Изумление Писахова, однако, ничуть не трогает некоторых этнографов: колл
екция козуль гибнет… Спустя годы Писахов расскажет, как в порыве гнева д
ал в театре публично пощечину бюрократу, отметившему службу на родине Ло
моносова варварским отношением к произведениям народного творчества.

И вот когда вместе с патриотами Севера Ц Б. Шергиным, О. Озаровской, А. Поп
овым, П. Истоминым, А. Покровской, Е. Тагер Писахов вел борьбу против убоги
х взглядов на крестьянскую культуру, он и создал первые свои сказки. А вст
ретив однажды в 1928 году в пригородной архангельской деревне Уйме даровит
ого рассказчика небылиц старика Семена Кривоногова, по прозванью «Мали
на» (от него писатель услышал, как тот «на корабле через Карпаты ездил» и «
как собака Розка волков ловила»), будучи очарован его искусством, так гар
монировавшим с творческим устремлением самого писателя, Писахов решил
вести все свои дальнейшие повествования от имени Сени Малины: он чтил «п
амять безвестных северных сказителей», своих «сородичей и земляков».
Большое в искусстве не может возникнуть из примитива, из скудного мораль
ного и эстетического пожитка. Сказки Писахова Ц отражение человеческо
й души, которая творила в соприкосновении с великим: «В Москве, Ц обронил
он в одном из писем, Ц мне надо каждый день видеть кремлевские звезды… В
Архангельске мне надо видеть Двину».
«Жатва», которую пожинал писатель в год своего «совершеннолетия» (так он
называл восемьдесят лет жизни), была обильна. Поздравления шли из Новгор
ода, Арзамаса, Вологды, Ленинграда, Москвы. Ученики-художники, называя дни
на Поморской лучшими в их жизни, растрогали до слез: послали самовар и шут
очный рисунок Ц Писахов несет огромную книгу сказок «На самоваре вокру
г Луны». В поздравлении Леонида Леонова были слова: «Читал присланную Ва
ми книжку сказок и поражался количеством юмора, оптимизма и вообще хорош
его, заразительного для читателей настроения. Как видите, и на меня, извес
тного своей мрачной писательской философией, творчество Ваше производ
ит благотворное влияние». И было еще добавлено: «Без Вас не мыслю Севера».

Писахов, вспоминая былые «мрачные дни» Леонова, гордился: «Прошибить Лео
нида!» А своим биографам говорил: «Если провожают, то хорошо». Сам же сочин
ял новую веселую сказку «Как мы встречали 2000-й год», подумывал о третьем со
рокалетии жизни и как бы в оправдание себе цитировал слова Гете: «Неправ
да, что человек впадает в детство. Старость, приходя, застает детство». И п
оследняя из известных нам его сказок Ц «Корона», вопреки старческим нед
угам, была написана за полгода до кончины во всегдашнем искрометном ключ
е. В нем воистину, как вечное детство, жила вечная радость.
Сказки Степана Григорьевича Писахова Ц будто радуга, возникшая из слож
ной человеческой жизни и перекинувшаяся к людям сверкающим мостом. Така
я радуга Ц не померкнет.

Ал. Горелов

Не любо Ц не слушай…

Про наш Архангельской край столько всякой неправды да напраслины говор
ят, что я придумал сказать все как есть у нас.
Всю сушшую правду. Что ни скажу, все Ц правда.
Кругом все свои Ц земляки, соврать не дадут.
К примеру, Двина Ц в узком месте тридцать пять верст, а в широком Ц шире м
оря. А ездим по ней на льдинах вечных. У нас и леденики есть. Таки люди, котор
ы ледяным промыслом живут. Льдины с моря гонят да давают в прокат, кому жел
ательно.
Запасливы стары старухи в вечных льдинах проруби делали. Сколь годов дер
жится прорубь!
Весной, чтобы занапрасно льдина с прорубью не таяла, ее на погребицу зата
скивали Ц квас, пиво студили.
В стары годы девкам в придано давали перьвым делом Ц вечну льдину, вторы
м делом Ц лисью шубу, чтобы было на чем да в чем за реку в гости ездить.
Летом к нам много народа приезжат. Вот придут к леденику да торговаться у
чнут, чтобы дал льдину полутче, а взял по три копейки с человека, а трамвай
пятнадцать копеек.
Ну, леденик ничего, для виду согласен. Подсунет дохлу льдину Ц стару, игли
сту, чуть живу (льдины хошь и вечны, да и им век приходит).
Ну, приезжи от берега отъедут верст с десяток, тоже как путевы, песню завед
ут, а робята уж караулят (на то дельны, не первоучебны). Крепкой льдиной тол
конут, стара-то и сыпаться начнет. Приезжи завизжат: «Ой, тонем, ой, спасайт
е!»
Ну, робята сейчас подъедут на крепких льдинах, обступят.
Ц По целковому с рыла, а то вон и медведь плывет, да и моржей напустим!
А мишки с моржами, вроде как на жалованье али на поденшшине, Ц свое дело з
нают. Уж и плывут. Ну, приезжи с перепугу платят по целковому. Впредь не тор
гуйся.
А мы сами-то хорошей компанией наймем льдину, сначала пешней попробуем, с
колько ей годов узнам. Коли больше ста Ц и не возьмем. Коли сотни нет Ц зн
ачит, молода и гожа. Парус для скорости поставим. А от солнца зонтики расто
пырим да вертим кругом, чтобы не загореть. У нас летом солнце-то не закаты
вается: ему на одном-то месте стоять скучно, ну, оно и крутит по небу. В сутк
и разов пятьдесят обернется, а коли погода хороша да поветерь, то и семьде
сят. Ну, коли дождь да мокресть, дак отдыхат, стоит.
А на том берегу всяка благодать, всяческо благорастворение! Морошка раст
ет большушшими кустами, крупна, ягоды по фунту и боле, и всяка друга ягода.

Семга да треска сами ловятся, сами потрошатся, сами солятся, сами в бочки л
ожатся. Рыбаки только бочки порозны к берегу подкатывают да днишша закол
ачивают. А котора рыба побойчей Ц выторопится да в пирог завернется. Сем
га да палтусина ловчей всех рыб в пирог заворачиваются. Хозяйки только м
аслом смазывают да в печку подсаживают.
Белы медведи молоком торгуют (приучены). Белы медвежата семечками да пап
иросами промышляют. И птички всяки чирикают: полярны совы, чайки, гаги, гаг
арки, гуси, лебеди, северны орлы, пингвины.
Пингвины у нас хоша не водятся, но приезжают на заработки Ц с шарманкой х
одят да с бубном. А новы обезьяной одеваются, всяки штуки представляют, им
и не пристало одеваться обезьяной, Ц ноги коротки, ну, да мы не привередл
ивы, нам хошь и не всамоделишна обезьяна, лишь бы смешно было.
А в большой праздник да возьмутся пингвины с белыми медведями хороводы в
одить, да ишшо вприсядку пустятся Ц ну, до уморения. А моржи да тюлени с не
рпами у берега в воды хлюпают да поуркивают Ц музыку делают по своей вер
е.
А робята поймают кита, али двух, привяжут к берегу да и заставят для прохла
ждения воздуха воду столбом пушшать.
А бурым медведям ход настрого запрешшен.
По зажилью столбы понаставлены и надписи на них: «Бурым медведям ходу не
т».
Раз вез мужик муки мешок: это было вверху, выше Лявли. Вот мужик и обронил м
ешок в лесу.
Медведь нашел, в муке вывалялся весь и стал на манер белого. Сташшил лодку
да приехал в город: его водой да поветерью несло, он рулем ворочал. До рынк
а доехал, на льдину пересел. Думал сначала промышлять семечками да квасо
м, аль кислыми штями, а потом, думат, разживется и самогоном торговать начн
ет. Да его узнали. Что смеху-то было! В воде выкупали! Мокрехонек, фыркат, а е
го с хохотом да с песнями робята за город погнали.
За Уймой медведь заплакал. Ну, у нас народ добрый: дали ему вязку калачей, с
ахару полпуда да велели в праздники за шаньгами приходить.

Северно сияние

Летом у нас круглы сутки светло, мы и не спим. День работам, а ночь гулям да с
оленями вперегонки бегам. А с осени к зиме готовимся. Северно сияние суши
м. Спервоначалу-то оно не сколь высоко светит. Бабы да девки с бани дергаю
т, а робята с заборов. Надергают эки охапки! Оно что Ц дернешь, вниз голово
й опрокинешь Ц потухнет, мы пучками свяжем, на подволоку повесим и висит
на подволоке, не сохнет, не дохнет. Только летом свет терят. Да летом и не по
д нужду. А к темному времени опять отживается.
А зимой другой раз в избе жарко, душно Ц не продохнуть, носом не провороти
ть, а дверь открыть нельзя: мороз градусов триста! А возьмешь северно сиян
ие, теплой водичкой смочишь и зажгешь. И светло так горит, и воздух очишшат
, и пахнет хорошо, как бы сосной, похоже на ландыш.
Девки у нас модницы, маловодны, северно сияние в косы носят Ц как месяц св
етит. Да ишшо из сияния звезд наплетут, на лоб налепят. Страсть сколь краси
во! Просто андели!
Про наших девок в песнях пели:

У зори у зореньки много ясных
звезд,
А в деревне Уйме им и счету нет.

Девки по деревне пойдут Ц вся деревня вызвездит.

Звездной дождь

По осени звездной дождь быват. Как только он зачастит, мы его собирам, стар
аемся.
Чашки, поварешки, ушаты, крынки, латки, горшки и квашни, ну, всяку к делу подх
одяшшу посуду выташшим под звездной дождь. Дождь в посудах устоится, све
т угомонится, стихнет. Мы в бочки сольем, под бочки хмелю насыплем.
Пиво тако крепко живет! Мы этим пивом добрых людей угошшам во здоровье, а п
олицейских злыдней этим же пивом, бывало, так звезданем, что от нас кубаре
м катятся.
Нас-то самих это пиво и веселит и молодит. У нас кто часто пьет, лет до двест
и живет.
Да это не сказка кака, а взаболь у нас так: ведь кругом народ знаюшший, свой,
соврать не дадут; у нас так и зовется: «Не любо Ц не слушай».

Морожены песни

А то ишшо вот песни.
Все говорят: «В Москву за песнями». Это так зря говорят. Сколь в Москву ни е
здят, а песен не привозили ни разу.
А вот от нас в Англию не столь лесу, сколь песен возили. Пароходишши большу
шши нагрузят, таки больши, что из Белого моря в окиян едва выползут.
Девки да бабы за зиму едва напевать успевали. Да и старухи, которы в голосе
, тоже пели Ц деньги зарабатывали: Мы сами и в толк не брали, что можно песн
ями торговать. У нас ведь морозы-то живут на двести пятьдесят да на триста
градусов, ну, всякой разговор на улице и мерзнет да льдинками на снег ложи
тся.
А на моей памяти еще доходило до пятисот. Стары старухи сказывают Ц до се
мисот бывало, ну да мы и не порато верим.
Что не при нас было, то, может, и вовсе не было.
А на морозе, како слово скажешь, так и замерзнет до оттепели. В оттепель ра
стает, и слышно, кто что сказал. Что тут смеху быват и греха всякого! Которо
сказано в сердцах (понасердки), ну, а которо издевки ради Ц новы и хороши с
лова есть. Ну, которы крепки слова, те в прорубь бросам. У нас крепким слово
м заборы подпирают, а добрым словом старухи да старики опираются. На креп
ких словах, что на столбах, горки ледяны строят.
Новой улицей идешь Ц вся мороженой руганью усыпана, Ц идешь и спотыкае
шься. А нова улица вся в ласковых словах Ц вся ровненька да ладненька, ног
ам легко, глазам весело.
Зимой мы разговору не слышим, а только смотрим, как сказано.
Как-то у проруби сошлись наши Анисья да сватья из-за реки. Спервоначалу л
адно говорили, сыпали слова гладкими льдинками на снег, да покажись Анис
ье, что сватья сказала кисло слово (по льдинке видно).
Ц Ты это что, Ц кричит Анисья, Ц курва эдака, како слово сказала? Я хошь у
хом не воймую, да глазом вижу!
И пошла и пошла, ну, прямо без удержу, ведь до потемни сыпала! Да уж како сыпа
ла, Ц прямо клала да руками поправляла, чтобы куча выше была. Ну, сватья то
же не отставала, как подскочит да как начала переплеты ледяны выплетать!
Слово-то все дыбом!
А когда за кучами мерзлых слов друг дружку не видно стало, разошлись. Анис
ья дома свекровке нажалилась, что сватья ей всяческих кислых слов нагово
рила.
Ц Ну, и я ей навалила! Только бы теплого дня дождаться, Ц оно хошь и задом
наперед начнет таять, да ее, ругательницу, наскрозь прошибет.
Свекровка-то ей говорит:
Ц Верно, Анисьюшка, уж вот как верно, и таки ли они горлопанихи на том бере
гу, Ц просто страсть. Прошлу зиму и отругиваться бегала, мало не сутки ру
гались, чтобы всю-то деревню переругать. Духу не переводила, насилу отруг
ала. Было на уме ишшо часик-другой поругаться, да опара на пиво была поста
влена, боялась, кабы не перестояла. Посулила ишшо на спутье забежать пору
гать.
А малым робятам забавы нужны, Ц каки ни на есть бабушки, матери-потаковш
шицы подол на голову накинут от морозу, на улицу выбежат, наговорят кругл
ых слов да ласковых. Робята катают, слова блестят, звенят. Которы робята ок
оемы Ц дак за день-то много слов ласковых переломают. Ну, да матери на лас
ковы слова для робят устали не знают.
А девки Ц те все насчет песен. Выйдут на улицу, песню затянут голосисту, с
выносом. Песня мерзнет колечушками тонюсенькими Ц колечушко в колечуш
ко, буди кружево жемчужно-бральянтово отсвечиват цветом радужным да яхо
нтовым. Девки у нас выдумшшицы. Мерзлыми песнями весь дом по переду улепя
т да увесят. На конек затейно слово с прискоком скажут. По краям частушки н
авесят. Коли где свободно место окажется, приладят слово ласковое: «Милы
й, приходи, любый, заглядывай».
Весной на солнышке песни затают, зазвенят. Как птицы каки невиданны запо
ют. Вот уж этого краше нигде ничего не живет!
Как-то шел заморской купец (зиму у нас проводил по торговым делам), а извес
тно Ц купцам до всего дело есть, всюду нос суют. Увидал распрекрасно укра
шенье Ц морожены песни, и давай ахать от удивленья да руками размахиват
ь:
Ц Ах, ах, ах! Кака антиресность диковинна, без бережения на самом опасном
месте прилажена. Ц Изловчился да отломил кусок песни, думал Ц не видит н
икто. Да, не видит, как же! Робята со всех сторон слов всяческих наговорили
и ну Ц в него швырять. Купец спрашиват того, кто с ним шел:
Ц Что такое за штуки, колки какие, чем они швыряют?
Ц Так, пустяки.
Иноземец с большого ума и «пустяков» набрал с собой. Пришел домой, где жил
, «пустяки» по полу рассыпал, а песню рассматривать стал. Песня растаяла д
а только в ушах прозвенела, а «пустяки» по полу тоже растаяли да как запод
скакивают кому в нос, кому во что. Купцу выговор сделали, чтобы таких слов
больше в избу не носил.
Иноземцу загорелось песен назаказывать в Англию везти на полюбованье д
а на послушание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48