И снова вспомнился ПЕРВЫЙ.
Это было под Аскераном...
И снова увидел ЕГО: парнишку лет шестнадцати в грязном
комбинезоне защитного цвета, разорванном в клочья пулями из
монго автомата. Парнишка умирал в пыли. Он снова умирал в
пыли. Как будет умирать для меня целую вечность. И струйка
черной крови из уголка рта так и будет целую вечность стекать
вниз по его щеке...
Вниз и вниз, и вниз, и вниз...
- Поздравляю с первым, - сказал Леха, кривя губы.
Он не издевался, он-то знал, что мне предстоит пережить
в ближайшую неделю, он-то стал уже опытным бойцом, он сказал
это, думая, что, может быть, мне будет легче, если я буду
помнить, что не один я такой, и по-другому здесь нельзя. Но
легче не стало. И пришла неделя тоски, неделя величайшей депрессии,
когда я не мог ни есть, ни спать, а перед глазами
застыло мертвое мальчишеское лицо.
А потом, знаете, привык. Тоска ушла и привык. Все в конце
концов привыкают.
И до сего дня не возвращалось ко мне это сумрачное ощущение
причастности к делам смерти, но вот оно снова со мной, потому
что Юра Арутюнов тоже стал моим ПЕРВЫМ, только это случилось
уже не ТАМ, где все ясно, и где легко найти себе оправдание,
заткнуть сиплый шепоток совести, это случилось ЗДЕСЬ, в
моем родном городе, в обыкновеннейшей питерской квартире, и
жертвой Бориса Орлова, крутого парня, стал человек, которого
он встречал хотя и мельком, но живым, здоровым, не помышляющем
о близком своем конце и том человеке, которому предопределено
стать его причиной.
Да, Герострат может быть доволен: я замарался. И этим
совершенно выбит из колеи...

Глава тридцать первая
Конечно же, слишком долго мое бездействие продолжаться
не могло.
Уж очень ловко меня взяли в оборот, чтобы я разрешил
себе долго предаваться бездействию. Какая-то часть разума
(кое-кто называет ее "автопилотом") продолжала функционировать
вопреки расслабляющему воздействию депрессии. И хотя я
помню дальнейшие свои действия на квартире Арутюнова доволь
но смутно, делал я, кажется, все правильно: снял куртку, рубаху,
в ванной комнате промыл рану на плече, затем отыскал
где-то бинт и перевязал сам себя, помогая зубами затягивать
узлы, потом долго отмывал с помощью подвернувшейся щетки кровавые
пятна на куртке, джинсах, ботинках. Дождался, когда они
более-менее просохнут, удостоверился, что ничего своего в
квартире не оставил, вышел на лестничную площадку и захлопнул
дверь.
Помню, шагнул из подъезда все в том же состоянии тяжеловесной
отстраненности и увидел такое, что моментально, как
при смене кадров от черно-белого к цветному, вернуло меня к
нормальному восприятию реальности.
Впрочем, точнее будет сказать: что НЕ УВИДЕЛ. А не увидел
я своих топтунов из ГБ, и потому сразу почуял опасность.
В самом деле, нет ничего более отрезвляющего, чем это чувство
непосредственной опасности. Факт, для меня не требующий доказательств.
ОНИ НАХОДЯТСЯ НА ЗАДНЕМ ДВОРЕ.
ОНИ ТАМ, НА ЗАДНЕМ ДВОРЕ...
Интересно, а чем они там могут заниматься? Или уже сообразили,
что произошло между мной и Юрой Арутюновым? Хотя откуда?
Или...
Я вернулся в подъезд, направляясь к "черному" ходу и
под лестницей, в самом темном углу отыскал обоих.
Они лежали рядком на загаженном бетоне, не подавая признаков
жизни. Я присел на корточки, пытаясь вблизи рассмотреть
их, понять, что произошло.
Тут задвигался бородатый. Он лежал с краю, и до меня донесся
прерывистый вздох. Потом бородатый попробовал поднять
руку, но сил не хватило удержать, и она бессильно упала. Он
громко и часто задышал.
- Эй, - позвал я. - Что с вами? Вам помочь?
Бородатый затих, потом спросил слабым прерывающимся
голосом:
- Это ты... Орлов?
- Да, - я подсел ближе, напрягая зрение в подлестничном
мраке, потом вспомнил, полез в карман и зажег спичку.
В отсветах ее неверного пламени, прежде чем спичка догорела
до конца, я успел разглядеть подробности. Вельветовый
был мертв - определенно. На подобное я в свое время насмотрелся:
его убили выстрелом в затылок. Бородатому повезло больше:
дырка в животе, дырка в плече, на щеке длинная царапина - по
сравнению с вельветовым легко отделался. Взгляд бородатого казался
мутным, лицо перекошено от сильной боли.
- Орлов... позвони... вызови... кого-нибудь... - голос
бородатого срывался.
- Кто вас так?
- Позвони...
- Герострат?
- Дурак... ты не понимаешь... Герострат - ноль... другие...
позвони... Орлов...
- Номер телефона?
Бородатый ответить не успел, потерял сознание.
Пора сматываться, понял я. Если меня здесь застанут над
двумя телами, да еще Юра наверху...
Пора сматываться.
Я вышел через "черный" ход, пересек задний двор, нырнул
мимо мусорных баков под арку и только там набрал на радиотелефоне
"02":
- Милиция? Срочно пришлите кого-нибудь на Приморский
проспект, дом четырнадцать, третий подъезд. Под лестницей
два тяжелораненных человека.
- Кто говорит?
- Неважно, - я отключил радиотелефон, спрятал его в карман,
при этом взглянул на часы: 16.06.
Время поджимает. Вперед!

Глава тридцать вторая
А телефонные войны продолжались.
- Накурили-то, японский бог! - посетовал, входя в кабинет,
следователь по особо важным делам Сазонов Глеб Егорович. - Откройте
хоть форточку. Дышать нечем.
- А на улице есть чем дышать? - лениво возразил Кирпичников.
Оба сразу же посмотрели на самого молодого из присутствующих,
на тридцатидвухлетнего следователя прокуратуры Васильева
с гордым именем Борислав. Имя Васильеву не шло, не подходило
по всем статьям: в свои три с небольшим десятка он уже весил
под сто сорок, был, как результат, неповоротлив, страдал
сильной одышкой. Еще он без ума был от разных тортиков и прочей
сдобы, что обнаруживает причинно-следственную связь несоответствия
имени и облика.
В прокуратуре по молчаливому уговору сослуживцев вот уже
два года занимались его "перевоспитанием". В основу процесса
был положен принцип: больше движения, меньше еды. Страдающего
Борислава гоняли по поводу и без повода. И на места происшествий,
куда-нибудь подальше, в Кавголово, например; и в буфет
за бутербродами, тоже - не ближний путь: через два этажа, сначала
вниз, потом - вверх; и в непрерывные командировки; или
вот форточку открыть, хотя и стол его дальше от окна, чем стол
того же Кирпичникова. Васильев вздыхал, страдал, но подчинялся.
Он давно свыкся уже с правилами игры в "перевоспитание",
но от булочек с маком отказаться не мог, и каждый месяц прибавлял
в весе еще на двести, а то и триста грамм.
Вот и теперь он обраченно вздохнул, болезненно поморщившись,
встал и, колыхаясь, просеменил к окну.
Вместе со свежим воздухом в кабинет ворвались звуки большого
города.
Кирпичников привычно раздавил в пепельнице окурок и вытащил
из пачки новую сигарету. Глеб Егорович поставил портфель,
уселся и твердой рукой пригладил седеющие волосы.
- Новости есть? - спросил он.
- Газеты читай, - буркнул Кирпичников. - Там - что ни
день, то новости.
- Пришли результаты баллистической экспертизы, - поспешно
ответил за Кирпичникова страдалец Борислав.
- С Политехом кто-нибудь связался?
Молчание.
На круглом лице Васильева - расстерянность. Он
явно ничего не знает про Политех.
- Японский бог, Лева, сколько можно?! Не до шуток сейчас.
Я только что имел беседу с Петюней. Они там наверху совсем с
ума посходили. Требуют достать третьего сегодня же. Говорят,
звонил САМ, устроил разнос и все по нашему делу. И предупредил,
что лично проконтролирует.
- Достанем, - спокойно отвечал Кирпичников.
Для тех, кто его хорошо знал, это короткое и впопад:
"достанем" значило очень многое.
Сазонов снова пригладил волосы:
- Рассказывай.
Кирпичников чуть заметно усмехнулся.
- Сегодня утром в Политехе неопознанный экстремист подбросил
ручную гранату в аудиторию. Один из преподавателей
был убит на месте, пострадали еще шестеро студентов...
- Ну и что? - Глебу Егоровичу не терпелось. - Какое это
имеет отношение?..
- Представь, самое непосредственное. Это случилось в
группе Вениамина Скоблина.
- Во-от как! - Сазонов был потрясен. - Надо срочно в Политех.
Борислав, собирайся.
- Сегодня пусть отдохнет, - миролюбиво сказал Кирпичников. - Ты,
кстати, не дослушал.
- Есть что-то еще? - Сазонов в возбуждении не сумел усидеть
на месте, вскочил, прошелся по кабинету, через каждую
четверть минуты энергичным движением ладони приглаживая волосы,
чем окончательно разворошил аккуратный пробор а ля старший
следователь прокуратуры.
- Есть, - кивнул Кирпичников. - Я тут порылся в архиве.
Оказывается, полгода назад уже имел место похожий случай.
Стрельба из стечкина, внезапная смерть стрелка, отсутствие
у него мотива.
- Погоди-погоди, - заторопился Сазонов, лихорадочно
соображая. - Это тот случай в Пулково? Как же его звали...
он ведь лейтенант был?..
Борислав слушал, приоткрыв рот.
- Верно, - подтвердил догадку Кирпичников. - Лейтенант
МВД Смирнов Эдуард Алексеевич. Подчиненный нашего общего
знакомца Игоря Павловича.
- Хватова, что ли, ты имеешь в виду?
- Его, его, и вот тебе еще один примечательный факт.
Вчера Игорь Павлович появился на "выезде", походил, поглазел.
Вроде бы, из праздного любопытства. Но интересовался
подробностями, спрашивал.
- Японский бог! - с чувством высказался Сазонов.
- И далее, - Кирпичников поднял указательный палец. - Главным
свидетелем по делу Смирнова проходил некий Борис
Орлов. И этот же Борис Орлов учился в одной группе с Вениамином
Скоблиным.
- ТРЕТИЙ! - уверенно подытожил Глеб Егорович. - Ну, Лева,
японский бог, ты даешь!
- Приметы третьего, сбежавшего с оружием, и приметы
Бориса Орлова совпадают, - добил Сазонова Кирпичников. - Кстати,
сегодняшним утром его в Политехе не было.
- Что же мы сидим? - Сазонов подхватил свой портфель. - Надо
же ехать, брать этого Орлова. Скорее надо, скорее!
- Скорее только кошки родятся, - заявил Кирпичников. - Не
спеши, Глеб. До вечера еще далеко.
- А чего ждать? Оперативников на выезд и вперед...
- Во-первых, Орлова сейчас нет дома, - сообщил Кирпичников,
разглядывая ногти, - а во-вторых, когда делом интересуется
Игорь Павлович, то есть смысл и...
Закончить ему не дал телефонный звонок. Глеб Егорович
с негодованием на лице сорвал трубку:
- Следователь по особо важным делам Сазонов у аппарата...
А-а, да-да, Петр Михайлович... Как?! Почему?... Мы
уже... да мы уже... третий... Да... мы... Нет, я понял,
но... Хорошо, Петр Михайлович, пусть будет так, хорошо...
Да-да, я передам...
Сазонов медленно положил трубку на рычаг и посмотрел
на Кирпичникова:
- Японский бог, Лева, откуда ты знал?
- А что случилось? - ответил вопросом на вопрос Кирпичников
с самым невинным видом.
- Дело у нас забирают. Прямо сейчас, немедленно. Личное
распоряжение министра. И это когда мы уже почти достали
им третьего!
Кирпичников молчал. Молчал и заметно расстроившийся
Борислав.
- Лева, - позвал Сазонов, - ты хоть что-нибудь понимаешь,
а?
- "Понять - значит упростить", - щегольнул цитатой
Кирпичников. - А все не так просто, Глеб, как кажется.
- Ну?
- Я тут порылся в архиве. И пришел к следующему выводу.
Как только где-нибудь на горизонте появляется полковник
Хватов, сразу начинаются взрывы, стрельба, громоздятся
трупы, приходят запросы из министерства, закрываются дела,
увольняются сотрудники. И наше дело, как видишь, не исключение.
Что-то у них там заваривается в верхах, что-то серьезное.
И наш общий друг Игорь Павлович принимает в этом самое
активное участие. Я же предпочту постоять в сторонке, не хочу
лезть в эту кашу. И тебе, Глеб, не советую.
- Зачем же ты раскручивал Орлова? - удивился Сазонов. - Если
ты уже знал, зачем?
- "Наша служба и опасна, и трудна"... - напел Кирпичников,
пародируя.
Сазонов пригладил волосы.
- Хватов, Хватов, Игорь Павлович, - пробормотал он
устало. - Кто бы мог подумать... Но ведь какое говно, японский
бог!
Телефонные войны продолжались.
Очередной звонок застал полковника Хватова дома.
- Здравствуй, Игорь.
Хватов узнал голос, хотя и не слышал его вот уже восемь
лет. Он не ожидал услышать этот голос когда-нибудь еще, но
сразу подавил в себе первые же признаки растерянности.
Игорь Павлович УМЕЛ владеть собой. Как, впрочем, и его
собеседник.
- Здравствуй, Николай.
- Как у тебя дела?
- Откуда ты знаешь номер моего телефона?
- Это было нетрудно. В конце концов, твой домашний телефон - не
государственная тайна; номер его знают многие, очень
многие, а мне, если ты понимаешь о чем я, хватило бы и одного
из пяти.
- И зачем ты мне звонишь?
Смешок.
- Хочу сказать, что ты проиграл.
- А вот это мы еще посмотрим. Ты, видимо, решил, что если
выставил Орлова на передний план, как точку приложения сил, то
тебе дадут уйти спокойно в тень? Ты ошибаешься: не дадут. Мы не
дадим.
- Сколько пафоса! Не похоже на тебя, Игорь. И что это за
фразеологический оборот такой: "точка приложения сил"? Длинно,
нудно. Сказал бы проще, по-немецки: "Schwerpunkt" - я бы понял.
Или ты за восемь лет позабыл уже немецкий? А что касается Орлова,
то на нем шесть трупов. Твои коллеги с ног сбились, его
разыскивая. И найдут, поверь мне, найдут. Тем более, что их
проконтролируют.
Теперь очередь Хватова усмехнуться.
- Зама имеешь в виду? Вот здесь ты сглупил, Николай.
Про зама мы все знаем. Он давно под контролем и не сумеет тебе
помочь. А Орлов еще побегает. Смотри, и до тебя как-нибудь
доберется.
- Этот мальчишка? Не смеши меня, Игорь. Он же дилетант,
он ничего не понимает. Скорее я поверю, что ты до меня доберешься.
Хотя и это на сегодня исключено.
- Ты, Николай, всегда был слишком высокого мнения о себе.
Смотри, не оступись на ровном месте.
- Проигрываешь, Игорь. Иначе зачем такие неуклюжие угрозы?
И тон этот. Проигрываешь.
- Ну хватит. Ты все сказал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23