Тот, пряча глаза, сонно кивнул:
— Привет...
— Чего это ты, Шмотка, нос воротишь? — мрачно осведомился Мотыль.— Ты мне сегодня, откровенно говоря, не нравишься. Небось замышляете что-то с Акимом? А? Признавайся сразу!
— Ничего подобного! — поспешно заверил Шмотка и, стараясь улизнуть — сонливость с него как рукой сняло,— юркнул в толпу.
К Зосе подбежала шустрая, зеленоглазая и бледная, будто ей только что натерли личико мелом, девчонка. Приложив ладошку ко рту, что-то заговорщически зашептала ей на ухо.
— Я сейчас.— Зося слегка сжала Васькипу руку. И тоном приказа: — Без меня пи на шаг! Никуда! Хорошо?— Умоляюще глянула па Мотыля.-Не уходите!
— Да ты что? — удивленно протянул Мотыль.........Куда же мы без тебя? И хотели бы, да не уйдем!
Бледнолицая девчушка вприпрыжку поскакала впереди Зоси. То и дело она оборачивалась к ней. Васька грустно смотрел им вслед.
Объявили антракт. Музыканты спустились с высоты своих подмостков в говорливый зал и тут же растворились в нем. На сцену выскочил парень со стеклянным ящиком и закричал:
— Разыгрывается лотерея!
Расталкивая ребят, Лерка опрометью бросился к сцене.
— Мне везет в азартные игры! Мотыль недовольно поморщился.
— И охота ему открыточку выиграть! — пробормотал.
И тут Васька почувствовал осторожное прикосновение к плечу. Обернулся — Аким.
- Не пора ли нам поговорить? — приторно-вежливо произнес он.
— Пожалуйста! - хмуро буркнул Васька: что это будет за разговор, он представлял и побаивался, потому что знал — одному ему с Акимом не справиться. Тот его враз сомнет.
Васька переглянулся с Мотылем. Друг подмигнул подбадривающе: не трусь, я с тобой!
Втроем спустились на первый этаж. Здесь по-прежнему порхали девчонки, кучками жались по углам ребята — держали совет, как вести себя дальше в непредвиденных ситуациях, которые возникали ежеминутно из-за странного, во многом загадочного, непонятного им поведения девчонок. Аким осмотрелся. Обстановка ему не понравилась: шумно и свидетелей навалом,— шевельнул красивыми темно-красными губами: «1Т-да!», и раздумчиво предложил:
— На воздух выйдем? Там кислорода больше. И спокойнее.
Васька скользнул взором по Мотылю: как он считает? Но Мотыль подчеркнуто сосредоточенно изучал агитационно-красочные плакаты на стенах: думай сам! И Васька внезапно для себя ясно понял — робеть сейчас
нельзя! Никаких колебаний! Только вперед, лицом к опасности, навстречу ей!
— Выйдем, пожалуй.
Он первым двинулся к выходу из училища, решительно потянув на себя тяжелую дубовую дверь. Мотыль шагнул вслед за ним, но, столкнувшись в дверях с Акимом, с насмешливым почтением пропустил его вперед, приговаривая:
— Старикам везде у пас почет.
Глаза Акима опасно сузились: мальчика-несмышленыша из себя корчит, дурак великовозрастный! Он приостановился, сумрачно поигрывая кулаками. Видимо, размышлял: звездануть этого дылду прямо здесь, в училище, или воздержаться? Стукнешь — шуму не оберешься. Нет, это в его планы не входило. Через побледневшие ноздри Аким сдавленно выпустил из дюжей груди вздох: ну, погоди! Допрыгаетесь вы у меня оба!
Аким решил воздержаться. Хитрость взяла верх над эмоциями.
Насупившись, Аким подтолкнул Ваську: чего застрял? Мотыль вышел последним, оглянувшись. Где же Лерка? Куда же он запропал? Неужели не заметил их таинственного исчезновения?
Выйдя на цементное крыльцо, Васька с недоумением увидел на ступеньках всех троих дружков Акима. При их появлении они выжидающе напряглись. Ага, все ясно. Значит, Аким неспроста вызвал их во двор училища. Все продумано, рассчитано им заранее. Ну что ж, Васька: пап или пропал!
Не обращая внимания на обескураженное покашливание Мотыля, он первым сошел с крыльца и шагнул в глубину вечереющего сада. Высокие кусты сирени скрывали от непосвященных узкие лабиринты дорожек, протоптанные не одним юным поколением.
В городе властвовали черемуховые холода — унылые и тревожные дни, когда зябкая прохлада нехотя отступала под натиском светлой теплыни. В лощинах на окраине города благоухала черемуха. Белые гроздья свисали до самой земли. Неумолчно, до поздней ночи захлебывались от восторга горлинки.
А здесь, в зарослях сирени, тихо, темно, глухо.
Неожиданно Васька услышал, как кто-то хлопнул дверьми и, насвистывая бравурный марш, догнал их.
— Что же вы, побратимы, меня с собой не пригласили? — подошел к ребятам Лерка.— Я тоже люблю
секреты! И даже очень! — С наигранным любопытством он приблизил лицо к Акиму.— Аким? — И радостно-утвердительно: — Ей-богу, он —Аким Пустовалов!
— Шел бы ты отсюда! — угрюмо рубанул Аким.— А то получишь секреты!
— Э-эх, Аким, Аким! — жеманился Лерка.— Дружок ситцевый, плачет по тебе веревка конопляная... И все-таки, что скажешь нам?
— Не твоего ума это дело! Я сказал — пошел отсюда!
— Я послушаю,— кротко произнес Лерка, с издевкой ощеря в улыбке прокуренные зубы.
Аким в яростном прищуре несколько мгновений смотрел на его тщедушную, полусогнутую фигуру. Что стоило ему опустить кулак, и от Лерки одно мокрое место останется. Это было ясно всем. Но Аким почему-то не отваживался идти на Лерку, пасовал.
— Ну, слушай! — И Аким круто повернулся к Ваське.— Пойдем, потолкуем с глазу на глаз.
— Д-добро! — сказал Васька с поспешностью, выдававшей его смятение, неуверенность в себе, страх перед Акимом.
Аким, не оглядываясь, подался в темноту кустов. Он не сомневался, что Васька последует за ним.
Однако не успел тог сделать и двух шагов, как вновь вмешался Лерка.
— Я, побратимы, возражаю против вашего уединения.
Резкий взмах руки Акима — и его дружки окружили Ваську. Но нападать не осмеливались. Сейчас трудно было определить, чья возьмет.
Прошла тягостно-напряженная минута. Васька ждал, и точно — Аким бросился на него. Васька увернулся. Аким проскочил мимо, но что-то острое чуть ниже локтя обожгло Васькину руку.
И тут же за спиной у себя Васька услышал вскрик. Растерянно оглянулся. Аким плашмя лежал на земле, уткнувшись носом в поросль сирени — Лерка успел-таки ударить его ногой. Мотыль, не давая опомниться Акиму, всей массой своей навалился на него.
Троих дружков Акима и след простыл.
— Что здесь происходит? — внезапно, как из-под земли, возникла Зося.
— Всякое...— Лерка подбежал к Зосе.— Об жизни потолковали! Мужской разговор...
Он крепко стиснул ей локоть и силой повел из сада. Зося вцепилась в Ваську, потащила за собой. Мотыль, в последний раз окинув взглядом темные кусты, где на карачках копошился Аким, засеменил за ними.
Пересекли двор училища, вышли на улицу. Кое-где в домах уже затеплились огоньки. Прохладный аромат черемухи овевал разгоряченные липа, терпко щекотал ноздри. Лерка чувствовал себя победителем, а потому вел себя развязно, самонадеянно. Был уверен, что понравится Зосе. Смотри, дескать, вот настоящий герой! А что твой Васька? Нет, чтобы Акиму в морду врезать, пальцем не шевельнул.
Недовольный Мотыль пыхтел сзади. Ему не по душе были разглагольствования Лерки. Но он терпел их. Зося тоже молчала. Какая неприятность! И все из-за Акима. Нет, надо ей с ним серьезно поговорить, раз и навсегда.
Неожиданно Зося заметила, что правая рука у Васьки неестественно согнута. И вообще Васька держал ее как-то неуклюже, па весу. Осторожными пальцами она взялась за рукав его пиджака и обомлела: он был влажный!
Зося остановилась и, будто завороженная, смотрела на Васькину руку. Потом порывисто потянулась к ней, приподняла рукав пиджака, и глаза ее округлились от страха.
— Что это? — шевельнула она бледными губами.— Кровь? — и брови ее в отчаянии заломились.
— Ничего страшного,— как можно спокойнее сказал Васька.
— Ерунда! — поморщился Лерка.— До свадьбы заживет! — И, похлопав Ваську по плечу, захохотал.
— Сними пиджак! — приказала Зося.— Ну живее, живее! — К ней разом вернулись присущие ей уверенность и самообладание.— Надо перевязать рану! Только где бы? — Она посмотрела по сторонам.— Давай-ка зайдем в аптеку.
— Дома перевяжем,— замялся Васька.— Невелика беда...
— Тогда давай быстрей!
Васька покорно вздохнул, искоса, украдкой взглянул на нее и тут же виновато отвернулся: увидел, как Зося смахнула с ресницы крупную слезу.
На работе Васька чувствовал себя неважно. И здесь, среди друзей, не покидало понимание того, что на сей раз ему не разминуться с Акимом. Сегодня ли, завтра, но тот его выследит и отомстит за все разом. Инструмент выпадал из рук, когда думал об этом.
В конце смены Васька, измученный самобичеванием — он клял себя за трусость и малодушие! — пошел заглотнуть газированной воды. Тут, у сатураторной установки, встретился ему молча наблюдавший за ним весь день Толяна.
— Рассказывал Мотыль о твоей битве с Акимом,— высокие, по-девичьи тонкие брови Толяны в тягостном раздумье сошлись па переносице.— Это хорошо, что ты дал ему сдачи.
— Если бы я...— расстроенный Васька выцедил стакан холодной воды, рассеянно вертел его в руке.
— Главное, что не сдрейфил.— Толяна отобрал у него стакан, поставил на стойку под краник.— Достойный отпор с такими, как Аким, решает все. Они чуть что — стаей, будто волки, любят нападать. Устоял перед ними, перешел в наступление — и баста, отбой! Хватит! Не на того нарвались!
— А по-моему...
— Что по-твоему? — перебил его Толяна.— Думаешь, выслеживать тебя будет? Ха-ха! —хмуро хохотнул он.— Я вдвое старше тебя, Вась-Вась, и видел на своем веку этих акимов ой сколько! И поверь: все они, как с одного станка, похожи друг на друга.— Он помолчал, сосредоточенно потирая кончиками пальцев бледный, уже тронутый морщинками лоб.— Приходилось и мне сталкиваться с акимами.
Толяна поправил под краником граненый стакан, наполнил его шипящей водой, быстро выпил.
— Твердым будь! Не гнись! Водится за тобой такой грешок! — Он улыбнулся Ваське. Скупо. Будто жалел доброты.— Мотыль и Мамлюк поддержат тебя.
— Да и Антрацит...
— Антрацит? — Толяна вяло шевельнул тяжелой челюстью.— Вот за Антрацита я не ручаюсь.— Покачал головой.— Не тех в друзья выбираешь...
Прямо от сатураторной установки, еще раз с упоением хлебнув колючей воды, Васька поплелся домой: чему быть, того не миновать. Конечно, Толяна прав в одном:
негоже нюни распускать. Надо быть потверже и порешительнее. А то даже самому себе стыдно признаться, как Аким его запугал. Не успел Васька дойти до проходной завода, как мелкий, накрапывающий дождь перерос в ливень.
Тучи обложили небо, стало темно, как ночью. Тугие серые струп наискось больно секли лицо, студили тело. Спасаясь от них, Васька заскочил в мартеновский цех, весь рудный пролет которого уже покрылся кипящими лужами. Печи дышали жаром. Языки пламени, вырываясь из загрузочных отверстий, облизывали пол.
Смывая с труб ржавую пыль, неистовствовал ливень, а рядом в печах—жидкий расплавленный металл! Ки-яела сталь! Из пода печи выбивались бело-малиновые протуберанцы: глазам больно от их ярко слепящего жаркого света! Казалось, люди решили отлить в печах свое заводское солнце.
Васька прислонился плечом к ажурной металлической ферме. Глухо шумел ливень. Рычали машины, загружая в зев печи влажное, поблескивающее в дожде сырье. Тяжелые мульды со скрапом, рудой и известняком вползали в печь, переворачивались вверх дном в бушующе-пен-ной кипени. Старший сталевар, будто мудрец из сказки, сквозь синие стекла смотрел в огонь: готово ли солнце? «Видать, умный мужик! — издали залюбовался статной фигурой сталевара Васька.— Плавку вести непросто. Сталь варить — не варенье!»
Из дальнего сумрачного конца цеха, вздрогнув железным телом, со спокойным клекотом подплыла солидная птица, неся в клюве десятитонный ковш, остановилась у летки, откуда огнепадом полилось в ковш земное солнце. И по всему разливочному пролету сразу запылали
золотые звезды.
— Я тебя всю смену ищу, а вот где встретила! — услышал Васька радостное сопрано Аллочки Кириловой.
Ну да, конечно, только ее ему и не хватало. Равнодушно повернулся к Аллочке: мучительно не хотелось никого видеть, тем более этого длинноногого комсомольского секретаря вечно с поручениями и с нравоучениями. Другого от нее ничего не услышишь. Васька подавил рвущийся из груди вздох: господи, так бы стоял до ночи один!
— Зачем искала? — спросил с плохо скрываемой досадой.
— Завтра общезаводской комсомольский субботник.
Разумеется, ты должен быть.— И видя, что Васька мрачно молчит, добавила: — Не знал?.. Всех надо лично предупреждать?
Васька натянул фуражку почти до бровей, безразлично махнул рукой:
— Обойдетесь без меня.
— Как это без тебя? — возмутилась Аллочка, и мочки ушей ее запунцовели.— Ты комсомолец в конце концов или нет?
Васька промолчал. Заметил, что ливень немного утих, он, ссутулившись, шагнул под его знобящие косые удары.
Пришел домой, умылся, переоделся. Что делать? С Зосей условился встретиться в девять вечера, как обычно, у кинотетра. Идти туда еще рановато. Почитать? Но состояние такое, что, как говорил Мамлюк, смотришь в книгу, а видишь фигу... Куда девать себя?
Вроде и работы тяжелой не делал, а устал страшно: поясницу ломит, руки, ноги прямо-таки стонут. Уж не заболел ли?
Обеспокоенная мать — отца дома не было, работал во вторую смену — поставила на стол обед. Однако Васька есть отказался — кусок в горло не лез!
— Уж не стряслось ли чего? — допытывалась она, но Васька только отмахивался от нее и отнекивался.
Посмотрел на часы. Времени до девяти еще много. Но торчать в хате под настороженным взглядом матери не было сил. И Васька все-таки побрел в город.
Стемнело. Не зная, куда податься, Васька долго и неподвижно стоял на ступеньках кинотеатра, нахохлившись, как большая птица. Редкие прохожие пробегали мимо него по широкому мокрому асфальту, словно проплывали по черной стремнине. Золотистым прохладным соком налились плафоны фонарей. Скорбно свесили до земли пряди распустившихся ветвей плакучие ивы. Ни малейшего дуновения. Для степного, всем ветрам открытого города немного странно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24