Медленно привыкал я к постоянной смене шока и апатии. Я уверял себя, что на
хожусь теперь в большей безопасности. Однако я понимал, что угроза сразу
возрастет, как только я окажусь вблизи Оснабрюка. Там были люди, которые з
нали меня.
Я купил себе чемодан, немного белья и разную мелочь, необходимую в дороге,
чтобы не возбуждать любопытства в гостиницах. Я еще не знал, как мне удаст
ся увидеться с женой, и каждый час менял свои планы. Надо было положиться н
а случай. Ведь я даже не знал Ц не примирилась ли-она теперь со своими род
ными, которые была ярыми сторонниками существующего режима. Может быть,
она вышла замуж за другого. Начитавшись газет, я упал духом: много ли надо,
чтобы поверить во все это, если читаешь одно и то же каждый день! А сравнив
ать было не с чем: иностранные газеты в Германии были под строгой цензуро
й.
В Мюнстере остановился в гостинице среднего пошиба. Не мог же я все ночи б
одрствовать и отсыпаться днем на скамейках. Рано или поздно пришлось бы
рискнуть и отдать в каком-нибудь немецком отеле паспорт для прописки. Вы
знаете Мюнстер?
Ц Немного, Ц ответил я. Ц Это не тот ли город с множеством церквей, где б
ыл заключен Вестфальский мир?
Шварц кивнул.
Ц В Мюнстере и Оснабрюке, после Тридцатилетней войны. Кто знает, сколько
продлится нынешняя!
Ц Если пойдет и дальше так, то недолго. Немцам потребовалось четыре неде
ли, чтобы завоевать Францию.
Подошел кельнер и объявил, что ресторан закрывается. Все посетители, кро
ме нас, уже ушли.
Ц Нет ли поблизости какого-нибудь другого заведения, которое еще откры
то? Ц спросил Шварц.
Кельнер сказал, что в Лиссабоне нет широкой ночной жизни. Когда Шварц дал
ему чаевые, он вспомнил, что есть одно заведение для избранных, русский но
чной клуб.
Ц Очень элегантный, Ц добавил он.
Ц Нас впустят туда? Ц спросил я.
Ц Конечно. Я просто хотел сказать, что там есть элегантные женщины. Всех
наций. Немки тоже.
Ц Долго ли бывает открыт клуб?
Ц Пока есть посетители. Теперь он всегда полон. Есть и немцы. Довольно мн
ого.
Ц Какие немцы?
Ц Просто немцы.
Ц С деньгами?
Ц Конечно, с деньгами, Ц кельнер засмеялся. Ц Ведь клуб не из дешевых. Н
о очень веселый. Скажите, что послал Мануэль, и вас больше ни о чем не спрос
ят.
Ц А разве вообще нужно что-нибудь говорить?
Ц Да, ничего! Просто портье запишет какое-нибудь вымышленное имя, и вы ст
анете членами клуба. Пустая формальность.
Ц Хорошо.
Шварц заплатил по счету.
Мы шли по улице с лестницами, которые вели вниз. Палевые дома спали, присло
нившись друг к другу. Из окон доносились вздохи, храп, дыхание людей, не зн
авших никаких забот о паспортах. Шаги отдавались яснее, чем днем.
Ц Электрический свет, Ц сказал Шварц. Ц Он вас тоже ошеломляет?
Ц Да. Трудно отвыкнуть от затемненной Европы. Все время думаешь, что кто-
то забыл повернуть выключатели и что вот-вот начнется воздушный налет.
Шварц остановился.
Ц Мы получили огонь в дар потому, что в нас было что-то от бога, Ц сказал о
н вдруг с силой. Ц И теперь мы прячем его, потому что убиваем в себе эту час
тицу бога.
Ц Насколько я помню, огонь не был подарен нам. Его украл Прометей, Ц возр
азил я. Ц За это боги наградили его неизлечимым циррозом печени. Мне каже
тся, это больше отвечает нашему характеру.
Шварц посмотрел на меня.
Ц Я уже давно не могу иронизировать, Ц сказал он. Ц И испытывать страх п
еред громкими словами. Когда человек иронизирует и боится, он стремится
принизить вещи.
Ц Может быть, Ц согласился я. Ц Но разве так уж необходимо, став перед н
есбыточным, повторять себе: оно невозможно? Не лучше ли постараться преу
меньшить его и тем самым оставить луч надежды?
Ц Вы правы. Простите меня, я забыл, что у вас впереди дорога. Разве тут есть
время думать о пропорциях вещей!
Ц А вы разве никуда не едете?
Шварц покачал головой:
Ц Теперь уже нет. Я снова возвращаюсь обратно.
Ц Куда? Ц спросил я удивленно.
Я не мог поверить, что он опять собирается в Германию.
Ц Назад, Ц сказал он. Ц Потом объясню.

3

Ночной клуб оказался типичным русским эмигрантским увеселительным зав
едением, каких после революции 1917 года множество возникло по всей Европе
Ц от Берлина до Лиссабона. Те же аристократы в качестве кельнеров, те же х
оры из бывших гвардейских офицеров, такие же высокие цены и та же меланхо
лия.
Как я и ожидал, там горели такие же, как и везде, матовые лампы. Немцы, о кото
рых говорил кельнер, конечно, не принадлежали к числу эмигрантов. Скорее
всего Ц шпионы, сотрудники германского посольства или представители н
емецких фирм.
Ц Русские успели устроиться лучше, чем мы, Ц сказал Шварц. Ц Правда, они
попали в эмиграцию на пятнадцать лет раньше нас. А пятнадцать лет несчас
тья Ц это кое-что значит. Можно набраться опыта.
Ц Это была первая волна эмиграции, Ц сказал я. Ц Им еще сочувствовали, д
авали разрешение на работу, снабжали бумагами, нансеновскими паспортам
и. Когда появились мы, сострадание мира было уже давно исчерпано. Мы были н
азойливы, как термиты, и не нашлось уже никого, кто поднял бы за нас голос. М
ы не имели права работать, существовать и к тому же не имели документов.
Очутившись здесь, я почувствовал себя не в своей тарелке. Причина заключ
алась, может быть, в том, что помещение было закрытым, а на окнах висели пор
тьеры. Ко всему тут было много немцев, и я сидел слишком далеко от дверей, ч
тобы ускользнуть, если понадобится. У меня уже давно выработалась привыч
ка всегда устраиваться возле выхода.
Я нервничал еще и потому, что больше не видел корабля. Кто знает, может быт
ь, он еще ночью поднимет якоря и уйдет раньше, чем указано, получив какое-н
ибудь предупреждение.
Шварц, казалось, почувствовал мое беспокойство. Он достал оба билета и по
дал их мне.
Ц Возьмите, Я не работорговец. Возьмите их и, если хотите, уходите.
Я смущенно посмотрел на него.
Ц Вы не так поняли. У меня есть время. Все время мира.
Шварц не ответил. Он ждал. Я взял билеты и спрятал.
Ц Я сел в поезд, который прибывал в Оснабрюк ранним вечером, Ц продолжа
л Шварц, словно ничего не случилось. Ц Мне вдруг показалось, что только т
еперь я перехожу границу. До этого была просто Германия. Теперь же со мной
заговорило каждое дерево. Я узнавал деревни, мимо которых шел поезд. Неко
гда, еще школьником, я с товарищами бродил по этим местам. Здесь я был с Еле
ной в первые недели нашего знакомства. Я любил все, что лежало вокруг, как
любил сам город, его дома и сады.
Раньше чувство отвращения и тоски сливалось во мне в какую-то тяжелую, да
вящую глыбу. Я словно окаменел. Все, что произошло, парализовало чувства и
мысли. Я даже не испытывал потребности анализировать прошлое. Я боялся э
того.
Теперь же заговорили вещи, которые стали частью ненавистного целого, хот
я не имели к нему никакого отношения.
Окрестности города не изменились. Все так же в сиянии спускающегося вече
ра стояли церковные колокольни, покрытые мягким зеленоватым налетом ст
арины. Как всегда, река отражала небо. Она сразу напомнила мне о тех времен
ах, когда я ловил здесь рыбу и грезил о приключениях в далеких странах. Мне
пришлось их потом пережить, но совершенно иначе, чем я некогда себе предс
тавлял. И луга с бабочками и стрекозами, и склоны холмов с деревьями и поле
выми цветами остались такими же. И юность моя лежала там погребенная или
Ц если хотите Ц увековеченная.
Я смотрел в окно поезда. Людей попадалось мало, а военных совсем не было ви
дно. Вечер медленно затоплял окрестные холмы. В крошечных садиках путевы
х обходчиков цвели розы, лилии и георгины. Они были такими же, как всегда,
Ц чума не уничтожила их. Они выглядывали из-за деревянных заборчиков та
к же, как во Франции. На лугах паслись коровы Ц так же, как они пасутся на шв
ейцарских лугах, Ц черные, белые, без знака свастики, с такими же кротким
и глазами, как всегда. Я увидел аиста на крыше крестьянского домика, он дел
овито щелкал клювом. И ласточки летали вокруг, как они летают везде. Тольк
о люди стали другими, я знал это.
Они вовсе не были перекроены все на один лад, как я представлял раньше. В к
упе входили, выходили и снова заходили люди. Чиновников было мало. Все бол
ьше простой люд Ц с обычными разговорами, которые я слышал и во Франции, и
в Швейцарии, Ц о погоде, об урожае, о повседневных делах, о страхе перед во
йной.
Они все боялись ее, но в то время как в других странах знали, что воины хоче
т Германия, здесь говорили о том, что войну навязывают Германии другие. Ка
к всегда перед катастрофой, все желали мира и говорили только об этом.
Поезд остановился. Вместе с толпой пассажиров я покинул перрон. Вокзал н
е изменился, только показался мне меньше, запущеннее, чем прежде.
Когда я вышел на привокзальную площадь, все, о чем я думал до сих пор, отлет
ело. Сгущались сумерки, было сыро, как после дождя. Я будто ослеп, и все во мн
е дрожало. Я знал, что теперь начиналось самое опасное, и в то же время был с
транно уверен, что со мной ничего не случится. Я шел словно под стеклянным
колпаком. Он защищал меня, но мог разлететься вдребезги в следующее же мг
новение.
Я вернулся в зал и купил обратный билет до Мюнстера. Жить в Оснабрюке я не
мог. Это было слишком опасно.
Ц Когда уходит последний поезд в Мюнстер? Ц спросил я кассира, который
восседал за своим окошечком, самоуверенный и неуязвимый, точно маленьки
й Будда. Лысина его блестела в желтом свете электрических ламп.
Ц Один Ц в двадцать два часа двадцать минут, другой Ц в двадцать три дв
енадцать.
Потом в автомате я взял перронный билет на случай, если вдруг понадобитс
я быстро исчезнуть. Конечно, на платформах прятаться трудновато, но зато
в Оснабрюке их три, можно выбрать любую, если надо быстро вскочить в отход
ящий поезд, а кондуктору просто сказать, что ошибся, уплатить штраф и сойт
и на следующей остановке.
Я, наконец, решил позвонить старому другу, который не был сторонником реж
има. По телефону я мог узнать, может ли он мне помочь. Позвонить прямо жене
я не осмелился, не зная, одна она или нет.
Я стоял в стеклянной телефонной кабине, держал в руках справочник и смот
рел на аппарат. Я перелистывал грязные, засаленные страницы с номерами т
елефонов, а сердце у меня так колотилось, что, казалось, слышался его стук.
Я все ниже наклонял лицо, чтобы нельзя было узнать меня.
Машинально я открыл страницу с моей прежней фамилией и увидел телефон же
ны. Номер остался тот же, но адрес был другой. Площадь Рисмюллерплац тепер
ь называлась Гитлерплац.
Когда я увидел адрес, мне показалось, что мутная лампочка в кабине вспыхн
ула в тысячу раз ярче. Я даже оглянулся Ц так сильно было ощущение, будто
я стою посреди глубокой ночи в ярко освещенном ящике или будто на меня на
правили луч прожектора. И опять безумие моей затеи пронизало меня и напо
лнило ужасом.
Я вышел из кабины и прошел через полутемный зал. На стенах висели плакаты
«Силы и радости»
фашистская спортивная организация
и рекламы немецких курортов. С ярко-синего неба угрожающе смотрел
и улыбающиеся жизнерадостные субъекты.
Подошло два поезда. Поток пассажиров ринулся вверх по лестницам. Человек
в форме войск СС отделился от толпы и направился ко мне.
Я не бросился бежать. Может быть, он имел в виду вовсе не меня? Однако он ост
ановился рядом.
Ц Простите, можно у вас прикурить? Ц спросил он.
Ц Прикурить? Ц переспросил я и быстро выпалил: Ц Да, да! Конечно! Вот спи
чки!
Я полез в карман.
Ц Зачем? Ведь у вас горит сигарета! Ц эсэсовец удивленно посмотрел на м
еня.
Я только теперь вспомнил, что курю, вынул изо рта сигарету и протянул ему.
Он приложил свою и затянулся.
Ц Что это вы такое курите? Ц спросил он с любопытством. Ц Пахнет, как пе
рвоклассная сигара.
Это была французская сигарета. Я захватил с собой несколько пачек, перех
одя границу.
Ц Подарок приятеля, Ц сказал я. Ц Французский табак. Привез из-за грани
цы. Мне он кажется слишком крепким.
Эсэсовец засмеялся.
Ц Лучше всего, конечно, совсем бросить курить, как фюрер, а? Но кому это под
силу, особенно в такие времена?
Он поклонился и ушел.
Шварц слабо усмехнулся.
Ц Когда я еще был человеком, который имел право ходить, куда ему заблагор
ассудится, я часто впадал в сомнение, читая в книгах описание ужаса. Там го
ворилось, что у жертвы останавливалось сердце, что человек врастал в зем
лю, как столб, что по жилам его пробегала ледяная струя и он обливался пото
м. Я считал это просто плохим стилем. Теперь я знаю, что все это правда.
Подошел кельнер.
Ц Могу предложить господам общество.
Ц Не надо.
Он наклонился ниже:
Ц Прежде чем отказаться совсем, может быть вы взглянете на двух дам возл
е стойки?
Я посмотрел на них. Одна показалась довольно элегантной. Обе были в вечер
них платьях. Лиц я не мог рассмотреть.
Ц Нет, Ц сказал я еще раз.
Ц Это вполне приличные дамы, Ц сказал кельнер. Ц Та, что справа, немка.
Ц Она вас прислала к нам?
Ц Нет, что вы, Ц возразил кельнер с заискивающей улыбкой. Ц Это моя собс
твенная идея.
Ц Хорошо. Предадим ее забвению. Принесите нам лучше чего-нибудь поесть.

Ц Что он хотел? Ц спросил Шварц.
Ц Сосватать нам внучку Маты Хари.
Мата Хари Ц немецкая разведчица эпохи пер
вой мировой войны, расстреляна в 1917 году по приговору французского суда
Вы, наверно, дали ему слишком много на чай.
Ц Я совсем еще не платил. Вам кажется, что это шпионки?
Ц Наверно. Правда на службе у самой могущественной международной орган
изации Ц денег.
Ц Немки?
Ц Одна из них, говорит кельнер.
Ц Вы думаете, она здесь для того, чтобы заманивать немцев?
Ц Едва ли. По части похищения людей сейчас используют русских эмигрант
ов.
Кельнер принес тарелку с бутербродами. Я заказал закуску, потому что поч
увствовал опьянение, а мне хотелось оставаться совершенно трезвым.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5