кто куда.«Значит, близких друзей нет. На работе то же самое».Разговор шел в том же духе. Все, что говорила мать Пуришкевича, прекрасно укладывалось в схему, сложившуюся у Дмитрия в голове. Это и радовало, и не очень. Слишком уж все гладко.– Так что же все-таки сделал мой сын? – спросила Софья Николаевна.– Пока не имею права вам отвечать. Через два дня ему либо предъявят обвинение, либо выпустят. Дело сначала вел я, потом его передали следователю Березину. Вот его телефон. Позвоните через пару дней. – Дмитрий протянул бумажный квадратик.– Почему поменяли следователя? – насторожилась мать.– Это наши внутренние дела, – уклончиво ответил Самарин. – До свидания.Он сделал шаг к выходу и обернулся. Мать убийцы не двинулась с места и пристально смотрела на него.– С моим сыном что-то серьезное? – прошептала она. – Не обманывайте меня.Я чувствую.– Я ничего… – начал было Дмитрий, но осекся под ее взглядом.«Возможно, она так никогда и не поверит… Мать есть мать. А вдруг действительно ошибка?» Не сам ли Дмитрий недавно говорил об этом Кате?– Софья Николаевна, – неожиданно для себя сказал он, – подумайте, нет ли у вас знакомых в адвокатуре? Может быть, вам связаться с кем-нибудь из них.Больше ничего посоветовать не могу. Простите.– Погодите, – сказала она, видя, что следователь уходит. – Вы видели его?Глеба?– Да, я его допрашивал.– Как он?– Как он? – Самарин вспомнил Пуришкевича во время утреннего допроса. – Держится неплохо. Я бы сказал – с чувством собственного достоинства.– Это – да, – кивнула мать, – Глеб уважает других, но уважает и себя.Больше у Дмитрия не было сил видеть это лицо с посеревшими губами. Он попрощался, надел шапку и, не оглядываясь, вышел.– Он не виноват! Вы сами убедитесь! – услышал он за своей спиной.«А ведь она права, у него есть чувство собственного достоинства. Его не так легко сломать, как считает Гусаков», – думал Самарин, притопывая ногами на трамвайной остановке на улице Лебедева. Он бы сэкономил время, если бы поехал на метро, но останавливала мысль о том, что придется делать крюк.Наконец пригромыхал нужный номер. "А если все-таки ошибка? – подумал Самари! влезая на подножку; а потом, уже расплачиваясь кондуктором:– Все-таки разжалобила, старая карга"– Господи, Дмитрий, опять тебя! Не дадут поужинать спокойно. – Агнесса скривилась. Это был верный знак – звонит не женщина. Самарин молниеносно выбрался из-за стола.– Дмитрий Евгеньевич, я из Покровской больницы, – зазвучал в трубке голос Никиты Панкова, – хотел тут уточнить насчет Пучкиной и других пропавших.– Ну и что ты надыбал? Что потерпевший? Та действительно нанесение особо тяжких?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51