Покупал тут сайт Водолей
»
Все верно, Екатерина Ильинична, без санкции прокурора делать обыск никто не имеет права. Но разве это обыск?
Так небольшой досмотр с вашего согласия. Желание убедиться, что в вашем багажнике не было, нет и не может быть ни квадратненькой сумки-корзинки из тяжелого брезента, ни железного ведра... А если «вещдоков» нет ни в багажнике, ни в вашем гараже*, то это значит, что ни вы, ни ваш «жигуленок» не имеют отношения к данному «дорожно-транспортному происшествию» (назовем так условно ограбление мебельного магазина, зачем вас волновать, давать повод для праздных разговоров с друзьями и соседями, мол, знаете, ко мне приезжали из милиции...). Иван Иванович по дороге к Генераловой заехал к себе в отдел. Для работника УГРО - уголовно-розыскной службы — повседневная форма одежды — гражданская. А он, готовясь к торжественному случаю — услышать приказ о присвоении очередного звания,— облачился в парадный мундир; надо было перед визитом к Екатерине Ильиничне переодеться в гражданское.
Его кабинетик тесноват. Сидят здесь двое: Орач и старший инспектор уголовного розыска майор Крутояров Олег Савельевич. Человек завистливый, как думал о нем Иван Иванович. По крайней мере, Крутояров был убежден, что эамначем должен быть тот, кто раньше получил очередное звание, то есть он, Крутояров. Но Олег Савельевич был аккуратным исполнителем, и это мирило с ним Орача.
— С очередным званием, товарищ подполковник,— с кислинкой в голосе поздравил Крутояров Орача.
Что-то было холодное, непонятное в этих словах подчиненного. Зная, что Крутояров получил задание от Стрекуна проверить версию по автомату, Иван Иванович скороговоркой поблагодарил его за поздравление и поспешил перевести разговор в деловое русло.
— С Краснодаром удалось связаться?
— Дозвонился,— доложил Крутояров, оживляясь.— Два года тому, в октябре, сняли охранницу, которая стояла на мосту через Кубань. Женщина, видимо, задремала. Была глуховата на левое ухо. Как все произошло, рассказать не смогла. Очнулась в больнице: ударом тяжелого предмета проломили череп в области левого виска. Теперь инвалид, па пенсии. В том же году в том же районе убили участкового, забрали пистолет. Оба преступления остались
нераскрытыми.
Крутояров расстелил на столе приготовленную зараное карту Краснодарского края и, ткнув пальцем в голубую извилистую линию, с вдохновением проговорил:
— Автомат взяли па Кропоткинском мосту.
— А участковый откуда?
— Станица Кущевская. Тело сбросили в речушку Ею. Это было весной. Летом Ея местами пересыхает, а по весне буйствует.
Иван Иванович долго всматривался в карту, прикидывал на глазок расстояние от моста, где случилось одно ЧП, до речушки Ей, где погиб нерасторопный участковый.
— Километров сто пятьдесят...
— Один оперативный район,— согласился майор Крутояров.
— Где-то здесь у них было лежбище! На мост вышли — знали обстановку до мельчайших подробностей, даже то, что охранница глуховата на левое ухо: зашли с левой стороны и долбанули по левому виску.
Предположение острого на язык, любителя подначек и розыгрышей Крутоярова были интересны. Но но давней привычке затевать с автором версии спор, чтобы обкатать идею, выявить ее слабые и сильные стороны, Иван Иванович возразил:
— Просто она сидела в своей будочке так, что ближайший берег у нее был слева. Оттуда и подошли.
— Возможно,— согласился с Орачем Крутояров.— Но обстановку изучали досконально. Вот и с участковым...
— А что с участковым? — спросил Иван Иванович, думая, что дотошный розыскник, майор Крутояров, знает и детали гибели милиционера.
Нет, деталей тот не знал. Пожал сухонькими, почти мальчишескими плечами:
— Труп обнаружили, когда Ея начала мелеть. В степи... Подкараулили участкового... Я бы на месте краснодарцев присмотрелся к району, где такая сложная оперативная обстановка.
— Номера пропавшего оружия известны? — поинтересовался Иван Иванович.
— Автомата — по позапрошлогодней шифровке, а о пистолете вот свеженькие сведения...— Он протянул листок, на котором были записаны результаты его разговора с работниками Краснодарского розыска.— Но вряд ли эти номера сохранились на оружии. Спилили... Разве что экспертиза определит, что к чему.
— Вначале надо выйти на этих «оруженосцев».
Иван Иванович поймал себя на том, что крайне проблематичную версию по автомату (теперь еще и пистолет, который забрали у участкового) он воспринимает как нечто реальное. Может быть, в нем говорит внутренний голос
розыскника? Этакая интуиция. Впрочем, идея по части автомата пришла в голову Евгению Павловичу.
— Доложите Строкуну о ваших успехах,— посоветовал Иван Иванович честолюбивому майору.
Улица Нижняя, 17. Генераловы... Пожалуй, это было одно из самых райских мест крупного промышленного города,— не улица, а уголок ботанического сада. Трассы, пересекавшие город с юга на север, от знаменитого завода, породившего Донецк, к железнодорожному вокзалу, к аэропорту, громыхавшие трамваями, троллейбусами и рычащими машинами, проходили выше. А на Нижней — тишь и благодать. Четверть века тому, нет, пожалуй, даже раньше, кто-то выхватил у поймы, расстелившейся вдоль балки, по которой сбегали талые и дождевые воды, полол-* няя каскад прудов, широкий участок и начал его осваивать.
— Здесь будет улица Нижняя,— сказал тот, ныне неизвестный.
И на свой страх и риск возвел первый дом. Вернее, это был не дом в обычном понимании, а двухэтажный коттедж с мансардой под четырехскатной крышей. Ныне такими коттеджами красны пригороды Львова. А пришла к нам эта архитектура, отражающая материальный достаток,
с Запада.И хотя в те далекие времена Нижняя улица существовала только в перспективных планах развития города, дальновидные люди, в основном из тех, у кого была возможность построить за пятилетку особнячок «в современном стиле», стали брать землю под застройку именно здесь. Улица росла быстро, как старательские домики на золотоносных приисках в старом Клондайке. Улицу украсили пирамидальными тополями, а за внушительными каменными заборами поднимались сады. Все'здесь возводилось, сажалось и выращивалось со вкусом, со знанием дола, масштабно, с прицелом на будущее.
Генераловы в первопроходцах Нижней улицы не числились. Они купили половину недостроенного дома вместе с частью сада. (Всего шесть соток). Хозяин недостроенного коттеджа (и земельного участка) жил у своей жены в государственной квартире. Ему хотелось иметь на ближней окраине города нечто вроде дачи. Но поняв, что строительство двухэтажного особняка дело хлопотное и разорительное, он в конце концов уступил Генераловым
и вторую половину своего владения. Генераловы построили там гараж. Иван Иванович остановился возле ворот с каменными столбами. Что делалось по ту сторону зеленого, из тесовых досок забора, даже ему (рост метр восемьдесят) не было видно. Нажал кнопку звонка. И почти сразу же мягкий женский голос ответил (оказывается, в калитку был вделан репродуктор):
— Входите, не заперто.
Иван Иванович вспомнил (со слов Сани), что в доме есть Матрена Ивановна, домоправительница в самом хорошем смысле этого слова. Она прожила у Генераловых более четверти века, попав в эту семью случайно, сразу после войны. Ее, полуобмороженную, больную, потерявшую сознание, сняли зимой с платформы поезда. В тот голодный, можно сказать, моровой для Донбасса год она ездила во Львовскую область менять то, что осталось от войны, на картошку, а если удается, то и на крупу. Ее приняли за мертвую и отвезли в морг, где несчастную увидела студентка-первокурсница мединститута Катя Генералова. Выходила полумертвую женщину, и та, потерявшая в годы войны близких — мужа и двоих сыновей, осталась в семье у профессора.
Все хозяйство, в том числе и превосходный сад, были в полном владении этой энергичной женщины, которой в ту пору шел уже шестьдесят шестой год. За калиткой, открывшейся бесшумно, почти как в сказке по требованию: «Сезам, откройся», начиналась неширокая дорожка, высыпанная утрамбованным ракушечником, рядом вело к гаражу широкое, метра в три, асфальтированное полотно. На массивных воротах — никаких замков. Гараж запирался изнутри и имел внутренний проход в дом. (Это Иван Иванович знал из рассказов сына, пропадавшего в свое время в доме академика па правах любимого ученика.)
Иван Иванович взбежал по ступенькам на крыльцо. Еще одна большая белая кнопка звонка. Едва он прикоснулся к ней, за дверями раздался малиновый перезвон — модная новинка тех лет.
От того перезвона Ивану Ивановичу стало грустно на сердце, тронула тревога. Ее породила неизвестность, таившаяся за этой плотной, обшитой светло-коричневым дерматином дверью. Три импортных замка поблескивали хромированными глазищами, словно циклопы, преградившие Синдбаду-мореходу путь к сокровищам.
«Патологически боится воров и грабителей»,— веломнил Иван Иванович слова начальника ОБХСС. Он знал, что в доме у Генераловых живет пятнистый дог по кличке Кир (Екатерина Ильинична ласково вовет его Кирюшей).
Естественно, что в ответ на песенные переливы модного звонка Иван Иванович готовился услышать истошный собачий лай, и потому появление на пороге скуластой женщины с узкими, прищуренными глазами было для него неожиданностью. Он поздоровался:
— Здравствуйте, Матрена Ивановна. Я отец Сани Орача. Иван Иванович. Мне нужна Екатерина Ильинична.
Женщина заулыбалась, закивала: проходите.
— Катю-юша! — зычно крикнула она.— К тебе...
— Кто там? — отозвался со второго этажа звонкий, певучий голос.
— Сюрприз! — не без лукавства пояснила Матрена Ивановна.— А Саня-то — вылитый папа. Особенно глаза. Только чернобров, да губы вроде бы посочнее.
Иван Иванович не стал разочаровывать приветливую женщину. Саня был приемным сыном. Но если человек хочет видеть сходство там, где причины для этого нет..
Матрена Ивановна провела гостя в одну из комнат. По всей вероятности, это была гостиная. Паркетный пол начищен до блеска. Широкие окна прикрыты полупрозрачными светло-голубыми шторами из шелка. Под стать шторам — обои. Потолок оклеен обоями того же рисунка, только чуть посветлее. Это как бы приподнимало и без того высокие потолки. Одна из стен была украшена огромным видом горы Фудзияма — национальным символом Японии. Цветные фотографии производили солидное впечатление. Под фотопанно лежала зеленая дорожка, символизирующая, по всей вероятности, поляну. На ней — несколько сухих веточек прошлогоднего бессмертника и ставшего уже редкостью седого шелковистого ковыля. Два журнальных столика. На одном — инкрустированная деревом шахматная доска. На каждом — по хрустальной вазе и рядом по два удобных мягких кресла. В углу цветной телевизор. Академик Генералов привез его в подарок жене из какой-то заграничной командировки.
— Здравствуйте, Иван Иванович. Рада вас видеть. Орач обернулся на голос.
Ему навстречу шла моложавая женщина. «Водолазка» в крупных лиловых цветах плотно прикрывала ее шею. Яркая кофта гармонировала с белыми брюками, плотно облегающими высокие сильные ноги. Поджарая девичья
фигура. Движения, пожалуй, несколько резковаты. Густые, цвета льна волосы — локонами. Иван Иванович готов был поклясться, что волосы у Екатерины Ильиничны натурального цвета. Если не вглядываться в детали лица (некоторую вялость тонких губ пытался скрыть густой слой багрянцевой помады), можно было бы сказать, что Генералова весьма милая женщина лет... Возраст Екатерины Ильиничны определить сейчас было трудновато. Под сорок? Нет, пожалуй, за тридцять пять. Синие крупные глаза с озорнинкой... Даже, пожалуй, с упряминкой, свойственной человеку волевому, знающему себе цену.
— Екатерина Ильинична, заранее приношу извинение за вынужденный визит.
— Ну что вы, Иван Иванович, зачем же так официально! — напевно возразила Генералова, протягивая ему узкую в ладони руку.
Может, надо было ее поцеловать? (От ухоженной кожи пахло так приятно!) Но он лишь пожал протянутую руку.
— Присядем,— Генералова указала на кресла за шахматным столиком и опустилась в ближайшее.— Какова все же судьба! Заочно мы с вами давно знакомы! Приводит однажды Викентий Титович мальчишечку, держит за руку, будто только что сцапал и побаивается, как бы тот не вырвался и не смылся. От порога говорит: «Котенок (это он так величает меня), познакомься: будущий талант. По части знания теоретических основ геологии он даст фору любому из моих аспирантов. А его не допускают к вступительным экзаменам! Видишь ли, у Александра Ивановича Орача еще нет паспорта! Спрашиваю секретаря приемной комиссии: «У вас-то паспорт есть?» А она: «Конечно!» «А знаний нужных нет. А у него наоборот: есть знания, но нет паспорта. Так как же нам быть?» — Екате-терина Ильинична рассмеялась. И получилось это у нее озорно. От переполнивших ее чувств она даже махнула рукой, дескать, не смешите меня, хотя гость к ее смеху не имел отношения.
Екатерина Ильинична очаровала Ивана Ивановича своей беззаботностью и искренностью.
— И вот с тех пор началось: «Папа сказал...», «Папа сделал...», «Папа поехал...», «Папа вернулся», «Папа — истребитель тапков, участник двух войн: с фашистской Германией и самурайской Японией...». Так что, Иван Иванович, я о вас знаю все, что знает о вас Саня.— И вновь рассмеялась сочно, с удовольствием.— И обо мне Саня вам немало рассказывал... Сам признался.
Какому же отцу не будет приятно услышать такую оценку сыну! Иван Иванович, что называется, таял от удовольствия и невольно оттягивал начало неприятного для обоих разговора. Время шло. Время бежало, необходимо было, не откладывая дела в долгий ящик, немедленно решить главное: заглянуть в багажник автомобиля. Но приветливость хозяйки убаюкивала сотрудника милиции.
— Я ваша должница, Иван Иванович... Ваше участие в моей судьбе... В такие критические моменты и узнаешь, кто настоящий друг, а кто всего лишь попутчик.
Напоминание о том, какую роль по милости Сани сыграл Иван Иванович в судьбе Генераловой, было неприятным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Все верно, Екатерина Ильинична, без санкции прокурора делать обыск никто не имеет права. Но разве это обыск?
Так небольшой досмотр с вашего согласия. Желание убедиться, что в вашем багажнике не было, нет и не может быть ни квадратненькой сумки-корзинки из тяжелого брезента, ни железного ведра... А если «вещдоков» нет ни в багажнике, ни в вашем гараже*, то это значит, что ни вы, ни ваш «жигуленок» не имеют отношения к данному «дорожно-транспортному происшествию» (назовем так условно ограбление мебельного магазина, зачем вас волновать, давать повод для праздных разговоров с друзьями и соседями, мол, знаете, ко мне приезжали из милиции...). Иван Иванович по дороге к Генераловой заехал к себе в отдел. Для работника УГРО - уголовно-розыскной службы — повседневная форма одежды — гражданская. А он, готовясь к торжественному случаю — услышать приказ о присвоении очередного звания,— облачился в парадный мундир; надо было перед визитом к Екатерине Ильиничне переодеться в гражданское.
Его кабинетик тесноват. Сидят здесь двое: Орач и старший инспектор уголовного розыска майор Крутояров Олег Савельевич. Человек завистливый, как думал о нем Иван Иванович. По крайней мере, Крутояров был убежден, что эамначем должен быть тот, кто раньше получил очередное звание, то есть он, Крутояров. Но Олег Савельевич был аккуратным исполнителем, и это мирило с ним Орача.
— С очередным званием, товарищ подполковник,— с кислинкой в голосе поздравил Крутояров Орача.
Что-то было холодное, непонятное в этих словах подчиненного. Зная, что Крутояров получил задание от Стрекуна проверить версию по автомату, Иван Иванович скороговоркой поблагодарил его за поздравление и поспешил перевести разговор в деловое русло.
— С Краснодаром удалось связаться?
— Дозвонился,— доложил Крутояров, оживляясь.— Два года тому, в октябре, сняли охранницу, которая стояла на мосту через Кубань. Женщина, видимо, задремала. Была глуховата на левое ухо. Как все произошло, рассказать не смогла. Очнулась в больнице: ударом тяжелого предмета проломили череп в области левого виска. Теперь инвалид, па пенсии. В том же году в том же районе убили участкового, забрали пистолет. Оба преступления остались
нераскрытыми.
Крутояров расстелил на столе приготовленную зараное карту Краснодарского края и, ткнув пальцем в голубую извилистую линию, с вдохновением проговорил:
— Автомат взяли па Кропоткинском мосту.
— А участковый откуда?
— Станица Кущевская. Тело сбросили в речушку Ею. Это было весной. Летом Ея местами пересыхает, а по весне буйствует.
Иван Иванович долго всматривался в карту, прикидывал на глазок расстояние от моста, где случилось одно ЧП, до речушки Ей, где погиб нерасторопный участковый.
— Километров сто пятьдесят...
— Один оперативный район,— согласился майор Крутояров.
— Где-то здесь у них было лежбище! На мост вышли — знали обстановку до мельчайших подробностей, даже то, что охранница глуховата на левое ухо: зашли с левой стороны и долбанули по левому виску.
Предположение острого на язык, любителя подначек и розыгрышей Крутоярова были интересны. Но но давней привычке затевать с автором версии спор, чтобы обкатать идею, выявить ее слабые и сильные стороны, Иван Иванович возразил:
— Просто она сидела в своей будочке так, что ближайший берег у нее был слева. Оттуда и подошли.
— Возможно,— согласился с Орачем Крутояров.— Но обстановку изучали досконально. Вот и с участковым...
— А что с участковым? — спросил Иван Иванович, думая, что дотошный розыскник, майор Крутояров, знает и детали гибели милиционера.
Нет, деталей тот не знал. Пожал сухонькими, почти мальчишескими плечами:
— Труп обнаружили, когда Ея начала мелеть. В степи... Подкараулили участкового... Я бы на месте краснодарцев присмотрелся к району, где такая сложная оперативная обстановка.
— Номера пропавшего оружия известны? — поинтересовался Иван Иванович.
— Автомата — по позапрошлогодней шифровке, а о пистолете вот свеженькие сведения...— Он протянул листок, на котором были записаны результаты его разговора с работниками Краснодарского розыска.— Но вряд ли эти номера сохранились на оружии. Спилили... Разве что экспертиза определит, что к чему.
— Вначале надо выйти на этих «оруженосцев».
Иван Иванович поймал себя на том, что крайне проблематичную версию по автомату (теперь еще и пистолет, который забрали у участкового) он воспринимает как нечто реальное. Может быть, в нем говорит внутренний голос
розыскника? Этакая интуиция. Впрочем, идея по части автомата пришла в голову Евгению Павловичу.
— Доложите Строкуну о ваших успехах,— посоветовал Иван Иванович честолюбивому майору.
Улица Нижняя, 17. Генераловы... Пожалуй, это было одно из самых райских мест крупного промышленного города,— не улица, а уголок ботанического сада. Трассы, пересекавшие город с юга на север, от знаменитого завода, породившего Донецк, к железнодорожному вокзалу, к аэропорту, громыхавшие трамваями, троллейбусами и рычащими машинами, проходили выше. А на Нижней — тишь и благодать. Четверть века тому, нет, пожалуй, даже раньше, кто-то выхватил у поймы, расстелившейся вдоль балки, по которой сбегали талые и дождевые воды, полол-* няя каскад прудов, широкий участок и начал его осваивать.
— Здесь будет улица Нижняя,— сказал тот, ныне неизвестный.
И на свой страх и риск возвел первый дом. Вернее, это был не дом в обычном понимании, а двухэтажный коттедж с мансардой под четырехскатной крышей. Ныне такими коттеджами красны пригороды Львова. А пришла к нам эта архитектура, отражающая материальный достаток,
с Запада.И хотя в те далекие времена Нижняя улица существовала только в перспективных планах развития города, дальновидные люди, в основном из тех, у кого была возможность построить за пятилетку особнячок «в современном стиле», стали брать землю под застройку именно здесь. Улица росла быстро, как старательские домики на золотоносных приисках в старом Клондайке. Улицу украсили пирамидальными тополями, а за внушительными каменными заборами поднимались сады. Все'здесь возводилось, сажалось и выращивалось со вкусом, со знанием дола, масштабно, с прицелом на будущее.
Генераловы в первопроходцах Нижней улицы не числились. Они купили половину недостроенного дома вместе с частью сада. (Всего шесть соток). Хозяин недостроенного коттеджа (и земельного участка) жил у своей жены в государственной квартире. Ему хотелось иметь на ближней окраине города нечто вроде дачи. Но поняв, что строительство двухэтажного особняка дело хлопотное и разорительное, он в конце концов уступил Генераловым
и вторую половину своего владения. Генераловы построили там гараж. Иван Иванович остановился возле ворот с каменными столбами. Что делалось по ту сторону зеленого, из тесовых досок забора, даже ему (рост метр восемьдесят) не было видно. Нажал кнопку звонка. И почти сразу же мягкий женский голос ответил (оказывается, в калитку был вделан репродуктор):
— Входите, не заперто.
Иван Иванович вспомнил (со слов Сани), что в доме есть Матрена Ивановна, домоправительница в самом хорошем смысле этого слова. Она прожила у Генераловых более четверти века, попав в эту семью случайно, сразу после войны. Ее, полуобмороженную, больную, потерявшую сознание, сняли зимой с платформы поезда. В тот голодный, можно сказать, моровой для Донбасса год она ездила во Львовскую область менять то, что осталось от войны, на картошку, а если удается, то и на крупу. Ее приняли за мертвую и отвезли в морг, где несчастную увидела студентка-первокурсница мединститута Катя Генералова. Выходила полумертвую женщину, и та, потерявшая в годы войны близких — мужа и двоих сыновей, осталась в семье у профессора.
Все хозяйство, в том числе и превосходный сад, были в полном владении этой энергичной женщины, которой в ту пору шел уже шестьдесят шестой год. За калиткой, открывшейся бесшумно, почти как в сказке по требованию: «Сезам, откройся», начиналась неширокая дорожка, высыпанная утрамбованным ракушечником, рядом вело к гаражу широкое, метра в три, асфальтированное полотно. На массивных воротах — никаких замков. Гараж запирался изнутри и имел внутренний проход в дом. (Это Иван Иванович знал из рассказов сына, пропадавшего в свое время в доме академика па правах любимого ученика.)
Иван Иванович взбежал по ступенькам на крыльцо. Еще одна большая белая кнопка звонка. Едва он прикоснулся к ней, за дверями раздался малиновый перезвон — модная новинка тех лет.
От того перезвона Ивану Ивановичу стало грустно на сердце, тронула тревога. Ее породила неизвестность, таившаяся за этой плотной, обшитой светло-коричневым дерматином дверью. Три импортных замка поблескивали хромированными глазищами, словно циклопы, преградившие Синдбаду-мореходу путь к сокровищам.
«Патологически боится воров и грабителей»,— веломнил Иван Иванович слова начальника ОБХСС. Он знал, что в доме у Генераловых живет пятнистый дог по кличке Кир (Екатерина Ильинична ласково вовет его Кирюшей).
Естественно, что в ответ на песенные переливы модного звонка Иван Иванович готовился услышать истошный собачий лай, и потому появление на пороге скуластой женщины с узкими, прищуренными глазами было для него неожиданностью. Он поздоровался:
— Здравствуйте, Матрена Ивановна. Я отец Сани Орача. Иван Иванович. Мне нужна Екатерина Ильинична.
Женщина заулыбалась, закивала: проходите.
— Катю-юша! — зычно крикнула она.— К тебе...
— Кто там? — отозвался со второго этажа звонкий, певучий голос.
— Сюрприз! — не без лукавства пояснила Матрена Ивановна.— А Саня-то — вылитый папа. Особенно глаза. Только чернобров, да губы вроде бы посочнее.
Иван Иванович не стал разочаровывать приветливую женщину. Саня был приемным сыном. Но если человек хочет видеть сходство там, где причины для этого нет..
Матрена Ивановна провела гостя в одну из комнат. По всей вероятности, это была гостиная. Паркетный пол начищен до блеска. Широкие окна прикрыты полупрозрачными светло-голубыми шторами из шелка. Под стать шторам — обои. Потолок оклеен обоями того же рисунка, только чуть посветлее. Это как бы приподнимало и без того высокие потолки. Одна из стен была украшена огромным видом горы Фудзияма — национальным символом Японии. Цветные фотографии производили солидное впечатление. Под фотопанно лежала зеленая дорожка, символизирующая, по всей вероятности, поляну. На ней — несколько сухих веточек прошлогоднего бессмертника и ставшего уже редкостью седого шелковистого ковыля. Два журнальных столика. На одном — инкрустированная деревом шахматная доска. На каждом — по хрустальной вазе и рядом по два удобных мягких кресла. В углу цветной телевизор. Академик Генералов привез его в подарок жене из какой-то заграничной командировки.
— Здравствуйте, Иван Иванович. Рада вас видеть. Орач обернулся на голос.
Ему навстречу шла моложавая женщина. «Водолазка» в крупных лиловых цветах плотно прикрывала ее шею. Яркая кофта гармонировала с белыми брюками, плотно облегающими высокие сильные ноги. Поджарая девичья
фигура. Движения, пожалуй, несколько резковаты. Густые, цвета льна волосы — локонами. Иван Иванович готов был поклясться, что волосы у Екатерины Ильиничны натурального цвета. Если не вглядываться в детали лица (некоторую вялость тонких губ пытался скрыть густой слой багрянцевой помады), можно было бы сказать, что Генералова весьма милая женщина лет... Возраст Екатерины Ильиничны определить сейчас было трудновато. Под сорок? Нет, пожалуй, за тридцять пять. Синие крупные глаза с озорнинкой... Даже, пожалуй, с упряминкой, свойственной человеку волевому, знающему себе цену.
— Екатерина Ильинична, заранее приношу извинение за вынужденный визит.
— Ну что вы, Иван Иванович, зачем же так официально! — напевно возразила Генералова, протягивая ему узкую в ладони руку.
Может, надо было ее поцеловать? (От ухоженной кожи пахло так приятно!) Но он лишь пожал протянутую руку.
— Присядем,— Генералова указала на кресла за шахматным столиком и опустилась в ближайшее.— Какова все же судьба! Заочно мы с вами давно знакомы! Приводит однажды Викентий Титович мальчишечку, держит за руку, будто только что сцапал и побаивается, как бы тот не вырвался и не смылся. От порога говорит: «Котенок (это он так величает меня), познакомься: будущий талант. По части знания теоретических основ геологии он даст фору любому из моих аспирантов. А его не допускают к вступительным экзаменам! Видишь ли, у Александра Ивановича Орача еще нет паспорта! Спрашиваю секретаря приемной комиссии: «У вас-то паспорт есть?» А она: «Конечно!» «А знаний нужных нет. А у него наоборот: есть знания, но нет паспорта. Так как же нам быть?» — Екате-терина Ильинична рассмеялась. И получилось это у нее озорно. От переполнивших ее чувств она даже махнула рукой, дескать, не смешите меня, хотя гость к ее смеху не имел отношения.
Екатерина Ильинична очаровала Ивана Ивановича своей беззаботностью и искренностью.
— И вот с тех пор началось: «Папа сказал...», «Папа сделал...», «Папа поехал...», «Папа вернулся», «Папа — истребитель тапков, участник двух войн: с фашистской Германией и самурайской Японией...». Так что, Иван Иванович, я о вас знаю все, что знает о вас Саня.— И вновь рассмеялась сочно, с удовольствием.— И обо мне Саня вам немало рассказывал... Сам признался.
Какому же отцу не будет приятно услышать такую оценку сыну! Иван Иванович, что называется, таял от удовольствия и невольно оттягивал начало неприятного для обоих разговора. Время шло. Время бежало, необходимо было, не откладывая дела в долгий ящик, немедленно решить главное: заглянуть в багажник автомобиля. Но приветливость хозяйки убаюкивала сотрудника милиции.
— Я ваша должница, Иван Иванович... Ваше участие в моей судьбе... В такие критические моменты и узнаешь, кто настоящий друг, а кто всего лишь попутчик.
Напоминание о том, какую роль по милости Сани сыграл Иван Иванович в судьбе Генераловой, было неприятным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50