"
Но город жизни моей я любил как мог,
Он был чем-то похож на воспаленный мозг.
Я плутал на каблуках по извилинам, ища свой мост.
И, оглядываясь нет ли за мной хвоста,
Я доплелся наконец до своего моста,
И подумал : "Ну вот теперь-то моя совесть чиста."
Но когда я собрался бросаться вниз,
Мне пришла в голову забавная мысль:
"Не вернуться ли мне обратно в родные места ?"
Я вернулся туда, где был мой кров,
И увидел там только огромный ров,
И по самому краю носилось стадо
Запуганных, злых и голодных коров.
И их погонял слепой пастушок,
И от этого пейзажа стало мне нехорошо.
Я ушел бы в шок,
Но успел проглотить порошок.
И я понял,
что когда я решил
подчинить свою жизнь приказу "Беги!",
я поднялся отнюдь не с наихудшей ноги.
Но твои поступки толкутся в ступке
Теми, кто на посту без уступки
Заваривал кашу, заваривал кашу,
Заваривал кашу, заваривал кашу.
Когда же эту кашу подадут на стол:
Сытым по горло - позорный столб,
А тех, кто скажет: "Стоп!"-
Ожидает потоп.
Куда теперь потечет твоя кровь,
С тех пор, как ты покинул свой кров,
Вернулся и снова ушел,
Но теперь навсегда?
Кто теперь сосет твою кровь ?

Мое время.
Оставляя друзей в неразбуженных городах,
Я бежал, унося свое время с собой.
Унося на руках, находя себе путь
По возможности лучше укрытый от пуль.
Я не смог избежать того,
От чего я бежал.
Не заметил стволов,
Мое время принявших в штыки.
Час пробил,
И потом битый час на бегу
Я пытался зализывать раны.
Недобитому времени,
Для которого я собрал урожай в тысячу жал.
Я не смог избежать того,
От чего я бежал.
Незванный гость на чинном обеде,
Явившийся причиной обид.
Приглушенно пой о придушенных душах,
Пока не задушат тебя самого.
Я чувствую - меня хотят убить.
Выходя по утрам из подъездов домов,
Оставляя в капканах клочья надежд,
Я бежал по дорогам, усыпанным битым стеклом.
Где я прятался ночью от холода ветра и смерти.
Истекавшее кровью мое недобитое время,
Мне тебя было мало,
Чтобы видеть как ты истекало,
И увидеть, что ты истекло.
Ты влез в дурную игру,
Где побеждающий бит.
Ори во всю глотку о задушенных душах,
Пока не прикончат тебя самого.
Я чувствую - меня хотят убить.
И вот, однажды, в ясный и солнечный день
Я упал на дорогу, и выпустил ношу из рук.
Я успел увидать только тени тех,
Кто добил мое время,
Тем самым докончил мой круг.
Мое милое, мертвое время, я не терял тебя.
Я пытался тебя донести, и бессилен что-либо вместить.
Если можешь - прости.
Оставляя в капканах клочья надежд,
Я бежал по дорогам, усыпанным битым стеклом.

Я знаю.
Я знаю ветер, что порой в пустынях сеет смерть,
И его зовут за это смерч.
Знаю дождь - небо плачет, небо льет свой душ,
Чтоб отмыть слезами кровь и грязь
С едва спасенных душ.
Я знаю, есть моря, где тепло и только синий цвет,
Там, наверно, ветер носит для меня ответ.
Но пока я не выпитый глоток воды,
Где заря клеймит каленым свет.
Миру - миф, миф слезами упадет с ресниц,
Значит миру снова падать ниц.
Знаю: тот, кто курит фимиам - тот смел,
Ну а кто марихуану - тих.
Нам остается никотин,
Но дым
Спасет только тем, что всем нам съест глаза.
Нас несет на скалу и нет пути назад.
Это все я оставил и от всех остыл.
Я иду в великой из пустынь.
Ты прости нас, златоглавых куполов зола,
Веру в то, что это не со зла.
Да, я слаб.
Однобокий я под Богом был.
Платим плотью за свои умы.
Я лишь нитка из узла.
Бес сильней - в этом ложь и в этом правда зла.
Сколько дней я в бессильи сдавлен весом лат.
Да, я слаб. Я надел их много лет назад,
И теперь мне не поднять весла.
И мне не плыть в моря,
Где тепло и только синий цвет,
И где ветер как ответ на все.
Зря заря раскалила добела весь свет,
Подожгла весь этот белый свет.
Я знаю, я знаю то, что
Я один посредине чернокнижных дней,
Я один посредине белоснежных льдин.
Слушай плач в лед замерзшего глотка воды,
Что не будет больше молодым.

Перекати-поле
Сын империи,
Слишком рано открывший, что это уже приговор.
Пух и перья -
След раненых крыльев,
Слышишь, как щелкнул затвор.
Время меряя по мгновениям прожитым в песне как по годам,
Во что верю я по дороге во тьму, в никуда.
Страстная весна.
Может чудится мне быть беде.
Но никто из нас
Не пройдет босиком по воде.
Значит вновь война
Между всеми пустынями мира и первым дождем.
Мне пора.
Мне дорога одна и туда,
Где пока еще кто-нибудь ждет.
Мама, кто я на этой земле ?
Мама, кто я на этой земле ?
Из нагаданной, из просторной,
Неторной да в сторону, в поле, в овраг.
Тьма атакою,
Тьма раскатами,
Перекати-горе, перекати-страх,
Перекати-боль, перекати-мрак.
И в бреду уже не различая пути,
По земле на которой рожден.
Я иду,
И я буду идти,
До тех пор, пока кто-нибудь ждет.
Как могу, посредине земли, на которой рожден,
Я иду, и я буду идти, до тех пор, пока кто-нибудь ждет.
На земле, пока еще кто-нибудь ждет.
На этой земле.

Путь наверх
В дорогу, за стены за верой,
За теми, кто вырвался вверх.
Не пойман - не вор,
Не продан - не раб,
А раз так, то вперед,
Там наверху, твой корабль.
И только там
Ты капитан.
Твой мозг освещен, и сердце колотит
Свободный и бешенный ритм.
Душа налегке
На взведенном курке,
И там вдалеке
Твоя цель.
И если наемным убийцей не взят на прицел,
Даст Бог, будешь цел.
Но ни шагу назад.
Ведь там, позади,
На тебя расставлены прочные сети,
Прочные сети.
Но что это, плиты, по дороге наверх ?
Надгробные серые плиты.
И вечный огонь пожирает пропан,
Не плачет о тех, кто под ними пропал.
Пропив и продав все, чем было бы можно
Причислиться к лику элиты.
Твой мозг как подмоченный порох,
И сердце - мешок с кровавым желе.
Душа
Как навьюченный грузом ишак,
И тем тяжелей, что тебе нельзя назад ни на шаг,
Только вверх,
Там твоя верфь,
Там твой корабль.
Но пока ты не там,
Ты не капитан.

Последние метры сквозь муки
И все-таки не наступившую смерть.
За выступ цепляются руки,
А все-таки стоило сметь
Вырваться вверх.
Здесь твоя верфь,
Здесь твой корабль,
Которому ты капитан.
Как ты устал.

Стиснуты зубы, роса на глазах,
Но только вперед, и ни шагу.
А там, позади, грязной тряпкой висят
Обветшавшие сети.

- Скажи мне что ты видишь ?
- Я вижу горизонт.


Музыка
Среди одиноких недель
Мне дорог тот день,
Когда полюбила меня лишь одна.
Только она меня может понять,
Нести со мной крест мой до судного дня.
Она лишь способна меня окрылить,
И плакать заставить мою черствую душу.
И жажду способна она утолить.
Ее лишь готов бесконечно я слушать.
Музыка - друг мой единственный.
Только лишь ты способна целить,
Когда все лекарства уже бесполезны.
Только лишь ты способна ценить
И в душу врезаться острее чем лезвие.
Когда ты со мной - я просто святой,
Я чувствую нимб над своей головою.
Гитару взяв в руки, играю тебя,
А ты мной играешь, царя надо мною.
Музыка - друг мой единственный.
В тот день, когда предадут меня все друзья,
Я все же, я все же не буду один.
Ты не оставишь меня, верю я,
И потому я пою этот гимн.
Только ты можешь душе дать приют,
И ты самый верный мой спутник на свете.
Жаль, что так часто тебя предают,
Но никогда я не сделаю это.
Музыка - друг мой единственный.

Переведи на нейтраль.
Ветер хлещет в лицо.
Ветер бьет тебя плетью наотмашь в лицо.
Ты был молодцом,
Но настала пора развернуться по ветру,
И дело с концом.
Переведи на нейтраль
Свой автомобиль.
И, до боли и пота
Вытирая с капота,
Слушай странную сказку,
Похожую чем-то на быль.
О, ты был непрост,
Ты был вовсе не прост,
Но, увы, ты проехал свой мост.
Нам пора идти врозь,
С этих пор нам пора идти врозь.
Ты все понял и нынче всех видишь насквозь.
Только это ты брось,
Тебе бросили кость,
И за нею теперь ты не видишь ни зги.
Стараяся быть беспристрастным,
Но отныне, при входе в общественный транспорт,
Не забудь передать на компостер мозги.
Переведи на нейтраль
Свой автомобиль.
И, до боли и пота
Вытирая слой пыли с капота,
Слушай странную сказку,
Похожую чем-то на быль.
А я глотаю таблетки,
Я гублю свои нервные клетки.
Ты ведь тоже был с этим когда-то знаком.
Но теперь в знак протеста
Булки ешь из печеного теста,
Не забыв их при этом запить молоком.
Я в борьбе с аморальным
Оставался порою нейтральным.
Ведь не редкость
Но тобою, престижным,
Я был как-то пристыжен,
Ты сказал мне, что, дескать, тебе меня жаль.
Переведи на нейтраль
Свой автомобиль.
И, до боли и пота
Комья грязи смывая с капота,
Слушай странную сказку,
Похожую чем-то на быль.
Те, кто понял абстрактно,
Пусть во время антракта
Сунут где-нибудь два пальца в рот, чтоб излить свою желчь.
А понявшим конкретно
Этот момент,
Совершенно секретно
Сей документ.
Я советую рукопись сжечь.
Тем же кто недопонял,
Я могу лишь дополнить,
Пару строк под завязку напеть по слогам.
В этой всей ахинее есть смысл -
Это главная мысль,
И как раз за нее мне опять надают по мозгам.
Переведи на нейтраль
Свой автомобиль.
И, до боли и пота
Вытирая с капота,
Кровь всех тех, что ты сбил по дороге в свой рай
Вытирай, вытирай, вытирай.
Слушай странную сказку,
Похожую чем-то на быль.

666-й блюз
Когда он входит в паспортный стол,
Его все гонят взашей.
Он столько лет ходит в паспортный стол,
Его все гонят взашей.
Шестьсот шестьдесят шестой,
Я сжалился над ним и постоянно прописал в своей душе.
Шестьсот шестьдесят шестой блюз -
То, чего я так боюсь.
Но шестьсот шестьдесят шестой блюз -
Это все, что я могу.
Быть может я когда-нибудь влюблюсь,
Ну а пока что я пою,
И все еще на этом берегу.
Я знаю - город будет,
Но саду здесь не цвесть.
Я просто помню то, что будет,
Не забывая то, что есть.
Шестьсот шестьдесят шесть -
Отныне все, что я могу,
И больше мне не съесть.
Я прихожу в забеге первым,
Поскольку я не пью и не курю.
Они мне действуют на нервы,
Поскольку я на этом берегу.
" Откуда,- говорят,- ты взял резервы,
Блюз,
Шестьсот шестьдесят шестой номер
По инвентарю.
Ты, говорят, орешек крепкий,
Но мы не привыкли отступать.
Вот как дадим тебе по репке,
Так сразу перестанешь выступать.
Запомни, парень, ты под колпаком у нас давно.
Нам расколоть тебя поможет
Киножурнал 'Хочу все знать'."
А я тусуюсь по-над пропастью,
Поскольку я на этом берегу.
И не рисуюсь этой пропастью,
Но только вы об этом ни гу-гу.
Вся наша стремная, потраханная юность,
И это все о ней, и это все, что я могу.
Так вдоль того света поперек или
Шестью шестью шесть.
Левее сумы, но правее тюрьмы
Идет андерграунда черная шерсть.
Его тотальное нашествие на замочные скважины ваших ушей
Будет до тех пора, пока
Не найдется сумасшедший,
Который приютит его в своей душе.
Шестьсот шестьдесят шестой,
Не поддающийся проверке,
И первый по инвентарю -
Это мой блюз,
Мама.

Ты и я.
В Ленинграде дождливое лето,
И я так устал от официоза.
Но мы не поедем в Палермо с тобой,
Да, там тепло, но, ох уж эти мне мафиозо,
Что вечно не в духе.
Давай-ка останемся дома, мой бог.
И ты будешь сетовать на непогоду,
Ф я буду в праведном гневе на то,
Что мы не вольны,
Жанна,
Внедриться в Китай партизанкой подпольной луны.
И мир содрогнется от звуков
Музыки желтой волны.
Ах, героин в Амстердаме,
М-м, снегопады в Тбилиси,
О, переворот в Иордании,
Боже, как трудно быть реалистом
Мира, в котором малюют на стенах
Нитроэмалевой краской,
И повсюду снуют пацифисты в мундирах.
Я обещаю быть откровенным,
Дай мне напялить еще одну маску.
Я докажу тебе, что я крутой,
Я все поставлю на карту.
Я скажу тебе, что
Я сочиняю не хуже Маккартни.
Ты, ошалев от этакой наглости,
Вымолвишь, что у меня не все дома,
Я не сумею тебе возразить -
Я так давно не был дома.
Лучше послушай, как я играю.
Разве тебе не по кайфу ?
Ах, в Калифорнии - СПИД,
Токсикомания в Наро-Фоминске.
Спи, любовь моя, спи.
Господи, как тяжело быть нонконформистом.
Особенно если
Это выходит из моды.
Но по бокам как всегда два оптимиста
В штатском.
Я обещаю быть бескомпромиссным,
Дай мне примерить новый намордник.
1 2 3