– Сердечный камушек? – переспросил Федя.
– Да. И с тех пор ?эрмиты в фундаменты новых домов прячут такие камушки. Если сердечный камушек есть, то мы этот дом оберегаем и охраняем.
Иоанн не успел окончить свой рассказ, поскольку внезапно навстречу им выскочил Теодор – верхом на чёрном пуделе, со свежим зелёным огурцом в руках.
– Смотрите, как я умею! – прокричал счастливый Теодор и принялся ловко кувыркаться на пуделе, а тот был вовсе и не против – приветливо вилял хвостом и, кажется, улыбался. Теодор сделал последний кульбит, ловко спрыгнул на землю и поклонился. Пудель лизнул мальчика в щёку и побежал по своим собачьим делам.
– А огурчики-то бабушкины созрели! – весело сказал Теодор и с хрустом надкусил огурец.
Ребята стояли у Медного всадника и смотрели на величественный и гордый Исаакиевский собор, который возвышался перед ними. И тут рядом послышалось зловещее шипение.
– Кажется, у кого-то колесо спустило, – неуверенно сказал Иоанн. В этот момент Федя почувствовал, как что-то холодное коснулось его руки. Он повернул голову и остолбенел…
– А-а-а! – завопили ребята хором. – Змей ожил! Бежим! Мальчики не сговариваясь бросились к собору в поисках защиты.
Ноги, вдруг одеревеневшие от страха, не слушались Федю, да ещё и ?эрмиты тянули его в разные стороны. За спиной слышалось гадкое шипение змея:
– От меня не уйдёш-ш-шь, отдайте ш-ш-шар, ш-ш-шалопаи!
От этого шипения ужас стискивал грудь, не позволяя дышать. Но Иоанн, Теодор и Федя всё-таки достигли укрытия. Они шмыгнули в кусты, где обнаружили вход в пещеру и каменные ступени, ведущие вниз.
– Уф-ф. Сюда он не пролезет – побоится сердечного камушка в фундаменте храма, – отдышавшись, сказал Иоанн.
– Кажется, про этого Баламута-змея и говорил нам дедушка Фасад, – вспомнил Федя. – И зачем ему шар?..
А змей, остановившийся прямо перед входом в подземелье, с досады размахнулся хвостом – и стукнул по земле, да так сильно, что в другой части Петербурга, в Смольном соборе, зазвенели колокола на колокольне, а по фасаду старого дома на Литейном проспекте поползла большая трещина. И изо всех самых тёмных уголков города Баламуту откликнулись тысячи голосов – писком, оханьем, скрежетом и мерзким хохотом…
…Под Исаакиевским собором на много метров вниз простирается пещера. Своды её украшают картины ночного неба с россыпью серебряных звёзд. В середине пещеры из потолка растёт огромное дерево. Но не вверх, а совсем наоборот, кроной вниз. И, по преданию, заканчивается оно в самом центре Земли. Вокруг же огромного ствола плещется озеро, растекающееся каналами во множество арок. Из пещеры по воде можно попасть в любую часть города.
Это дерево и было домом бабушки Солеи.

Кругленькая, улыбчивая, седая, с блестящими глазами, румяными щёчками и пухлыми ручками, она была точь-в-точь как многие бабушки. Но для Теодора и Иоанна бабушка была единственная и самая любимая. Кстати, у них была ещё одна бабушка, живущая в старом литераторском доме в Коломне, – не похожая на бабушку Солею и, может, потому тоже горячо любимая и единственная.
– Как же мы войдём? Двери-то нет, – удивился Федя, разглядывая дерево.
– А ты забыл, как входят к бабушке? – засмеялся Иоанн.
Федя увидел шнурок, свисающий с сучка. «Дерни за верёвочку – дверь и откроется», – вспомнилось ему. Маленькая дверь со скрипом отворилась. Феде опять пришлось пригнуться. В дереве оказалось тесно, но очень уютно. В спальне стояла кроватка с перинами и пуховыми подушками. В гостиной – дубовый стол и старая магнитола, покрытая кружевной салфеткой. На кухне вкусно пахло свежим, ещё горячим вареньем, а в печке пеклись пирожки. Все полочки и этажерки были заставлены фарфоровыми чашечками. Было видно, что бабушка любит принимать гостей, а гости любят у неё бывать – пить чай с вкуснейшими пирожками и замечательным бабушкиным вареньем.
– Проходите в гостиную, внучки! А то Феде тесно в прихожей. Чай готов, – приветствовала гостей бабушка. – Садитесь за стол. Я сейчас.
Федя с трудом примостился на крошечном табурете, и тут… произошло непоправимое: он нечаянно махнул рукой, и с десяток чашек с блюдцами рухнули на пол и превратились в груду фарфоровых черепков…

Федя собрался уж было расстроиться и даже, может быть, расплакаться, но заливистый смех братцев Теодора и Иоанна заставил его повременить:
– Ура! – дружно закричали ?эрмиты. – Бабушка! Иди быстрее – пока не поздно!!!
– Сейчас, сейчас, внучки. – ласково отвечала бабушка. – я всё успею.
Она наклонилась над черепками и принялась бормотать какой-то странный стишок:
– Поли-Оли-Рец,
Цеви-Еми-Лекс.
Мли-Ними-Гунгер…
Последних слов из бабушкиного стишка Федя не услышал, так как с черепками начали происходить странные вещи: они вдруг зашевелились и, позвякивая, приподнялись над полом, выстроились вокруг бабушки Солеи в хоровод – и к тому моменту, когда ?эрмитесса замолчала, в хороводе кружились совершенно целые и невредимые чашки и блюдца. Они сами попрыгали на этажерку и замерли на своих привычных местах.
– Вот это да, вот это фокусы! – Федя с трудом опомнился от увиденного.
– Да не фокусы это вовсе, – возразил Феде Теодор, – просто бабушка знает заговор на фарфор и может любую разбившуюся чашку сделать целой!
– Только нужно успеть заговор произнести не позже, чем через семьдесят восемь секунд после того, как фарфор разбился. – уточнил Иоанн.
Федя решил пересесть в большое удобное кресло и тут же вместе с ?эрмитамн принялся уплетать пирожки. Бабушка, улыбаясь, присела рядом.

– Ой, бабушка, а откуда ты узнала, что Федя с нами? – поинтересовался Теодор.
– А незадолго до вас ко мне эрмитажный грифончик прилетел, он-то все последние новости и рассказал. Подрастает малыш, скоро сменит отца – Златокрылого Грифона, того самого, что банковские сокровища стережёт, – бабушка Солея издавна водила дружбу с грифонами и грифончиками, которые населяют город со времён его основания.
– Мы тебе почту принесли, – Теодор указал на рюкзак.
– Давайте сюда, прямо на стол! – засуетилась бабушка. Она запустила руку в рюкзак и достала железную фигурку:
– Эйфелева башня. Париж, стало быть, дедушка ваш загадал. Мне теперь город на последнюю букву, на «Ж», значит. Женева! Ну что ж, со следующей почтой передам дедушке свою загадку.
Бабушка поставила башенку на полку и опять запустила руку в рюкзак.
– Тут для меня ещё кое-что, – и одну за другой принялась доставать стеклянные банки, – вот здорово! Ребята, а вы не посмотрели – там, на грядке, огурцы мои созрели?
– Да, вот какие выросли, – показал Иоанн. – Ух, и зелёные же! Хрустящие!
– Ну, завтра и засолю! – обрадовалась бабушка.
Банок становилось всё больше: они заполнили стол и пол вокруг бабушки Солеи, но всё не кончались. Наконец из рюкзака достали последнюю банку – их оказалось ровно пятьдесят две штуки. Пошарив рукой в рюкзаке, Федя нащупал шар:
– У нас вот ещё что…
– Слышала я. Но в таких штуках, к сожалению, не разбираюсь. Кажется, в Инженерном замке, на шпиле, было что-то похожее. Но не уверена… Хотя вам ведь всё равно туда. Отец ваш давно почты ждёт.
– Да, бабуль, дай нам лодочку, – сказал Теодор и, измерив Федю взглядом, добавил, – побольше.

Глава пятая
БУРЯ
ДРУЗЬЯ вышли из дупла подземного дерева, спустились по огромной ветви в одну из арок и очутились в гроте, своды которого были расписаны чудесными картинами. Здесь были голубые небеса, облака, цветы, ангелы, а самая красивая фреска светилась на дальней стене. На ней была изображена прекрасная девушка с рыжими волосами, плывущая по бирюзовым волнам в огромной раковине – как жемчужина.
– Вот уж не знал, что у нас под городом такая красотища есть! – восхищался Федя.
– Да, это один наш дальний родственник давным-давно нарисовал, – небрежно ответил Теодор, – он тут гостил, когда ещё и Исаакиевского собора-то не было…
К уютной пристани в подземном канале была привязана настоящая венецианская гондола.
– Не очень большая, зато с ножным мотором, – весело крикнул Иоанн, запрыгивая внутрь.
– Ором-ром-ом… – разнесло эхо его слова по всему гроту.
На вид лодке было лет триста, но затейливый механизм работал как часы. Вращаешь велосипедные педали – винт крутится и лодка плывёт. Федю тут же усадили «на педали», Теодор устроился на корме у руля, а Иоанн – на носу, и друзья отправились в путь.
По подземным каналам гондола шла не очень быстро, покачиваясь на волнах и иногда поскрипывая. Она застоялась у причала и рада была размяться.
Федя рассматривал диковинные картины на стенах, Теодор то и дело пытался выхватить что-нибудь из воды, а Иоанн рассуждал вслух:
– Действительно, эта круглая штуковина очень похожа на шар, что на шпиле Инженерного замка. Только там он золотой, а наша штуковина – чёрная. Ну конечно! Шар упал, и вся позолота отвалилась. Но ничего, папа всё обратно приделает. Он ведь в Инженерном замке самый главный инженер…
Иоанн мог бы рассуждать и дальше, если бы их лодку внезапно не тряхнуло.
– Тысяча каракатиц! – завопил Теодор. – Здесь акулы!
Но это были не акулы, а городское метро, проходившее где-то рядом. «Вот так вот роют тоннели рядом с древними ?эрмитскими каналами, а потом удивляются, что станции заливает!» – подумал Федя.
Их тряхнуло ещё раз, и лодочка на полном ходу вылетела в Мойку, где-то под Синим мостом.
– Здесь-то поспокойнее, – с облегчением выдохнул Иоанн. – Кстати, Федя, наверное, ты не знаешь, что Синий, Красный и Зелёный мосты над Мойкой придумали раскрасить в свои любимые цвета ?эрмиты. До сих пор наши родичи весной и осенью их подкрашивают.
Гондола с ребятами вынырнула из-под моста.
И тут, как и обещал дедушка, неожиданно пошёл дождь, да не просто пошёл, а хлынул вдруг мощными струями. Завыл ветер. В одно мгновение тёмное небо смешалось с водой. Всё исчезло в кромешной мгле.
– Держитесь крепче, – закричал Иоанн, – беда – шторм!
Действительно, небывалый ливень начался так внезапно, что прохожие не успели накинуть свои плащи и раскрыть зонты, а ворона Карла, пока летела до ближайшего чердачного окна, так вымокла, что чуть не упала от собственной тяжести.

Федя не мог понять, что происходит. Хлестал дождь, стало по-осеннему холодно, в гондолу набиралась вода, навстречу летели огромные волны, которые, казалось, вот-вот разобьют в щепки их древнее судёнышко. С городом тоже сделалось что-то странное: змеи на головах Горгон в ограждениях мостов ожили и зашевелились, в ответ на это добрые львиные морды на фасадах зданий угрожающе оскалились, а Атланты, держащие балконы, нахмурили брови и напрягли могучие мышцы. Нева вспучилась, словно перед наводнением. И тут Федя увидел змея Баламута, который приближался к гондоле: он плыл за ними, сверкая жёлтыми глазами и открыв пасть, из которой высовывался раздвоенный язык. Феде показалось, что змей увеличился в размерах.
– Полный вперед! Лево руля! – дрожащим голосом отдавал команды Иоанн.
– Сейчас я ему покажу! – вопил Теодор, размахивая кулачком, но при этом почему-то прижимаясь к Феде.
– Это он хвостом своим воду баламутит – оттого и буря! – догадался Федя, который ни на секунду не прекращал крутить педали.
Баламут нагонял лодку. Братья-?эрмиты метались от одного борта к другому. Иоанн размахивал спасательным кругом, а Теодор с криком «пли!» швырял в змея всякой мелочью из карманов. Тут даже жёлудь пригодился. Но Баламут не обращал на ?эрмитов никакого внимания – его холодный страшный взгляд был прикован к Фединому рюкзаку, в котором лежало ядро.
Только гондола не теряла самообладания. Она мужественно шла наперекор волнам на пределе сил. Надо думать, в былые дни видала штормы и пострашнее. Даже когда Баламут уже почти дотянулся до кормы лодки, а Федя бросил педали, готовясь дать отпор змею, она шла и шла вперёд.
– Ш-ш-ш-покойно! – шипел змей, нависая над гондолой. – Не ш-ш-шевелитесь!
Последняя надежда оставила друзей… И в этот момент сквозь тёмные тучи и дождевые брызги пробился лучик света. За ним – второй, третий, и вот уже всё вокруг засияло миллионами радужных бликов. Солнечные лучи наверху отражались от огромных белоснежных крыльев и устремлялись прямиком на лодочку, которая на миг стала похожа на большой красивый корабль под белоснежными парусами. Высоко в небе, над крышами и шпилями, парил Ангел. Федя узнал в нём Ангела-хранителя города со шпиля Петропавловского собора.
Дождь кончился так же неожиданно, как и начался. Змей исчез. Видимо, нырнул в какой-нибудь омут и там затаился. А гондола тихим ходом приближалась к Инженерному замку. Но чтобы попасть к секретному причалу, скрытому под мостом центрального входа, нужно было выйти в Фонтанку…
…Все птицы попрятались от дождя под карнизами Инженерного замка и в густых ветвях деревьев Летнего сада, и только бронзовый Чижик-Пыжик сидел, нахохлившись, на своём месте, внизу, у самой воды. Фонтанка поднялась, и волны захлёстывали птаху с головой.
– Смотри-ка, не улетел, – Теодор с уважением посмотрел на бесстрашного стража Фонтанки.
– Куда же он улетит – он же памятник! – удивился Федя.
И тут бронзовая птичка демонстративно расправила перышки, стряхнула с них капли воды и коротко, с достоинством что-то чирикнула в ответ.
– Молодец Чижик, привыкает к службе. А то сначала всего пугался и постоянно улетал домой, – похвалил птичку Иоанн.
– А где его дом?
Теодор подмигнул мальчику и указал на большое здание на набережной, напротив.
– И зачем он туда улетает?
– Всё-то тебе объяснять надо. Жил когда-то здесь недалеко наш родственник – портной. А в этом здании раньше было Императорское училище правоведения. И шить мундиры для студентов поручили нашему родственнику. А он очень птиц любил всяких – синиц, соловьев, голубей, И особенно любил чижей. Вот и решил он для студентов сшить жёлто-зелёные мундиры, как оперение у чижика – жёлтая грудка и зеленоватые крылья и хвост. В городе студентов-правоведов тут же прозвали «чижиками-пыжиками».
– А почему «пыжиками»? – не унимался любознательный Федя.
1 2 3 4 5 6 7