Его появление и звук его голоса сразу ободрили меня. Под
защитой Оцеолы нам нечего было больше бояться. Внутренний голос
подсказал мне, что явился наш избавитель.
Вскоре его намерения стали ясны. Он остановился прямо
против нас, сошел со своего великолепного черного коня, так же
богато убранного, как и он сам, и, бросив поводья первому
попавшемуся воину, подошел ко мне. Его осанка была
величественна, его наряд -- живописен и красочен. И снова я
увидел, на этот раз по праву украшавшие гордую голову, три
страусовых пера, которые так часто обманывали мое воображение.
Подойдя к нам, Оцеола остановился и пристально взглянул на
нас. Он мог бы улыбнуться, видя нас в таком нелепом положении,
но в его лице не было и тени легкомыслия. Наоборот, он был
серьезен, и в его глазах светилось сострадание. Мне даже
показалось, что он опечален.
Несколько минут он стоял неподвижно и безмолвно. Он
переводил взгляд с меня на моего товарища, как бы стараясь
различить нас. Это было нелегко: дым, пот и зола сделали нас
похожими друг на друга. Нас трудно было узнать.
В эту минуту Маюми тихо приблизилась к Оцеоле и что-то
шепнула ему на ухо. Затем она снова вернулась ко мне,
опустилась на колени и коснулась моих висков своими нежными
руками.
Никто не слыхал слов Маюми, кроме молодого вождя. На него
они произвели магическое действие: он весь преобразился. Его
глаза гневно сверкнули, и печальный взор уступил место
яростному взгляду. Обратившись к желтому вождю, он прошептал
одно слово:
-- Дьявол!
Затем он несколько секунд молча и в упор смотрел на
мулата, как будто желая испепелить его своим взглядом. Мулат
старался отвести глаза от этого пристального взгляда, дрожал,
как лист, и молчал.
-- Дьявол и негодяй! -- продолжал Оцеола, не меняя ни
тона, ни позы. -- Вот как ты выполнил мое приказание? Разве
этих людей я велел тебе взять в плен? Подлый изменник и раб!
Кто разрешил тебе эту огненную пытку? Кто научил тебя? Уж
конечно, не семинолы. Ты и твои негодяи действовали,
прикрывшись их именем. Ты опозорил имя семинолов! Клянусь духом
Уикомэ, мне следовало бы поставить тебя на место тех, кого ты
здесь мучил, и сжечь тебя так, чтобы осталась одна зола! Но я
дал себе слово никогда никого не пытать. Убирайся прочь с моих
глаз!.. Впрочем, нет, стой! Ты еще можешь мне понадобиться...
И, закончив свою речь этими неожиданными словами, молодой
вождь снова повернулся ко мне.
Мулат не произнес ни слова, но в его глазах можно было
ясно прочесть желание отомстить. Мне показалось, что он смотрит
на своих свирепых приспешников, как будто приглашая их
вмешаться. Но они знали, что Оцеола пришел не один: из леса
доносился конский топот. Очевидно, там, недалеко, находились
воины Оцеолы. Стоило ему крикнуть: "Ио-хо-эхи!" -- и они пришли
бы к нему на помощь, прежде чем смолкнет эхо.
Вероятно, сообразив все это, желтый вождь молчал. Одно
слово, сказанное в это мгновение, могло бы погубить его.
Мрачный, нахмуренный, он оставался безмолвным.
-- Освободить их! -- приказал Оцеола, обращаясь к бывшим
могильщикам. -- Да смотрите действуйте лопатами осторожнее!
Боюсь, что я прибыл чуть ли не в последний момент!.. Я был
далеко, Рэндольф, -- обратился он ко мне, -- но когда узнал о
том, что произошло, я мчался, как ветер. Вы тяжело ранены?
Я пытался поблагодарить его и уверить, что рана моя
неопасна, но голос у меня так ослабел и охрип, что был еле
слышен. Чья-то сострадательная рука подала мне прохладительное
питье; я почувствовал прилив сил, отдышался и скоро мог начать
говорить.
Нас быстро откопали. Наконец-то мы снова были свободны и
стояли на земле!
Первым моим движением было броситься к сестре. Но, к моему
удивлению, Оцеола удержал меня.
-- Потерпите! -- сказал он. -- Потерпите немного. Маюми
пойдет и скажет ей, что вы вне опасности... Смотрите, она уже
знает это... Маюми, пойди к мисс Рэндольф и подтверди, что ее
брату уже больше ничего не грозит. Сейчас он придет к ней.
Пусть она подождет его еще минуту... Иди же, сестра, и успокой
ее! -- Затем он обратился ко мне и шепотом добавил: -- Ее туда
нарочно посадили. Пойдемте, я покажу вам одну вещь, которая вас
очень удивит. Нельзя терять ни минуты! Я слышу сигналы моих
разведчиков. Еще минута -- и будет уже поздно! Идем же! Идем!
Не возражая, я последовал за вождем, который быстро
направился к лесу. Он вошел в лес, но не стал углубляться
дальше, а остановился под прикрытием густой листвы, обратившись
лицом туда, где мы только что стояли.
Глава XCIV. СМЕРТЬ АРЕНСА РИНГГОЛЬДА
Я не имел ни малейшего представления о намерениях вождя и
о том, какое зрелище меня ожидало.
Сгорая от нетерпения, я спросил его об этом.
-- Новый способ добывать себе возлюбленную, -- ответил он
с улыбкой.
-- Но кто влюбленный? И кто предмет его страсти?
-- Терпение, Рэндольф, и вы все увидите. О, это редкое
зрелище, самый забавный и запутанный фарс!.. Он был бы просто
смешон, если бы в него не была вплетена трагедия. Вы все
увидите. Только благодаря верному другу я узнал об этом и
сейчас сам увижу все это собственными глазами. И тем, что я
здесь, и тем, что мне удалось спасти вас (теперь это стало
ясно!), и, более того, спасением чести вашей сестры вы обязаны
Хадж-Еве!
-- Благородная женщина!
-- Тсс! Они близко. Я слышу топот копыт. Раз, два, три...
Да, это, должно быть, они. Взгляните-ка туда!
Я взглянул в указанном направлении. Небольшая группа
всадников выехала из лесу и стремительным галопом понеслась к
поляне. Пришпорив лошадей, они с громкими криками мчались
вскачь прямо в середину лагеря. Домчавшись до него, они
разрядили свои пистолеты в воздух и, продолжая кричать,
поскакали к противоположной стороне поляны.
Это были белые, что меня крайне удивило. Но еще больше
меня удивило то, что я их знал. По крайней мере, мне были
знакомы их лица... Эти люди -- самые отъявленные негодяи из
нашего поселка. Но третий сюрприз ожидал меня, когда я
пристальнее вгляделся в их предводителя. Его-то я знал очень
хорошо: это был сам Аренс Ринггольд!
Не успел я оправиться от третьей неожиданности, как меня
уже ожидала четвертая. Негры и индейцы ямасси, по-видимому
испугавшись этого нападения, разбежались и попрятались в кусты.
Они громко вопили и, удирая, тоже стреляли из пистолетов в
воздух.
Тайна за тайной! Что все это значило?
Я собирался уже снова обратиться с вопросом к своему
другу, но заметил, что он занят и, видимо, не хочет, чтобы его
отвлекали. Он осматривал ружье, как бы проверяя прицел.
Снова взглянув на поляну, я увидел, что Ринггольд подъехал
к моей сестре и остановился. Я слышал, как он назвал ее по
имени и произнес несколько любезных фраз. Он приготовился сойти
с лошади, в то время как его спутники продолжали с криками
носиться по поляне и стрелять в воздух.
-- Его час пробил, -- произнес Оцеола и бесшумно двинулся
вперед. -- Давно уж он заслуживает кары, и наконец она
свершится!
С этими словами он вышел на открытое место.
Я видел, как он поднял ружье. Дуло его было направлено
прямо на Ринггольда. В следующее мгновение раздался выстрел.
Пронзительное восклицание "Кахакуине!" сорвалось с губ Оцеолы.
Лошадь Ринггольда бросилась в сторону с пустым седлом, а сам он
свалился на траву и начал судорожно биться.
Среди его спутников раздались крики ужаса. Не сказав ни
слова ни своему раненому предводителю, ни человеку, стрелявшему
в него, они мгновенно скрылись в кустах.
-- Прицел был неточен, -- холодно заметил Оцеола: -- он
еще жив. Я слишком многое перенес по вине этого негодяя, но
все-таки я пощадил бы его, если бы не данная мною клятва.
Клятву я должен сдержать! Он умрет!
С этими словами он бросился к Ринггольду, который уже
приподнялся и пытался уползти в кусты, словно еще надеясь
спастись. У негодяя вырвался дикий вопль ужаса, когда он
увидел, что грозный мститель настигает его. Последний раз в
жизни я услышал его голос.
В несколько прыжков Оцеола очутился рядом с ним. Длинный
нож сверкнул в воздухе и опустился с такой быстротой, что едва
можно было различить удар.
Это был смертельный удар. Ноги Ринггольда подкосились, и
он рухнул мертвым на том самом месте, где его настиг Оцеола, --
его застывшее тело так и осталось скорченным.
-- Это четвертый и последний из моих врагов, -- промолвил
вождь, возвращаясь ко мне. -- Последний, кому я поклялся
отомстить!
-- А Скотт? -- спросил я.
-- Это третий, и он был убит вчера вот этой рукой... До
сих пор, -- продолжал Оцеола после минутного молчания, -- я
сражался, чтобы отомстить, и я отомстил. Я удовлетворен, и
теперь... -- Последовала большая пауза.
-- И теперь? -- машинально переспросил я.
-- Теперь мне все равно, когда они убьют меня!
Произнеся эти странные слова, Оцеола опустился на упавшее
дерево и закрыл лицо руками. Я понял, что он не ждет
возражений.
В голосе Оцеолы звучала грусть, как будто какая-то
глубокая, неодолимая скорбь таилась в его сердце. С ней нельзя
было совладать, ее нельзя было смягчить словами утешения. Я уже
давно заметил это. В такую минуту лучше всего было оставить его
одного, и я тихо отошел в сторону.
Через несколько секунд сестра была уже в моих объятиях. А
рядом Черный Джек утешал Виолу, прижимая ее к своей черной
груди.
Его старого соперника нигде не было видно. Во время
ложного нападения Желтый Джек последовал примеру своих
подчиненных и скрылся в лесу, и, хотя теперь большая часть их
возвратилась в лагерь, желтого вождя и след простыл.
Его отсутствие возбудило у Оцеолы подозрение. Энергия и
решимость вернулись к нему. Он созвал своих воинов и отправил
нескольких человек на поиски мулата. Но они нигде не нашли его
и прискакали обратно. Один из воинов объяснил, в чем дело: у
Ринггольда было пять спутников, а внимательно всматриваясь в
дорогу, индеец обнаружил следы шести лошадей.
Это известие, по-видимому, произвело на Оцеолу не очень
приятное впечатление. Он вновь отправил воинов на поиски и
приказал во что бы то ни стало доставить к нему мулата живым
или мертвым.
Строгость, с которой был отдан этот приказ, говорила о
том, что Оцеола начал сомневаться в верности Желтого Джека.
Воины, по-видимому, разделяли подозрения своего вождя.
Партия патриотов, много претерпевшая за последнее время,
значительно уменьшилась. Несколько небольших племен, уставших
от войны и доведенных голодом до отчаяния, последовали примеру
племени Оматлы и прекратили сопротивление. До сих пор индейцы
одерживали победы во всех схватках. Но они не понимали, что
белые имеют решающее превосходство в силах и, рано или поздно,
окончательная победа будет за ними. Чувство мести за долгие
годы несправедливости и угнетения сначала вдохновляло их, но
они отомстили полной мерой и удовлетворились этим. Любовь к
родине, привязанность к земле своих предков, чувство
патриотизма -- все это было брошено на одну чашу весов, а на
другой был ужас перед полной и неизбежной гибелью. И вторая
чаша перетянула.
Боевой пыл начал понемногу угасать. Уже шли переговоры о
мире. Индейцы вынуждены были сложить оружие и согласиться на
переселение в другие земли. Сам Оцеола не мог бы удержать свой
народ: семинолы все равно приняли бы условия мира. Да и вряд ли
он стал бы их удерживать. Одаренный исключительным даром
предвидения, он знал силу и особенности своих врагов. Он
предвидел все бедствия, которые могли бы обрушиться на его
соотечественников и его родину. Выбора не было!
Именно это предчувствие грядущих бед и явилось подлинной
причиной грусти, отпечаток которой лежал на всех его поступках,
на всех словах... А может быть, к этому примешивалась и
глубокая личная скорбь -- мучительная и безнадежная любовь к
девушке, которую он никогда не мог надеяться назвать своей
женой.
Я очень волновался, когда молодой вождь подошел к моей
сестре. Даже теперь я все еще был жертвой гнетущих подозрений и
следил за обоими с неослабевающим вниманием.
Но мои подозрения безусловно обманули меня. Ни Оцеола, ни
сестра не дали мне ни малейшего повода к беспокойству. Молодой
вождь держал себя скромно и вежливо. Во взгляде сестры можно
было прочесть только горячую благодарность.
-- Мисс Рэндольф, я должен просить у вас прощения за
сцену, свидетельницей которой вам пришлось быть. Но я не мог
позволить уйти этому человеку. Госпожа, он был не только вашим,
но и нашим величайшим врагом. С помощью мулата он разыграл это
ложное нападение, надеясь заставить вас стать его женой. Но
если бы ему это не удалось, он сбросил бы маску, и тогда... Мне
не надо говорить о том, что могло бы тогда произойти с вами...
Какое счастье, что я успел вовремя!
-- Благородный Оцеола! -- воскликнула Виргиния. -- Вы
дважды спасли жизнь и брату и мне. Как нам отблагодарить вас? У
меня не хватает слов... Я могу предложить вам только это слабое
доказательство нашей признательности.
Сказав это, она подошла к вождю и вручила ему сложенный
пергамент, который хранила у себя на груди.
Оцеола сейчас же узнал этот документ: это был акт на право
владения поместьем его отца.
-- Спасибо! -- сказал он с печальной улыбкой. -- Это
действительно доказательство бескорыстной дружбы. Но, увы!
Теперь оно опоздало. Та, которая больше всего на свете хотела
получить эти драгоценные бумаги, которая так стремилась
вернуться в свой любимый дом, уже больше не существует!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54