Сочинение Александра Сергеевича
Пушкина.
Сказку эту артель уже слыхала от Николаича, но слушали,
как маленькие дети слушают давно знаемую сказку, но с неменьшим
интересом воспринимая ее повторение. Благородные слушатели
рассыпались хохотом, когда поп получил урок от Балды. Смеялись
долго, повторяли отдельные, видимо, уже заученные места.
Николаич заговорил:
-- Видно, Орина Родионовна, нянька Александра Сергеевича,
сказки брала из того же места, откуда и наши старики да старухи
берут. Ну-ко, Савельич, расскажи, как парень к попу работником
нанялся и как работал?
Савельич, довольный, ухмыльнулся, бородой прикрылся, будто
лицо свое утирает,-- видать, удовольствие лишнее спрятать
хочет. Как же, подумайте-ка, сам Нико-лаич зовет сказку
сказывать -- это большая честь!
Ну-к, што ж, язык-то свой. Я буду молоть, а вы слушайте.
Коли у Пушкина про попа, дак и от нас попу уваженье. Как
.парень к пойу в работники нанялся... "Нанялся сто парень к
попу в работники и говорит: -- Поп, дай мне денег вперед хоть
за месяц. - На што тебе деньги? -- сто поп говорит. Парень
отвечат:
-- Сам понимать, каково житье без копейки. Поп согласился:
-- Верно твое слово, како житье без копейки. Дал поп
своему работнику деньги вперед за месяц и посылат на работу.
Дело было в утрях. Парень попу: -- Што ты, поп, где видано не
евши на работу иттить! Парня накормили и опять гонят на работу.
Парень и говорит:
-- Поевши-то на работу? Да я себе брюхо испорчу. Теперича
надобно полежать, пусть пишша на место уляжется.
Спал парень до обеда. Поп на работу посылать стал. -- На
работу? Без обеда? Ну, .нет, коли время обеденно пришло, дак
обедать сади!
Отобедал парень, а поп опять на работу гонит. Парень попу
толком объяснят:
-- Кто же после обеда работат? Уж тако завсегдашно правило
заведено -- тако положение: опосля обеда -- отдыхать.
Лег парень и до потемни спал. Поп будит:
-- Хошь теперича иди поработай. На ночь-то глядя?
Посмотри-кось: люди добры за удану садятся да спать валятся, то
и мне надеть.
Парень поел, до утра храпел. Утром наелся, ушел в поле,
там спал до полден. Пришел, пообедал и опять в поле спать. Спал
до вечера и паужну проспал. К ужину явился, наелся. Поп и
говорит:
-- Парень, што ты севодия ничево не наработал? -- Ах, Поп,
поглядел я на работу: и завтра ее не переделать, и послезавтра
не переделать, а сегодня и приниматься не стоит!
Поп весь осердился, парня вон гонит: -- Мне еково
работника не надобно. Уходи от меня! -- Нет, поп, я хошь и за
дешево нанялся, да деньги взял вперед за месяц. Я месяц и буду
жить у тебя. Коли очень погонишь -- я, пожалуй, уйду, ежели
хлеба дашь ден на десять".
Артель так грохнула смехом, что чайки, нырявшие за
рыбками, шарахнулись в сторону. Хохот далеко разнесся в светлой
тишине по гладкой воде. Эхо в горах повторило его. *
-- Мастак, Савельич! Дак говорит парень -- "Месяц жить
буду так!" И снова смех бородатых ребят. Николаич оглянул
курящих: -- Вы каку бумагу прирвали на цигарки? Ответил скорый
Варламка:
-- Мы, дяинька, Троицки лиски' рвали, очень подхо-дяче и
душепользительно, и махорка хорошо тянется.
А том сочинений Пушкина Николаич разгладил рукой,
наслаждаясь обладанием этой книги, и передал Варламке: -- Ну,
пострел, унеси, положи ко мне в изголовье, да смотри, ежели
иппло...
' "Троицкий листок объявлений" выходил в г Троицке в 1908
г., позже -- под названием "Троицкий вестник" Варламка
досказать не дал:
-- Дяинька, да я, да Пушкина... Да штоб прирвать? Пушкина?
Ни в жизнь!
О. Э. Озаровская рассказывала о встречах с неграмотными
пушкинистами на Пинеге. Пришла О. Э. Озаровская в избу к
крестьянину-бедняку,-- крестьянин, зная ее, поднялся навстречу
и, указывая на беспорядок в избе, сказал:
-- Извините, Ольга Эрастовна. Не прибраны "пожитки бедной
нищеты".
В гостях у О. Э. этот же крестьянин отказывался от чаю:
-- Боюсь, "как бы брусничная вода мне не наделала
вреда",-- как сказал Александр Сергеевич Пушкин. О. Э. все-таки
подала стакан чаю и спросила: -- Вы много Пушкина читали?
-- Я неграмотный, где мне читать, а вот брат у меня
грамотной, дак он наизусть без запинки отчеканивает и "Медново
всадника", и "Евгения Онегина" и много знат стихов Александра
Сергеича Пушкина, а я с голоса заучиваю.
Озаровская рассказывала мне, как была свидетельницей
подготовки спектакля под открытым небом. Крестьяне одной из
деревень на Пинеге готовили "Русалку". Выбрали подходящее место
у мельницы. Руководил подготовкой студент, приехавший в родную
деревню на каникулы (это было после 1920 года). Озаровская
уехала накануне спектакля. Боялась, что река обмелеет, а
пароход последний, придется ехать на лошадях. Хотелось сказать
ей сердито: "Хотя бы пешком!" Лишить себя такой радости!
"Русалка" под открытым небом, в светлую северную начь, в
исполнении крестьян, из которых едва ли кто бывал в театре!..
Пушкина крестьяне знали даже в условиях прошлого темного
времени.
Теперь и среди колхозников Северного края, и среди
зимовщиков Новой Земли, и всей Арктики, как и по всему СССР, А.
С. Пушкина будут знать полнее, шире, любовь к нему, издавна
живущая в народе, вспыхнет еще ярче в нашу эпоху.
НЕНЕЦКИЕ СКАЗКИ
Как-то приходит старик ненец. Поговорил о том о сем попил
чаю и спрашивает:
-- Скази, худозник, ты знас, посему у тех людев, сто
приезжают, две правды, а у нас одна? Пробую не понять: Как две
правды, тоже одна.
Нет, сто ты, у них И хоросо быват нехоросим, и нехоросо
хоросим, а у нас нехоросо -- нехоросо, хоросо--- хоросо.
Много говорили, и в том ли году или в 1907 году, когда
снова жил до осеннего рейса, рассказывали мне сказки. Две из
них, как мне кажется, я запомнил. В себе хранил, как дорогой
подарок. Теперь уже много лет прошло, можно и передать, как
тогда записал.
Больше мне нравится мечта о счастливом крае, где нет
злобы, вражды, где только любят:
"Если пройдешь льды, идя все к северу, и перескочишь через
стены ветров кружащих, то попадешь к людям, которые только
любят и не знают ни вражды и ни злобы. Но у тех людей по одной
ноге, и каждый отдельно они не могут двигаться, но они любя^ и
ходят обнявшись, любя. Когда они обнимутся, то могут ходить и
бегать, а если они перестают любить, сейчас же перестают
обниматься и умирают. А когда они любят, они могут творить
чудеса. Если надо за зверем гнаться или спасаться от злого
духа, те люди рисуют на снегу сани и олени, садятся и едут так
быстро, что ветер восточный догнать не может", Вторая сказка.
"Герой сказки нашел в лесу могильный сруб: четыре столба
невысоких, вбитых в землю и околоченных досками, как ящик.
Около сани с возом, опрокинутые, и олени в упряжке. Оглянулся
герой, нет никого, стал звать:
Есть ли здесь кто-нибудь? Голос из могилы откликнулся: ---
Здесь я, девка, похоронена. -- Зачем же ты похоронена? -- Да я
мертвая.
-- Как ты узнала, или кто тебе сказал, что ты мертвая? --
Я всю жизнь была мертвой, у меня не было души, но я об этом не
знала и жила, как и все живые. А когда была невестой и сидела с
женихом и родными у костра накануне свадьбы, из костра выскочил
уголь и упал на меня Я и родные мои, и жених узнали, что у меня
нет души, а только видимость одна. Меня и похоронили, и со мной
все, что было мое Герой сказал:
Хочешь, я сломаю могилу и ты будешь жить. Нет, у меня нет
души, мне нечем жить. Я дам тебе половину моей души, и ты
будешь моей женой!
Девка согласилась. Герой сказки сломал могильный сруб,
освободил девку и увез с собой".
ДВОЕ В ПОЛЯРНОЙ НОЧИ
Пришлось быть в экспедиции по установке радиосвязи
Югорский Шар, Вайгач, Маре-Сале. В первый год постройка не была
закончена. На Югорском Шаре оставили двух сторожей, двух
закадычных друзей. Оставили также обильный запас продуктов.
Оставшиеся вдвоем сторожа тяжело пережили зиму. Им многое
казалось пугающим: и осенние ветры выли не по-хорошему, и снег
о чем-то шуршал-говорил и будто сам переходил с места на место.
Все ужасы, накопленные с детства из рассказов-сказок, оживали и
тесно стояли кругом дома. И весной при солнце страх не ушел
Рассказывали позднее:
-- Идем по снегу и слышим -- кто-то след в след идет за
нами. Светлынь, солнце во всей силе, а кто-то идет и идет;
остановимся -- и тот, кто идет, тоже остановится. А то еще как
кнутом большим щелкает с присвистом . Сторожа стали бояться
один другого. За несколько дней до парохода стали охотиться
друг за другом.
Чтобы не называть по именам, обозначу сторожей "добрый" и
"злой". Оба схватили ружья. Злой выбежал из дому, ждал доброго,
ходил около дома.
По счастью, ружье злого оказалось незаряженным. А добрый
так и не смог прицелиться в своего бывшего друга. Размахивать
ружьем -- это одно дело, а чтобы выстрелить -- руки не
подымались.
Показался пароход -- и разом пропали-ушли все стра хи.
Друзья помирились, обнялись и даже вместе приготовили обед для
гостей.
-- Как стены раздвинулись! Широко стало. Зимой-то нас как
крышкой накрыло. Когда разговаривали -- еще ничего, жили, а как
говорить промеж себя перестали -- вот тут худо стало. Думается
о многом, о доме вспоминается и слышится такое, что хоть на
стену лезь. И теперь вспомнишь, так страшно становится. А на
людях и свет-то стал другим.
По ненецким суевериям дурная примета.
ПАМЯТНИК ЖЕРТВАМ ИНТЕРВЕНЦИИ В ИОКАНЬГЕ
В 1927 году я участвовал в этнографической экспедиции к
лопарям. Наш путь был в погост Иоканьга. С тем же пароходом
ехал художник Давыдов Иван Афанасьевич. Его задача была
поставить памятник на месте тюрем в Иоканьге. С И. А. Давыдовым
ехали и рабочие.
Мрачные камни, редкий мелкий кустарник, немного травы,
цветные лишаи на камнях...
Выгрузили багаж. Главный груз был для памятника. его
верхняя часть из полированного гранита. Основную, нижнюю часть
предполагали собрать из местного материала -- кругом камни и
камни.
Закладку памятника назначили на воскресенье. Пробовали
начальник станции и Давыдов говорить, что здесь и народу мало и
никто не видит,-- лишние хлопоты. Но настоять было не трудно.
-- Мы, здесь оказавшиеся, видим. Видят рабочие приехавшие,
учительница, ребята. А ребят всюду полно. Согласились.
В воскресенье утром все собрались у скалы, на которой при
интервентах стоял часовой. С этой скалы видны все тюремные
помещения - самые страшные из бывших в истории. Это не
подземелья, не каменные мешки. Бараки тюремные -- из тонких
досок наскоро скодочеиные длинные шалаши, как двускатные крыши,
поставленные на камни. В бараках справа и слева длинные ящики
во всю длину.
Сначала памятник мне не понравился подобие тюрьмы и цепи.
Вечером я вышел к памятнику. Ветер разбивал о берег волны,
далеко бросал холодные водяные брызги, и цепи от ветра
позванивала. Я понял замысел художняка Давыдова: от интервенции
в памяти остались тюрьмы я цепа.
На шлифованных камнях написано на русском, немецком,
французском и английском языках:
ЖЕРТВАМ ИНТЕРВЕНЦИИ ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ
Иностранцы, проходящие мимо, могут прочесть и будут знать,
что МЫ ПОМНИМ!
НА ЗЕМЛЮ ФРАНЦА-ИОСИФА
Ледокол "Седов" шел навстречу волнам. Волны, разбиваясь,
рассыпались мелкими брызгами, и над баком подымалась радуга,
бежала до мостика. Снова волна -- и новая радуга.
Так нас встретил Океан. Помню, как отошли от берега,--
капитан сказал, что не надо запирать каюту. В море за весь
длинный путь -- от Архангельска до Александ-ровска, оттуда мимо
Новой Земли к Земле Франца-Иосифа и обратно через Карское море
-- каюты не запирались.
Из Архангельска отходили в ясную погоду, но только отошли
-- туман и дождь мелкий как с привязи сорвался.
-- Пройдет скоро, погода временная -- Федосья-рыскунья'.
Отшумит -- и тихо будет,-- пояснили мне.
Отшумела Федосья-рыскунья, тихо стало, но хотелось скорее
ко льдам.
В Александровске -- этом почти брошенном и как будто
вымирающем городе -- брали уголь. А из города не только жители
ушли в Мурманск, но и дома увозят -- местами остались только
каменные фундаменты от домов. Достопримечательностью города за
Полярным кругом был
' II июня (29 мая) -- день имеви Федосьи. В это яесеяввв
я* Севере время часто дует (рыщет) холодный, резкий,
перемеячивый ветер. мороженщик. Он стоял около кооператива, или
около Народного дома. Весь город (около ста человек)
приходил-"освежиться" мороженым.
Наконец отошли от Александровска. Пароход вымылся после
погрузки угля. Теперь мы идем ко льдам! Чайки долго летели с
нами.
9 июля. Идем льдом. Лед серый -- может быть, усыпан
береговым песком,-- а местами белый, сверкающий. Источенный
водой лед очень причудливых форм.
Ледокол медленно раздвигает лед, колет, давит своей
тяжестью. Лед оседает, раскалывается длинными трещинами и
раздвигается, унося с собой краску с ледокола,-- будто красные
раны на льдинах.
Ледокол полным ходом двинулся на толстый пласт льда, смял,
расколол и остановился -- подводная часть не пустила дальше.
Короткие команды: -- Лево на борт! -- Задний ход! -- Полный
вперед!
Прошли. Вывернулся ярко-зеленый край льдины, а в воде в
глубине льдина темно-зеленая. Из сплошного льда вышли.
На воде появляются тюленьи морды, утки проносятся мимо. А
Михаиле в бочке высматривает зверя.
Промышленники надели малицы. Туман. Мелкий лед кажется
неподвижным. Тихо. Постукивает паровое отопление в трубах.
А в тумане, во льдах своя жизнь идет: то льдина прошуршит
или слегка прозвенит рассыпаясь, то птица прокричит, и еще
какие-то звуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10