Странно, но она не чувствовала раздражения из-за отсутствия бытовых удобств.
— Степ, — позвала Светлана, — пойдем поговорим.
— Да ладно, — отмахнулся он. — Я с Челноком поговорил уже, — и пошел в дом.
И одному-то остаться негде. В каждой комнате по бойцу, да на чердаке двое — дорогу пасут.
— Во, жизнь, блин... — пробормотал себе под нос Степан. — Романтика... — В этот момент у него в кармане завибрировал мобильник. Хорошо, что он сразу догнал взять Модель с вибрацией. Степан про-
шел в. дальнюю от двери комнату, достал из кармана трубку, спросил, прикрывая губы ладонью: — Алло?
— Степан? Это Ирина... — Шепот нервный. Собранный, но Нервный.
— Я узнал, Ир, — Степан чуть не подпрыгнул от радости. — Слушай, у меня отец листок порвал, ну, тот, на котором ты номер записала. Я волновался... А почему ты шепотом говоришь? Ты не одна, что ли?
— Степан, — голос девушки сбился на секунду, пошел клочьями, рваной скороговоркой. — Подожди минуту. Скажи, твой папа может мне помочь?
— Не знаю. Прямо сейчас — не знаю. У него проблемы возникли. А что случилось? — насторожился Степан.
— Понимаешь, тут какие-то люди у подъезда. Человек пять, на иномарке приехали. И, по-моему, у них оружие. А только что кто-то поднимался на площадку, в дверь звонил... Потом с замком возились.
Степан почувствовал, как по его спине побежали мурашки. Размером с крокодила. И такие же холодные.
— Степан... Степан, ты слушаешь?
— Я слушаю, Ира. Слушаю. Погоди... Я что-нибудь придумаю.
— Степан... — Она помолчала, потом призналась: — Мне страшно.
Прозвучало это очень отчаянно и безнадежно. Еще бы ей не было страшно. Любой бы на ее месте испугался.
— Ира, слушай меня внимательно... Ты сколько продержишься? Час сможешь?
— Если только они дверь ломать не станут. Я стопор накинула. Отмычкой... — Пауза и вновь сдавленный шепот: — Вот опять кто-то в замке ковыряется. Подожди, я в кухню уйду. С той стороны дверь открыть нельзя.
— Из квартиры черный ход есть?
— Нет.
— А ты вообще из квартиры выйти можешь?
— Нет. Там парень какой-то между этажами стоит. Я в глазок смотрела...
— Черт. Ладно. Я сейчас приеду. Главное, не паникуй.
Последнюю фразу он сказал уже едва ли не в полный голос, совершенно забыв об осторожности. И тут же услышал за спиной:
— Ты с кем это базары катаешь, братан? -Что?
Степан резко повернулся. На пороге стоял Челнок.
— Я спрашиваю, кому звонил?
— Да это не я. Это мне. Пацан один из института. У него напряги там... с экзаменами, короче. Спросил, не смогу ли я помочь.
— Что-то я звонка не слыхал.
— Да он в режиме вибрации стоит. Не звонит, трясется.
— А-а, — Челнок подошел, протянул руку. — Можно посмотреть?
Тон его подразумевал скорее утверждение, нежели вопрос.
— Конечно, смотри, — Степан положил мобильник на ладонь Челнока.
— Хорошая машинка. — Тот с любопытством осмотрел аппарат, сунул себе в карман. — Не в обиду, братан. Когда все закончится, верну. А пока пусть побудет у меня. На твоем пацане реальные люди уже
висеть могут. Ты, по неопытности, наколку им дашь. Неприятности тогда у нас будут. Понимаешь?
— Ладно, чего там... Надо так надо, — Степан сделал честные глаза. — Слушай, Челнок, у тебя бабки есть?
— Ну, допустим, есть мало-мало. А тебе зачем?
— Да хотел в магазин сходить. Скучно, блин, как в могиле.
Степан изо всех сил старался, чтобы его голос звучал беспечно и убедительно. Судя по всему, получилось плохо. Точнее, совсем не получилось.
— Не стоит, пожалуй, братан. Лучше сутки скучать здесь, чем без берегов — в ящике.
— Наверное, ты прав, — кивнул Степан. — Наверное, прав. Отец не звонил?
— Нет. Не до нас там сейчас, Степ. Мы в безопасности, а ему из-под «пера» сегодня уходить придется, — улыбнулся чуть заметно Челнок.
Он понял спокойствие и покладистость Степана по-своему. В критической ситуации люди на многое начинают смотреть иначе.
— Ладно, — Степан потянулся. — Пойду по дому пошляюсь, клопов погоняю. Хоть какое-то развлечение. Да, слушай, ствол у тебя есть?
— А ты не видишь? — Челнок хлопнул ладонью по кожуху автомата.
— Не, не этот. Пистолет есть? Для меня. Вдруг волки нагрянут? Вы биться будете, а я за печкой сидеть?
— А где ты тут печку нашел? — усмехнулся Челнок, но полез за пазуху, выудил из наплечной кобуры «ТТ». — Ты волыну-то реально в руках держал раньше?
— А то нет?
— Ну, тогда бери, пользуй. Но если менты прорисуются — бросай на пол. А еще лучше — в окно. И в полную несознанку, как бы ни кололи. Ты про ствол этот знать ничего не знаешь и в глаза его реально никогда не видел. Признаешься — мало дадут, не признаешься — вообще ничего не дадут. Понял?
— Понял, не дурак, — Степан принял ствол, покрутил в руках, сунул за ремень, под куртку. — Не заметно?
— А какая разница? — искренне удивился Челнок. — Ты же не на прогулку с ним собираешься. — Он прищурился. — Слышь, малой, а ты часом не косяки ли пороть намылился, а? Что-то мне глаза твои не нравятся.
— Да ты чего? — искренне возмутился Степан. — Я что, совсем без понятий, что ли? На всю башку ушибленный?
— Ты смотри у меня, малой. Замечу чего — уши оторву. Имей в виду.
— Уже имею.
— Молодец. Шустро рубишь.
Челнок пошел к двери, на пороге повернулся, сказать чего-то хотел, да не сказал. Вышел.Степан вышел следом, постоял, прислушался, откуда доносится стук Светланиных каблуков. Вроде со второго? Точно, со второго. Он быстро взбежал по лестнице, заглянул в одну комнатку, во вторую.
Светлана просто ходила, сложив руки на груди. Мотала круги, коротала время. Увидев пасынка, остановилась, взглянула удивленно.
— Степан?
— Тихо, — он прижал палец к губам. — У тебя лаве есть?
— Лаве?
— Ну, деньги есть у тебя?
— Есть, — Светлана сняла с плеча сумочку. Но смотрела непонимающе. — Что-нибудь случилось?
— Да ничего не случилось. Нормально все.
— Сколько тебе нужно?
— Баксов триста. Лучше, если больше.
— Сейчас посмотрю. По-моему, есть у меня... А зачем тебе, ты можешь сказать?
Она выудила из сумочки красивый кожаный бумажник, открыла, достала несколько стодолларовых купюр, тоненькую стопочку пятисотрублевок. Среди них затесалось несколько сотенных и даже пара полтинников. Степан выхватил из ее рук деньги, сложил, запихнул в карман джинсов.
— Постой, — встревожилась Светлана. — Ты что задумал?
— Тихо, — прошипел страшно Степан. Рванул из-за пояса пистолет. — Блин, заорешь еще раз, завалю!
— Степка, ты с ума сошел! Отдай пистолет!
— Да иди ты, — Степан попятился к выходу, держа Светлану на мушке. — Шалава...
— Идиот, — вдруг резко сказала она. — Придурок малолетний. Засранец дешевый. Эгоист. Ни о ком не думаешь, кроме себя. Ну ладно, на меня тебе плевать. Пусть. Но ты же отца подставишь, дебил. Людей его подставишь, себя подставишь!
Степан нырнул в коридор, в два прыжка оказался у лестницы, скатился по ступеням. Челнок уже стоял, повернувшись полубоком, вскинув автомат к плечу. Увидев Степана, сплюнул.
— Бес оглашенный. Я же тебя чуть не завалил. Ты куда так вваливаешь-то, малой?
— Брат, подперло! — заорал Степан, прыгая по грядкам, как австралийский кенгуру.
— А-а, — понимающе мотнул головой Челнок и засмеялся. — Небось молоко-то с огурцами трескал? Смотри ствол в парашу не урони! Сам доставать полезешь!
И в эту секунду на крыльцо выбежала Светлана.
— Остановите его кто-нибудь! — крикнула она. — Степка, стой!
Челнок прищурился. Он сразу все понял, скинул автомат, сунул его Светлане.
— Держи! Не дай божок, срисует кто. Вот баклан, — досадливо бормотнул он, скатываясь с крыльца. — А ну, стоять, малой!!! — гаркнул уже на бегу. — Стоять, тебе говорят!
А Степан летел к забору, сгнившему, почти завалившемуся на пашню штакетнику, оскальзываясь в грязи, чувствуя, как кровь приливает к ушам и те становятся огромными, будто японские зонтики. Штакетник придвигался рывками. Десять шагов, а потом сразу три, потом один. Степан ухватился за край, не прыгнул — толкнул. Заборчик повалился хлипко, как раненый солдат-новобранец.
Степан ломанулся через поле, путаясь в гниющей картофельной ботве, к лесу. Челнок бежал за ним.
— Стой, малой! Все равно догоню!
— Запаришься! — выдавил на выдохе Степан. Степан не думал о том, что будет. Он думал о том, что есть. Ирина поехала к нему в институт, даже не спросив, что случилось. А этим... Этим плевать на всех, кроме себя. Вообще на всех. А Степану — нет. И даже если она потом захочет уйти, он обязан ее выручить. Хотя бы потому, что утром она выручила его.
Степан прибавил шаг. Словно бы второе дыхание открылось. Бежать стало легче. Не догонит его Челнок. Ни за что не догонит. Потому что он за себя. А Степан — за Ирину.
— Г...нюк! — процедил Челнок зло.
— Дыхалку побереги!
— Я тебе уши оторву!
— Догони сначала!
Степан достиг опушки секунд на пятнадцать раньше, нырнул в кусты, плюхнулся на сырую траву за трухлявым стволом поваленного дерева. Он видел, как Челнок вошел в лес, остановился, согнувшись пополам, оглядываясь и переводя дух.
— Дурак! — крикнул Челнок. — Пойми! Тебе же в городе появляться нельзя. Завалят!
Степан перевернулся на спину. Закрыл глаза. «Ушел, — набатно пульсировала в висках кровь. — Ушел».
— Степан! Слышь, Степан! Давай я хоть пацанов с тобой пошлю!!!
Да, да. Втирай это фуфло бедным, сказочник. Затрещали кусты, но в другой стороне. Пусть ищет. Пусть. Степан полежал еще минут пять. Дождался, пока станет совсем тихо. Пели над головой птицы, да доносился издалека шум трассы. Аккурат до самой Москвы добраться можно. Только Степан-то на звук этот не пойдет. Потому как Челнок — пацан тертый, на таких делах трех собак сожрал. Стоит небось на трассе, его встречает. Нет уж.
Стецан поднялся и зашагал по лесу, стараясь держаться параллельно шоссе. А Челнок пускай постоит, воздухом подышит. Ему полезно.
Их повязали настолько шустро, что Борик даже хрюкнуть не успел. Стоило им открыть дверцу, вся площадь пришла в движение. Откуда ни возьмись выкатился замызганный «жигуль» и блокировал «БМВ» сзади. Стоящая у проходной компания не то актеров, не то грузчиков метнулась к иномарке, на ходу выхватывая из-под кургузых пиджачков стволы. Дверца распахнулась, чья-то рука вцепилась Диме в волосы и потащила наружу.
— Руки! Руки, падла, — орали глоток в двадцать, не меньше. — Лежать! Лежать, я сказал, падла! Ноги на ширине плеч! Лежать!!!
Бросили на асфальт, в лужу. Вокруг тротуар влажный, конечно, но без луж, так нет, прямо в мокрое положили. Защелкнули на руках «браслеты».
— Вы чего делаете-то, волки? — огрызнулся Борик. — Вы бы бандитов так вязали, как честных граждан!
— Поговори у меня, падла, — весело ответил кто-то.
Дима видел безграничное удивление, написанное на лице Северьяна Януарьевича, стоящего у проходной. Видел заинтересованность столпившихся поодаль кинодеятелей.
— Что, орлы? — спокойно поинтересовался кто-то над головой. Дима вывернул шею, аж позвонки затрещали. Увидел. Невысокий, коренастый мужичок в потертой кожаной куртке, лысоватый, сноровистый. Стоит, засунув руки в карманы, спичку зубами терзает. — Приехали? Сейчас обыщем вашу красавицу-«брюнеточку», глядишь, что-нибудь интересное найдется.
— У вас найдется, — усмехнулся Борик, пласта-
ясь щекой по заплеванному асфальту. — У вас чего только не находится.
— Что-то твой корефан базарит много, — обратился к Диме лысоватый. — Смотрите, как бы вы нам сопротивление не начали оказывать.
— А нам не один болт? — осклабился невнятно Борик. — Больше, чем за «найдется», все равно не повесят. Остальное по совокупности покатит.
— Свидетелей слишком много, — пробормотал Дима. — Сопротивление на нас взвалить не получится. А прежде чем искать что-то в машине, позовите-ка понятых и предъявите ордер на арест и на обыск.
— Грамотный, да? — лысоватый засмеялся с хрипотцой, прищурился, совсем как «большой папа Владимир Ильич». — Пацан, объясняю тебе конкретно: мы вас пока еще не арестовываем, а только задерживаем «до выяснения», поскольку имеются реальные основания подозревать вас в совершении уголовного преступления, предусмотренного статьями сто шестьдесят третьей, двести девятой, двести десятой и двести двадцать второй УК Российской Федерации. Знаешь, что в этих статьях написано? — Лысоватый забрал у Димы мобильник, принялся набирать номер. — То же, что и у каждого из вас на лбу: «Четвертак строгого».
— Да ладно звенеть-то, начальник, — буркнул Борик. — Больше двадцатника ни в одной нет.
— Прости, ошибся, — усмехнулся лысоватый и стал набирать номер снова. — Двадцатник. А в соответствии со статьей сто шестьдесят восьмой УПК той же федерации, в случае, не терпящем отлагательства, я могу производить досмотр личного имущества без санкции прокурора на обыск, но с «последующим сообщением в течение суток». Так я ведь
и не отказываюсь. Обязательно сообщу, что в тайнике, под передним сиденьем вашей машины, обнаружен незаконный ствол. Да еще и паленый. Понял, нет? И давай, браток, без байды этой ученой обойдемся. Как людей укатывать грамотно, ты бабушке своей объяснять будешь. А передо мной пальцами не крути, я не первый год в органах. Таких бобров реально повидал, что лучше бы вообще не знать, что такие люди на земле есть. Алло? Да, я. Да, взяли, — он посмотрел на Диму. — Молодого и второго еще с ним. Мордатый такой. А как же, обязательно «пробью», обязательно. Сдается мне, на них куча разных подвигов висит. Ну, давай, брат. Давай. Буду ждать. — Лысоватый закрыл трубку, опустил в карман «ко-жи», усмехнулся: — Вот так, ребятки.
«БМВ» обыскали, как положено, в присутствии двоих понятых — подслеповатого дедушки, «ветерана и заслуженного пенсионера», и молодой девахи, — которых зацепили тут же на остановке. Из кинодеятелей никто в понятые идти не согласился. Дураков нет, врагов конкретных себе наживать. Понятых, конечно, оттерли на пару метров. Салон лысоватый загородил широкой «кожаной» спиной, но ствол, несмотря ни на что, нашел. «Парабеллум». Понятой дед вспоминал, как при Сталине бандитов расстреливали без суда и следствия, и мстительно сверкал слезящимися подслеповатыми глазками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40