.. Меня вы не бойтесь, от меня таить нечего. Я умею держать язык за зубами. Слова не скажу, пусть хоть клещами вытягивают. Мне это не впервые...
Зимой двадцать четвертого года, да будет известно доктору, тоже случилось такое, о чем не дай бог проболтаться, но Анна была нема, как могила. Вместе со своей сестрой она укрывала двух красных, бежавших после восста
ния из Таллина. Они с сестрой кормили их и, что труднее, добывали им лыжи. Одного из красных схватили при бегстве и расстреляли, другой спасся. Допытывались у нее и у сестры об этих красных, но ни черта не узнали.
— Я еще ни одной душе не говорила об этом... Вам первому сказала. Вам я доверяю.
— Доверяете? Мне?
— Вас это удйвляет?
— Вы хотите, чтобы и я доверял вам? А что, если я выболтаю вашу тайну?
— Вы этого не сделаете, я знаю. Вы ведь и сами красный.
— Я? Красный? Почему вы так думаете?
— Народ говорит.
Она сказала, что слышала это от прислуги доктора Карбуса. А та слышала. от своего хозяина, который говорил, что Милиствер будто бы хотел пролезть в главные врачи клиники, да разве такого утвердят, ведь он красный.
Милиствер нахмурился. Черт бы побрал всех этих сплетников.
Он ушел в кабинет, сердито скомкал полученное днем письмо и бросил под стол в корзину. Потом уселся на стуле и, вытянув ноги, принялся барабанить пальцами по столу. Мысль о Таммемяги снова вернула ему спокойствие, и в голове у него начали проноситься отрывки из лекции, которую он прочтет в Рабочем культурно-просветительном обществе... Его слушают, он вдохновляется, слова его зажигают слушателей, ему аплодируют. Сотни сияющих глаз глядят на него, он впервые ощущает, что такое народ... Хоть он и уверял сегодня Таммемяги, что много соприкасался с народом, но это не так. Нет, он встречался, только с отдельными людьми, а это еще не народ.
Что-то зашуршало под столом. Милиствер заглянул туда и увидел, что скомканный и брошенный конверт не попал в корзину, а красовался на полу и начал расправляться. Проклятый! Чтоб ни кусочка от него не осталось!
Он побежал в кухну, сунул письмо в плиту и поджег. Понту, спавшая в углу, открыла глаза, но не шевельнулась.
— Анна, приготовьте мне рюкзак. Рано утром поеду на охоту!
Едва Понту услышала эти слова, как вскочила, точно ужаленная.
— В каком часу будить вас? — спросила Анна.
— Будить не нужно! Все равно не засну.
Анна только головой покачала.
Еще затемно Милиствер вместе с собакой вышел из дому.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Сколько раз уже Рут Кянд ходила на вокзал встречать Пауля — и все напрасно. Каждый раз — новое разочарование, а тоска по нему все растет. До отъезда Пауля на лагерный сбор они виделись почти каждый день, и дружба между ними стала такой тесной, что их уже считали неразлучной парой. А ведь их знакомство длилось лишь несколько месяцев. Оно началось в один из воскресных дней раннего лета, когда Паулю пришлось поехать за город к одному из своих приятелей. Сойдя на станции Метсакуру, он увидел шагавшую впереди молодую девушку с переполненной сумкой в руке. Эту девушку в светло-зеленом платье он приметил еще в вагоне, где глаза их не раз встречались.
Прибавив шагу, Пауль догнал девушку, когда та уже свернула на лесную дорогу.
— Разрешите помочь вам! — сказал Пауль девушке.
Та поблагодарила и ответила, что и сама справится.
Но вскоре сумка очутилась в руке у Пауля, и знакомство состоялось.
Вблизи от них по розоватому стволу сосны метнулась вверх белочка.
— Смотрите смотрите, белка! — крикнул Пауль.
Рыжий зверек на миг замер, прижавшись к шероховатому стволу, поглядел на людей, блеснув бусинками глаз, а потом стремительно взобрался на верхушку, откуда перелетел на ветку соседнего дерева, описав широкую дугу и сверкнув на солнце большим пушистым хвостом.
Девушка остановилась, отыскивая глазами белку, но та уже спряталась.
Где-то закуковала кукушка.
— Слышите? — в свою очередь, воскликнула девушка, поднимая руку и, видимо, начиная считать, сколько лет та ей накукует.
— Вам, вероятно, хочется прожить подольше? — спросил Пауль, отвлекая ее.
— Не только мне. Вы тоже слушайте!
— Я не суеверный.
— И я.
Дорога стала спускаться вниз, сосны поредели, уступая место молодым березам и осинам. Девушка снова остановилась и закрыла глаза.
— Ах, как пахнет! — воскликнула она, наслаждаясь утренней свежестью и почти забыв о спутнике.
Они вышли на луг, по которому, извиваясь, текла река. Отсюда Паулю нужно было свернуть вправо, чтобы перейти по мостику на другой берег, но так как он не
спешил — в его распоряжении был еще целый день, - то решил проводить девушку.
По окраине луга тропинка поднималась вверх, к светлевшему впереди песчаному обрыву. Время от времени девушка наклонялась, чтобы сорвать желтоголов, а потом увидала неподалеку столько этих цветов, что захотела побежать туда и нарвать их побольше.
— Осторожней! Ноги промочите! — предостерег Пауль.
Но они уже промокли. Не обращая на это внимания,
девушка продолжала собирать желтоголов, пока не набрала целую охапку. Она по-детски радовалась цветам и, нюхая их, так погружала в них лицо, что нос у нее пожелтел от пыльцы.
Пауль предложил свой носовой платок. Но девушка уже сама вытерлась.
— Теперь чисто? — спросила она, глядя в лицо Паулю.
Это было сказано с такой невинной доверчивостью,
будто знакомство их продолжалось уже бог знает как долго.
Теперь они стояли на холме, откуда открывался вид на луг, на невысокий лес по ту сторону реки и на разноцветные лоскутья полей вдалеке. Внизу под ними река делала поворот под прямым углом. Слева она, пенясь, торопливо бежала по камням, а здесь, у песчаного обрыва, текла плавно, уходя вдаль ровной темной лентой.
Это место давно было знакомо девушке до мелочей, но, странное дело, никогда оно не казалось ей таким красивым.
— Как здесь хорошо! - воскликнула она, не отрывая взгляда от расстилавшегося перед ней вида.
— Вы здесь впервые? — спросил Пауль.
— Я каждый год провожу здесь лето. Тут, поблизости, наша дача. Ой, не подходите так близко к обрыву, еще свалитесь!
По склону посыпался песок.
— Тут чудесно, но только я боюсь этого крутого берега. Поскользнешься — и не заметишь, как полетишь вниз.
В синих глазах девушки было столько мягкости, лоб ее был таким чистым, такой поэзией веяло от ее желтого букета и развевающегося на ветру платья, что Паулю захотелось крикнуть во весь голос: «Остановись, мгновение!».
Но он быстро поборол это искушение. Они отправились дальше.
Вскоре за редкими соснами показались первые дачи-, с забитыми дверями и окнами. Возле одного из таких бревенчатых домов, расположенного поодаль от других, они остановились.
— Вот я и пришла. Спасибо вам, — сказала девушка, забирая у Пауля сумку. — Вы сами найдете мостик, спуститесь по этой тропинке и увидите...
— Но что вы будете делать у этого мертвого дома?
— Я пришла оживить его.
— Нельзя ли мне помочь вам?
— Я и сама справлюсь.
— А все же...
Немножко погодя Пауль уже стоял на лестнице и топором отрывал доски, закрывавшие окна веранды, в то время как девушка, надев рабочий халат, старалась отпереть рядом дверь. Это ей не удавалось, потому что замок заржавел. Она растерянно поглядела снизу на молодого человека и, чему-то вдруг удивившись, сказала:
— Я, безусловно, видела вас где-то. Не в театре ли? Вы никогда не выступали в роли Пер Гюнта?
И в самом деле, Пауль, которого не утвердили в должности учителя, попытал как-то счастья в городском театре и в качестве дуб л ера-любите ля сыграл Пер Гюнта. Он даже возмечтал стать настоящим актером, но ему помешала эта несчастная любовь к Испании...
— Да, было дело. Вы еще помните? Но все это ерунда.
— Нет, почему же! Вы играли хорошо, вас даже похвалили в печати. Но больше я вас ни разу не видела на сцене.
— Я потом столько всего перепробовал!
Оторванная доска рухнула вниз. Пауль принялся за следующую, но до нее было не легко дотянуться.
— Вы упадете! Слезьте, передвиньте лестницу!
Пауль не послушался.
— Вы, наверно, часто ходите в театр? — спросил он.
— Часто. Когда-то я и сама играла в школьных спектаклях.
Лестница действительно заскользила и покачнулась. Пауль потерял равновесие и упал вниз, больно ободрав руку о гвоздь. Но он тотчас же поднялся и как ни в чем не бывало продолжил прерванный разговор:
— Когда-то? А я думал, что вы еще школьница...
— Я учусь в университете, мне осталось учиться только два года! — не без гордости ответила девушка, и ответ этот задел Пауля больнее, чем гвоздь, который его только что оцарапал.
«Эта девушка скоро будет иметь высшее образование. А я?..»
— Вы на филологическом?
— Почему именно на филологическом?
— Как большинство девушек.
В голосе Пауля послышалась пренебрежительная нотка. Девушка с недоумением посмотрела на него, но тут же заметила на его руке кровь и, заставив Пауля обмыть ссадину, перевязала ее.
Освободив наконец дачу от зимней оболочки и отперев все двери, молодые люди вошли в дом и распахнули окна. Внизу, в большой прохладной комнате, стоял круглый стол, усеянный мертвыми мухами. Сбоку зиял закопченный камин с высоким, до самого потолка, дымоходом из темного кафеля. Отовсюду веяло затхлостью, которую не мог выветрить слабый сквозняк. А не развести ли огонь в камине ?
Задумано — сделано. Сухой можжевельник, загоревшись, затрещал, словно фейерверк. Но тут же комнату наполнил густой дым.
— Надо прочистить трубу, — сказал Пауль и, несмотря на возражение хозяйки, принялся искать бечевку или веревку.
Пока девушка убирала комнату, он успел слазить на крышу и на колодезной цепи спустить вниз веник из наломанного можжевельника. Гром цепи в трубе гулко отдавался в доме. Когда новоиспеченный трубочист спустился с крыши, девушка вскрикнула:
— Если б вы себя видели! Ни дать ни взять Отелло!
Но Отелло еще не закончил свою работу. Пришлось
выгребать сажу из дымохода и вьюшек.
Довольный результатами своих трудов, Пауль скинул пиджак и побежал на реку, чтобы умыться. Там он снял и рубашку и выполоскал ее.
Слегка обогревшись на солнышке, Пауль надел пиджак на голое тело, бросил взгляд на дачу и с мокрой рубашкой в руке зашагав к мостику.
Комнаты на даче были уже подметены и убраны, а тот, кого поджидала девушка, все не шел. Куда девался этот молодой человек? Неужели он ушел не попрощавшись? Не может быть! Уж не случилось ли с ним несчастье? Вздумал искупаться, а вода сейчас ледяная, судорогой свело ноги, и он пошел ко дну. В сердце девушки закралась тревога, покой был нарушен.
Бросив мыть окно, она спустилась к реке. Вода, пенясь и кружа над омутами, стремительно текла мимо и загадочно молчала. Где же он?
Медленно возвращаясь, девушка с надеждой взглянула на дачу: может, помощник ее уже там? Но в комнатах было пусто, а очаг потух. Дейушка разгребла золу и раскидала головешки. Взлетел легкий серебристый пепел, и под ним затеплился лиловатый огонек.
Так она сидела там, глядя в огонь и мечтая бог знает о чем. Но потом вдруг вскочила и, сказав себе: «Глупости, все это глупости!» — снова принялась за мытье окон.
А Пауль вернулся в город, и его жизнь потекла по-прежнему, только вот былого душевного спокойствия как не бывало. Что бы он ни делал — читал ли в редакции корректурные листы, ходил ли по улице или беседовал с кем- либо, — ему все виделись каштановые кудри, нежное лицо, доверчивые голубые глаза. Но он не знал даже имени девушки, так разбередившей его душу. Просто забыл спросить.
К счастью, несколько дней спустя Пауль увидел на улице свою незнакомку. Он встретил ее в сопровождении доцента Пийбера, которого знал. Девушка остановилась и протянула Паулю руку:
— Разрешите поблагодарить вас. Вы тогда будто сквозь землю провалились. И познакомьтесь, пожалуйста.
— Если не ошибаюсь, мы уже знакомы, — сказал Пийбер и, сославшись на спешные дела, извинился и ушел. Кто знает, почему он так заторопился — то ли хотел показать свою деликатность, то ли ему не понравилась эта встреча.
Оставшись вдвоем с девушкой, Пауль сказал:
— Но ведь и с вами я не знаком.
— Да, правда. Зовите меня просто Рут. Но скажите-ка: почему вы в тот раз так неожиданно исчезли? Я все ждала, ждала...
— Мавр сделал свое дело, мавр мог уйти.
— У меня были с собой бутерброды, я чай вскипятила...
— Что ж, если позволите, я как-нибудь приду к вам на
чай.
— Правда, придете?
— Непременно.
Болтая о том, о сем, бродя наугад по улицам, они и не заметили, как прошло время. И когда Пауль наконец явился на работу, оказалось, что он опоздал на час.
С тех пор редко проходил день, чтобы они не встретились. И когда родители Рут переехали на дачу, девушка всегда находила предлог, чтобы хоть на несколько часов отлучиться в город. А в выходные дни Пауль спозаранок приезжал в деревню и оставался, здесь допоздна.
Рут оказалась девушкой с восприимчивой душой, с непредвзятыми взглядами и ясным умел. С нею Пауль чувствовал себя просто. Не так обстояло дело с родителями Рут. Самолюбивому Паулю казалось, будто профессор Кянд относится к нему свысока, а супруга его Линда — даже как-то подозрительно, и потому он старался избегать их общества.
Перед отъездом на лагерный сбор Пауль приехал в Мет- сакуру с вечерним поездом, чтобы попрощаться с Рут.
Они пошли на высокий, крутой берег у излучины реки, видом с которого любовались еще в первую свою встречу. Солнце уже село, и над ним, словно пламя над горном, пылал закат. Снизу доносилось журчание быстрой реки и временами веяло влажной прохладой. Рут была в легком летнем платье, ей стало зябко, и, чтоб согреться, она подвинулась к Паулю.
— Надо же, чтоб ты уехал в такую дивную летнюю пору, — вздохнула она.
— Видно, где-то понадобилось пушечное мясо...
— Не говори так!
— Ты будешь меня ждать? — спросил Пауль.
— Буду, — тихо ответила Рут. — А ты меня не забудешь?
— Как ты можешь так думать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56