Стараясь смягчить ее, я сказал:
– Конечно, это не мое дело.
– Да, не ваше, – согласилась она. А потом спросила: – А это что?
Это был вызов по радио, вот что.
– Так отвечайте, – рявкнул Коченор через самолет, отрываясь от своего омлета.
Я обрадовался этому перерыву. Вызов только голосом, без изображения, и это меня немного удивило. Но я так и оставил. Больше того, я надел наушники, так как в моей природе осторожность в некоторых делах. В самолете не так уж много возможностей уединиться, и надо использовать их все.
Вызывала база. Женщина-сержант, связистка, я ее прозвал Литтлни*. Маленькие Колени. – Прим. перев.

Я раздраженно вздохнул, глядя, как Дорри садится рядом с Бойсом Коченором.
– Личное сообщение для тебя, Оди, – сказала сержант Литтлни. – Этот сагиб где-нибудь поблизости?
Мы с Литтлни часто болтали по радио. Но что-то в ее веселом тоне насторожило меня. Я повернулся спиной к Коченору. Я знал, что он слушает, но только мою часть разговора, конечно, из-за наушников.
– В данной области, но в настоящее время отсутствует, – ответил я. – Что у вас есть для меня?
– Небольшая новость, – промурлыкала сержант. – Получили несколько минут назад. Только для информации. Это означает, что мы ничего не будем предпринимать, но, может, ты предпримешь, милый.
– Готов к приему, – ответил я, глядя на пластмассовый корпус радио.
Сержант захихикала.
– Капитан чартерного рейса твоего сагиба хотел бы поговорить с ним, когда отыщет. Дело срочное, капитан буквально обмочился.
– Да, база, – подтвердил я. – Ваш сигнал получен, частота десять.
Сержант Аманда Литтлни снова засмеялась, но на этот раз получилось не хихиканье, а настоящий смех.
– Дело в том, – сказала она, – что проверка показала: чек оплаты за рейс «Юрия Гагарина» фальшивый. Знаешь, что сказал банк? Ни за что не поверишь. «Необеспеченный чек», – вот что он сказал.
У меня постоянно болело под правыми ребрами, но теперь боль вдруг стала острее. Я стиснул зубы.
– Сержант, вы можете подтвердить эту оценку?
– Прости, милый, – прогудела она мне в ухо, – но никаких сомнений. Капитан связался с банком этого твоего Бойса Коченора, там подтвердили, что у него ничего нет. Когда твой наниматель вернется в Веретено, его будет ждать ордер на арест.
– Спасибо за синоптический прогноз, – сказал я мертвым голосом. – Перед стартом я с вами свяжусь.
Я выключил радио и посмотрел на своего клиента-миллиардера.
– Что с вами, Уолтерс? – спросил он.
Но я его не слышал. Я слышал только то, что сказал мне этот костопил из знахарской. Его уравнения забыть невозможно. Деньги = новая печень + счастливая жизнь. Отсутствие денег = полный отказ печени + смерть. А мой источник денег неожиданно иссяк.

10

Получив какую-то важную новость, вы должны пропустить ее через себя, немного привыкнуть только тогда что-то предпринимать. Вопрос не в том, чтобы увидеть все последствия. Я их сразу увидел, можете не сомневаться. Нужно попытаться достичь равновесия.
Поэтому несколько минут я размышлял. Слушал, как охотники на лебедей Чайковского готовятся к поимке их царицы*. Так у автора. – Прим. перев.

Проверил, выключено ли радио, чтобы зря не тратить энергию. Проверил, что видно на экране.
Конечно, было бы отлично, если бы там показалось что-нибудь замечательное, но, судя по тому, как обстоят дела, ничего там не покажется. Так и есть. Начинал появляться слабый рисунок. Но ничего похожего на туннели хичи и ничего особенно яркого. Данные продолжали поступать, но я знал, что эти слабые линии никогда не превратятся в материнскую жилу, которая спасла бы нас, спасла бы даже разоренного мошенника и ублюдка Коченора.
Я даже посмотрел на небо в иллюминатор, чтобы узнать, какова погода. Конечно, это не имеет значения, но среди галоидных пурпурных и желтых пятен появились отдельные белые облака. Солнце всходит на западе.
Прекрасная картина, но мне она ненавистна.
Коченор доел омлет и задумчиво смотрел на меня. Дорри тоже. Она вернулась к пластиковой стойке и снова взяла в руки сверла в обертке со смазкой. Я улыбнулся ей.
– Красиво, – сказал я, имея в виду музыку. Оклендский филармонический перешел к той части, когда выходят маленькие лебеди и, держась за руки, исполняют на сцене падекатр. Это всегда было моим любимым местом в «Лебедином озере»… но не сейчас.
– Остальное послушаем позже, – сказал я и выключил запись.
Коченор рявкнул:
– Ну ладно, Уолтерс. Что происходит?
Я опустил пустой контейнер от иглу и закурил сигарету, потому что понял: больше мне можно не беспокоиться о сбережении кислорода.
– Есть несколько вопросов, которые меня тревожат, Коченор. Во-первых, почему вы связались с профессором Хеграметом?
Он улыбнулся и явно успокоился.
– О, так вот что вас беспокоит. Нет причин, почему бы не сказать вам. Я многое проверил и разузнал о Венере, прежде чем прилететь. А почему бы и нет?
– Конечно, но почему вы дали мне понять сначала, что ничего не знаете?
Коченор пожал плечами.
– Если у вас есть хоть немного мозгов, вы должны знать, что глупые не становятся богатыми. Думаете, я проделал столько миллионов миль, не зная, что тут обнаружу?
– Нет, конечно, но вы постарались убедить меня, что не знаете. Ну, неважно. Итак, вы обратились к кому-нибудь, чтобы узнать, что приличного можно стянуть на Венере, и этот человек направил вас к Хеграмету. А дальше что? Хеграмет сказал вам, что я настолько глуп, что стану вашим мальчиком?
Коченор уже не выглядел таким спокойным, но и не стал еще агрессивным. Он спокойно сказал:
– Да, Хеграмет упомянул ваше имя. Сказал, что, если я хочу найти девственный туннель, лучший проводник вы. Потом ответил на множество вопросов о хичи и тому подобном. Итак, да, я знал, кто вы такой. Если бы вы не пришли к нам, я бы сам пришел к вам; вы мне сберегли много сил.
Я сказал, испытывая при этом легкое удивление:
– Знаете, я думаю, вы говорите правду. Только об одном вы умолчали.
– О чем?
– Вы ведь здесь не для развлечения, верно? Вам нужны деньги. Очень нужны. – Я повернулся к Дороте, неподвижно стоявшей со сверлами в руках. – А как вы, Дорри? Вы знали, что старик разорен?
Не слишком умно с моей стороны так поступать. Я сразу понял, что она сделает, и отбросил упаковку с иглу. Но она успела уже выронить сверла. К счастью, они упали плашмя и режущие кромки не обломились.
Она уже ответила на мой вопрос.
– Вижу, он вам об этом не сказал, – заметил я. – Тяжело для вас, куколка. Его чек за полет на «Юрии Гагарине» недействителен, и думаю, тот, что он дал мне, не лучше. Надеюсь, свое в мехах и удовольствиях вы уже получили, Дорри. Советую спрятать все полученное, пока не затребовали кредиторы.
Она даже не взглянула на меня. Смотрела на Коченора, и его выражение дало ей нужное подтверждение.
Не знаю, чего я от нее ожидал: гнева, упреков, слез. Но она только прошептала:
– О, Бойс, дорогой. Как мне жаль. – Подошла и обняла его.
Я повернулся к ним спиной. Мне совсем не нравилось смотреть на Коченора. Сильный девяностолетний бык, выращенный на Полной Медицине, сразу превратился в разбитого старика. Впервые с того времени, как нахально вошел в Веретено, он выглядел на свои девяносто, а может, и чуть больше. Рот у него провис, раскрылся, губы дрожали, прямая спина согнулась, блестящие глаза слезились. Дорри гладила его и ворковала, глядя на меня с выражением боли.
Мне и в голову не приходило, что он действительно что-то для нее значит.
Я повернулся и снова начал разглядывать рисунок на экране, потому что больше делать было нечего. Рисунок ясен, как никогда, и совершенно пуст. Он покрывал достаточно большую площадь, и я ясно видел, что и из-за привлекательных на первый взгляд царапин на краю тоже не стоит приходить в возбуждение. Мы их уже проверяли. Это призраки.
Никакого немедленного спасения здесь нет.
Как ни странно, но я успокоился. Есть что-то успокаивающее в сознании, что вам терять нечего Начинаешь видеть мир в иной перспективе.
Не хочу сказать, что я сдался. Кое-что еще я могу сделать. Конечно, это ненамного продлит мне жизнь – приходилось с этим смириться, но вкус во рту и боль в кишках все равно не давали мне наслаждаться жизнью.
Прежде всего нужно расстаться с добрым старым Оди Уолтерсом. Так как только чудо теперь может спасти меня от полного отказа печени через одну-две недели, надо признать, что долго я не проживу. И поэтому использовать оставшееся время на что-то иное.
Что еще? Ну, Дорри неплохая девочка. Я мог бы вернуться в Веретено, передать Коченора жандармам и потратить последние дни жизни, знакомя Дорри с людьми, которые смогут помочь ей. Может быть, помогут ей начать Вастра или Би-Джи. Она даже сможет заняться проституцией или рэкетом. Скоро появятся туристы, а она вполне может успешно продавать в любом киоске молитвенные веера и другие сувениры хичи туристам с Земли.
Конечно, это немного, с чьей-нибудь точки зрения. Но капитан «Юрия Гагарина» безусловно не повезет ее назад в Цинциннати даром, а мелкое воровство в Веретене помогает не умереть с голоду. Иногда.
А может, и мне не стоит еще сдаваться? Я немного подумал об этом. Я могу отдаться на милость знахарской. Возможно, они мне дадут новую печень в долг. Почему бы и нет?
Есть одна веская причина, почему нет: они так никогда не делают.
Я могу открыть топливные клапаны, позволить топливу смешиваться минут десять, а потом включить зажигание. Взрыв мало что оставит от самолета – и от нас, и ничего не останется от наших многочисленных проблем.
Или…
Я вздохнул.
– К дьяволу, – сказал я. – Подбодритесь, Коченор. С нами еще не покончено.
Он взглянул на меня, не спятил ли я. Потом потрепал Дорри по плечу и отстранил ее, достаточно мягко.
– Сейчас. Прости, Дорри. И простите насчет вашего чека, Уолтерс. Я знаю, вам нужны деньги.
– Вы понятия не имеете, как нужны. Он с некоторым трудом сказал:
– Хотите, чтобы я объяснил?
– Не вижу, какая в этом разница. Но ладно, – согласился я, – из чистого любопытства.
Ему не понадобилось много времени. Говорил он сжато и четко и ничего важного не упустил, хотя я уже и так о многом догадался. (Но не вовремя. Угадать заранее было бы гораздо лучше.)
Главное заключалось в том, что человек в возрасте Коченора должен быть одним из двух. Либо очень-очень богат, либо мертв. Беда Коченора в том, что он оказался недостаточно богат. Ему приходилось тратить огромные деньги на трансплантаты и лечение, на кальцифилаксы и протезы, на регулировку протеина, на подавление холестирола, миллион сюда, миллион туда, сто тысяч в месяц на это… и так далее. Он пытался по-прежнему эффективно руководить предприятиями, откуда приходилось брать много денег. Все это мне было понятно.
– Вы понятия не имеете, – сказал он, не жалобно, а просто констатируя факт, – сколько стоит поддерживать жизнь столетнего человека, пока сами не попробуете.
Мне это не придется делать, сказал я, но про себя. И дал ему возможность продолжать рассказывать, как заволновались акционеры, как вцепились в него федеральные инспекторы… и потому он сбежал с Земли, чтобы составить себе новое состояние на Венере.
Но к концу его рассказа я слушал уже не так внимательно. Даже не обратил внимания на то, что он солгал насчет своего возраста Представляете себе такое тщеславие! Он решил, лучше сказать, что ему девяносто!
У меня были более важные дела, чем заставлять еще корчиться Коченора. Не слушая, я стал писать на обороте навигационного бланка. Закончив, я протянул листок Коченору.
– Подписывайте.
– Что это?
– Какая разница? Насколько я понимаю, у вас нет выбора. Это отмена некоторых пунктов нашего соглашения. Вы признаете, что соглашение недействительно, что у вас нет ко мне никаких претензий, что ваш чек недействителен и что вы добровольно передаете мне права на все, что мы можем найти.
Он хмурился.
– А вот это в конце что такое?
– Я согласен выделить вам десять процентов от моей доли в том, что мы найдем, если мы найдем что-либо ценное.
– Это милосердно, – сказал он, глядя на меня. Но уже подписывая. – Не возражаю против небольшой подачки, особенно, как вы заметили, поскольку у меня нет выбора. Но я не хуже вас читаю этот рисунок, Уолтерс. Здесь нечего находить.
– Конечно, – согласился я, складывая бумагу и пряча ее в карман. – Эта местность так же пуста, как ваш счет. Но мы не будем тут копать. Возвращаемся в район С и покопаем там.
Я закурил еще одну сигарету – рак легких был тогда самым незначительным из моих опасений – и подумал еще с минуту, а они ждали, глядя на меня. Я думал, сколько можно им рассказать из того, что я узнал за пять лет поисков, все время заставляя себя ни одному человеку не намекнуть на них. Конечно, я был уверен, что мои слова ничего не изменят. Но сказывалась многолетняя привычка. Слова сами не хотели произноситься.
Мне потребовалось большое усилие, чтобы начать.
– Помните Сабаша Вастру, хозяина забегаловки, где мы встретились? Саб прилетел на Венеру, когда служил в армии. Он специалист по оружию. Но гражданской карьеры специалист по оружию не сделает, особенно на Венере, поэтому ему пришлось заняться кафе, и на это ушла почти вся его оплата по окончании контракта. Потом он послал за своими женами и всем семейством. Но на службе он считался лучшим специалистом по оружию.
– О чем вы говорите, Оди? – спросила Дорри. – Я никогда не слыхала об оружии хичи.
– Конечно. Никто никогда не находил оружие хичи. Но Саб считает, что обнаружили цели.
Следующую часть мне было просто физически трудно рассказывать. Тем не менее я продолжил.
– Ну, Саб Вастра считал, что это цели. Он сказал, что начальство ему не поверило, и мне кажется, дело это забыто. Нашли треугольные пластины из того же материала, что и стены туннелей, голубого, испускающего свет металла, которым выложены стены туннелей. Пластин много десятков. На всех рисунок из расходящихся от центра линий. Сабу они показались похожими на цели. И в них были дыры. Края отверстий словно посыпаны порошком талька. Кстати, вы не знаете, что может проделать такое с металлом хичи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24