Когда вы последний раз занимались онанизмом?
— Здравствуйте, г-н Ульянов, — испуганно пролепетал император.
Он тут же понял, что допустил оплошность. Ульянов, однако, этого не заметил. Во-первых, он уже не помнил, под какими именами полковник знал его десять лет назад. Во-вторых, он был уже крепко поддат. Наконец, the last but not the least, Ульянов по-прежнему считал, что имеет дело с обыкновенным полковником, и не придавал этому знакомству серьезного значения.
— Ну, пойдемте выпьем за встречу, — предложил он, — а заодно поведаете мне, почему этот сучий потрох, которого вы, помнится, так любили, до сих пор не произвел вас в генералы.
«В конце концов, выпить можно и с ним,» — подумал полковник Бздилевич. Он уже и сам собирался заглянуть куда-нибудь, снять напряжение.
В этот момент император обратил внимание на какого-то низкорослого субъекта в идиотской красной шапке, стоявшего невдалеке и как-будто наблюдавшего за ним. Император, впрочем, отметил это про себя совершенно машинально и тут же об этом забыл.
Ульянов переложил чемодан в левую руку, а под правую взял полковника и потащил его на Караванную, в любимую розливуху Воровского. Это была типичная петербургская винница с огромным залом в форме прямоугольника, две короткие стороны которого были выкрашены в зеленый цвет, а длинная утопала в бутылках, и вдоль нее тянулась дубовая неполированная стойка. Дым, стоявший коромыслом, не забивал аппетитный смешанный запах портвейнов, многочисленные посетители весело суетились за чрезмерно высокими и оттого крайне неудобными столиками, в углу спал какой-то интеллигент в дешевой шубе — одним словом: было грязновато, хмыревато и славно.
Истинный наследник престола предложил взять водки. Узурпатор изъявил желание ограничиться портвейном. Ульянов не стал спорить, поставил чемодан на пол и отправился к стойке, откуда вскоре вернулся с двумя полными стаканами «Дербента» и парой конфеток.
Полковник держался несколько напряженно. Ульянов выпил (полковник, впрочем, тоже), закусил орешком в шоколаде, помял немного фантик и спросил:
— Разрешите осведомиться, дорогой полковник, а как вы относитесь к режиму?
«Крайне подозрительный тип!» — подумал император и ответил вопросом на вопрос:
— А это так важно?
— От этого зависит все! — безапеляционно заявил Ульянов.
— Режим ниспослан нам богом, а посему мне крайне неприятны любые антирежимные настроения, — нагловато и, в то же самое время, трусовато ответствовал российский самодержец.
— Когда я говорю с вашим братом — я имею в виду аристократов, военных, судейских, купчишек, попов, псевдоинтеллигентов — мне становится страшно за рассудок и нрав! — с болью в голосе произнес Ульянов. — На днях мне даже пришлось начистить рыло одному фабриканту.
«Барсукевич прав, — подумал узурпатор. — Этот субъект действительно очень опасен. Похоже, правда, он не знает — кто я такой, но все равно очень опасный тип. И почему он с чемоданом? Кто это ходит по городу с такими чемоданами!? Он, что, сумасшедший! Не похоже. Тогда что у него в чемодане? Может бумаги, подтверждающие его права? Это очень похоже на правду».
— Еще по одному? — с энтузиазмом предложил Ульянов.
— Да-да! — не без удовольствия поддержал полковник. Желание выпить пересиливало все его страхи. — Только теперь разрешите мне вас угостить.
— Разрешаю! — великодушно согласился Ульянов и похлопал полковника по щеке. — Скоро у нас, вообще, все будет разрешено!
«Что он имеет в виду? — ужаснулся узурпатор. — Очень, очень опасный человек!»
У истинного наследника началась икота.
По пути к стойке полковник Бздилевич внезапно сообразил, что в таком чемодане вполне могла быть бомба. И это было похоже на правду! Или все-таки бумаги? Полковник терялся в догадках, у него даже начали трястись руки, и на обратном пути он едва не расплескал вино.
— Что это вы взяли? — спросил Ульянов. — Это же «Рубин»!
— «Рубин», — подтвердил император.
— С вами того и гляди блеванешь, полковник! — недовольно сказал Ульянов. — До того, как вас встретить, я пил водку, вы меня сбили с пути истинного, а теперь еще и вина мешаем.
— Я люблю мешать, — сказал полковник Бздилевич и с удовольствием принял стакан.
— Я и в былые годы замечал за вами дурные наклонности, полковник.
После смешения вин Ульянова сразу замутило, он замахал руками перед своим носом и поспешил в уборную.
Полковник остался наедине с вожделенным чемоданом. Момент был решительный. Он колебался недолго. Да и некогда было колебаться. Опасливо озираясь по сторонам, император устремился к выходу, унося с собой чемодан и лишая тем самым Ульянова запасов чистого белья и носовых платков. Уходя, император с ужасом заметил того самого типчика в идиотской красной шапке. Типчик стоял за столиком в дальнем углу и пристально смотрел на узурпатора. «Неужели хвост!?» — подумал император, выскакивая из винницы и бегом устремляясь к Невскому проспекту.
Ульянов проблевался, вернулся, обнаружил пропажу и долго не мог поверить собственным глазам. Он даже выглянул на улицу — посмотрел, не вышел ли полковник подышать свежим воздухом, но в конце концов ему пришлось смириться с фактом, что полковник сбежал и зачем-то прихватил его личные вещи.
Ульянов переживал нелегкую минуту. Как обычно — после рвоты опьянение пошло на убыль, причем исход хмеля из организма сопровождался лихорадочным ознобом. Наследник престола почувствовал себя очень одиноким и несчастным: жена в Саблино, любовница на Украине, Анжелика отвергла его притязания, теперь еще шмотки пропали.
Он вышел на улицу. В доме напротив располагались меблированные комнаты «Париж». Ульянов хорошо знал это место, поскольку ранее неоднократно посещал здесь Воровского. Теперь он решил, что утро вечера мудреней, и лучшее, что он может сделать, — это переночевать пока в «Париже». Ему было известно, что здесь никогда не требуют документов, и можно вселиться под вымышленным именем, а именно этого требовало его нелегальное, отныне, положение. Шутки ради Ульянов решил представиться полковником Бздилевичем.
Он перешел темную и неширокую Караванную улицу и отворил массивную входную дверь…
Следом за истинным наследником престола улицу перебежал и низкорослый мужичонка в идиотской вязаной шапке красного цвета. У дверей он однако замешкался: вероятно встреча с Ульяновым возле стойки портье не входила в его планы. Пока он пережидал, из под одинокого, тускло светившего фонаря ему навстречу вышел высокий человек, одетый во все черное.
— Добрый вечер, г-н Коба, — ледяным тоном произнес черный человек.
— Здравствуйте, — пробормотал Коба, — но я вас не знаю.
— Зато я вас знаю, — последовал ответ. — И знаю — с какой целью вы стремитесь проникнуть в «Париж».
— Я ищу там ночлег.
— Вы лжете! Откажитесь от своего гнусного намерения — вам все равно не одолеть этого человека.
— Я знаю, — покорно ответил Коба.
— И еще! Не препятствуйте естественному ходу истории. Он вам выгоден. Даже если вам придется пройти через Сибирь!
— Но откуда вам это известно?
— Так утверждают звезды!
— Но кто вы? — спросил изумленный Коба.
Ответа не последовало. Сергей Николаевич Путятин уже исчез под аркой.
Обуреваемый страхами и сомнениями, Коба все же вошел в «Париж». Ему повезло: прямо за дверью, еще оставаясь незамеченным, он успел подслушать конец разговора Ульянова с портье, из чего ему стало известно, что Ульянов вселился в комнату No 16. Едва Ульянов удалился, Коба подошел к стойке и осведомился — свободна ли комната за номером семнадцать. Молодой, нагловатого вида портье утвердительно кивнул и спросил:
— Ваше имя, сударь?
— Князь Дадьян Мингрельский, — отрекомендовался Коба.
Портье подозрительно оглядел видавший виды полушубок и идиотскую красную шапку «князя», но ничего не сказал.
Получив ключ, Коба поднялся на второй этаж. Как он и рассчитывал, семнадцатый номер располагался по соседству с шестнадцатым. Коба вошел в свою комнату, сел за стол и задумался.
Ему вспомнились недавние предостережения неизвестного человека в черном, а также широкие плечи и толстые, поросшие рыжеватой шерстью руки Ульянова. Даже длинный кавказский кинжал, спрятанный под полой полушубка не добавлял Кобе уверенности в себе.
Казалось бы, что может быть проще: постучаться посреди ночи в комнату к Ульянову и вспороть ему брюхо кинжалом. Даже приятно — Коба всегда ненавидел русских! Конечно, может подняться шум, но ведь Барсукевич обещал замять это дело в случае необходимости. И наверняка замнет: начальник охранного отделения отнюдь не заинтересован в огласке этого происшествия. И все-таки Коба боялся. Боялся он прежде всего самого Ульянова.
Помыслив еще какое-то время, Коба разделся и лег в постель. Он решил пока поспать, а делом заняться на рассвете. Он даже придумал оправдание такому плану действий: утром из «Парижа» будет легче уйти незамеченным. Конечно Ульянов может проснуться раньше его и куда-нибудь уйти, но Кобу это не сильно смущало. По правде говоря, в глубине души он этого даже хотел.
Коба лежал в темноте, с закрытыми глазами, но сон не приходил. Тревожные мысли одолевали. Временами он задремывал, но ненадолго и неспокойно. Порой ему казалось, что он еще совсем не спал, порой — он не был в этом уверен и думал, что утро уже не за горами. Он ждал утра и одновременно боялся его наступления.
Вдруг он услышал гром. «Должно быть — сон», — подумал Коба. Он был уверен, что в декабре гроз не бывает. Но гром продолжал греметь. Коба испугался. Ему припомнились картинки из детства: во время тех южных гроз вечно пьяный отец всегда жестоко избивал мать. Отец казался тогда Кобе страшным и сильным, хотя, вероятно, старый пьяница просто боялся грозы. С тех пор Коба тоже боялся гроз. Даже во сне! Гром продолжал греметь. Затем сверкнула молния, да так ярко, что осветила Кобину комнату.
Коба проснулся и сел на кровати.
Стена, разделявшая шестнадцатую и семнадцатую комнаты, рухнула. Свет, зажженный соседом, теперь освещал и Кобин номер. За обломками стены стоял невысокий, атлетически сложенный человек с толстыми, поросшими рыжеватой шерстью руками.
* * *
Ранним утром, когда Адольф Арнольдович Барсукевич явился на службу, его уже ждала агентурная записка следующего содержания:
«Ваше Превосходительство, Сегодня, около десяти часов вечера, в комнату No 16 вселился человек, назвавший себя полковником Бздилевичем. Парижский декабря 22 года 1905 от Рождества Христова.»
Ознакомившись с сиим посланием, Адольф Арнольдович незамедлительно вызвал к себе в кабинет капитана Жмуду.
— Тадеуш Каллистратович! — распорядился Барсукевич.
— Возьмите с собой столько человек, сколько считаете необходимым, и немедленно отправляйтесь на Караванную в меблированные комнаты «Париж». Там в шестнадцатом номере со вчерашнего вечера проживает человек, назвавший себя полковником Бздилевичем.
— Слушаюсь, ваше превосходительство! — вытянулся по швам Жмуда.
— Отправляйтесь туда немеленно, — продолжал генерал.
— Нельзя терять ни минуты. Если это окажется тот человек, которого мы разыскиваем, вам надлежит доставить его сюда живым или, в крайнем случае, мертвым.
— Слушаюсь, ваше превосходительство! — повторил Тадеуш Каллистратович.
И через несколько минут шестерка верховых во главе с капитаном Жмудой уже мчалась во весь опор по Петербургской стороне в направлении Троицкого моста.
* * *
Конный отряд жандармов еще только переправлялся на Городскую сторону, когда г-н Ульянов уже входил в популярное во все времена невское кафе «Норд», чтобы позавтракать и в спокойной обстановке спланировать свои дальнейшие действия.
Гладко выбритый (утром он пожертвовал своей излюбленной бородкой ради конспирации), элегантно одетый, налегке (после пропажи чемодана ему еще только предстояло обзавестись личными вещами) — Ульянов совсем не походил на нелегала. Он выглядел респектабельно, держался уверенно и спокойно и скорее мог сойти за университетского профессора, нежели за революционера.
Он занял небольшой столик у окна и попросил крабовый салат, маринованную миногу, а также пару бутылок светлого австрийского пива. Как много славных мест в Петербурге, подумал он, и как жаль, что ему вновь предстоит разлука с любимым городом. Он еще надеялся на лучшее, но уже предчувствовал неизбежность новой эмиграции.
Ульянов вкусно ел и с удовольствием пил пиво, не обращая особого внимания на окружающих. Незнакомому с Петербургом читателю сообщим, что «Норд» — очень большое и оживленное кафе, где нетрудно разминуться со знакомым, а назначая там встречу, лучше предварительно согласовать с приятелем — в какой части зала вы будете его ждать. Так и в то утро некоторые из знакомых Ульянова завтракали в «Норде», но «средь шумного бала» не разглядели нашего героя.
* * *
Как уже известно читателю, жандармы прибыли на Караванную слишком поздно. Когда они ворвались в «Париж», навстречу им по лестнице в вестибюль спускался портье. Он тащил за ухо плачущего Кобу и изощренно матерился.
Капитан Жмуда знал в лицо агента Парижского и, не мешкая, обратился прямо к нему.
— Почему вместо того чтобы заниматься делом, вы водите людей за уши?
— А что мне его за хуй водить прикажете?
— Что!? — заорал Жмуда, с удовольствием ударяя портье по морде. — Докладывайте ситуацию, болван!
— Осмелюсь доложить, г-н капитан, — отвечал портье,
— ваш полковник проломил стену и удрал!
— Какую стену, идиот?
— Стену, соединявшую его номер с номером вот этого прохвоста.
— Что здесь происходит, Кавказец? Может вы можете объяснить?
— Господин Ульянов занимался утренней гимнастикой и случайно проломил при этом стену, — плачущим голосом доложил Коба. — Потом он сказал, что надо сваливать и ушел.
— Совершенно невозможно работать! — воскликнул Тадеуш Каллистратович. — Два агента торчат здесь одновременно, а толку чуть!
Портье с недоумением посмотрел на Кобу. Он не мог поверить, что этот зверек тоже агент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16