https://wodolei.ru/catalog/vodonagrevateli/drazice-okc-200-ntr-109695-item/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Среди последних самый главный, по бальзаковской градации, — это, конечно, инстинкт обладания. Безотносительно от того, в каких конкретных формах он проявляется: у политиков — в жажде власти; у дельца — в жажде наживы; у маньяка — в жажде крови, насилия, угнетения; у мужчины — в жажде женщины (и наоборот). Безусловно, Бальзак нащупал самую чувствительную струну человеческих побуждений и поступков. Данный феномен в разных своих аспектах раскрыт в различных произведениях писателя. Но, как правило, все аспекты, как в фокусе, концентрируются в любом из них. Некоторые же воплощаются в неповторимых бальзаковских героях, становятся их носителями и олицетворением. Таков Гобсек — главное действующее лицо одноименной повести — одного из знаменитейших произведений мировой литературы.
Имя Гобсека переводится как Живоглот, но именно во французской вокализации оно стало нарицательным и символизирующим жажду наживы ради самой наживы. Гобсек — капиталистический гений, он обладает поразительным чутьем и умением увеличивать свой капитал, безжалостно растаптывая при этом человеческие судьбы и проявляя абсолютный цинизм и аморализм. К удивлению самого Бальзака, этот высохший старикашка, оказывается, и есть та фантастическая фигура, которая олицетворяет власть золота — этой «духовной сущности всего нынешнего общества». Впрочем, без названных качеств капиталистические отношения не могут существовать в принципе — иначе это будет совершенно другой строй. Гобсек — романтик капиталистической стихии: ему доставляет истинное наслаждение не столько получение самой прибыли, сколько созерцание падения и коверкания человеческих душ во всех ситуациях, где он оказывается подлинным властелином людей, попавших в сети ростовщика.
Но Гобсек — и жертва общества, где царствует чистоган: он не ведает, что такое любовь женщины, у него нет жены и детей, он понятия не имеет, что такое доставлять радость другим. За ним тянется шлейф из слез и горя, разбитых судеб и смертей. Он очень богат, но живет впроголодь и готов перегрызть горло любому из-за самой мелкой монетки. Он — ходячее воплощение бессмысленной скупости. После смерти ростовщика в запертых комнатах его двухэтажного особняка обнаруживается масса прогнивших вещей и протухших припасов: занимаясь под конец жизни колониальными аферами, он получал в виде взяток не только деньги и драгоценности, но всевозможные деликатесы, к которым не притрагивался, а все запирал на замок для пиршества червей и плесени.
Бальзаковская повесть — не учебник по политэкономии. Безжалостный мир капиталистической действительности писатель воссоздает через реалистически выписанные персонажи и ситуации, в которых они действуют. Но без портретов и полотен, написанных рукой гениального мастера, наше представление о самом действительном мире было бы неполным и бедным. Вот, к примеру, хрестоматийная характеристика самого Гобсека:
Волосы у моего ростовщика были совершенно прямые, всегда аккуратно причесанные и с сильной проседью — пепельно-серые. Черты лица, неподвижные, бесстрастные, как у Талейрана, казались отлитыми из бронзы. Глаза, маленькие и желтые, словно у хорька, и почти без ресниц, не выносили яркого света, поэтому он защищал их большим козырьком потрепанного картуза. Острый кончик длинного носа, изрытый рябинами, походил на буравчик, а губы были тонкие, как у алхимиков и древних стариков на картинах Рембрандта и Метсу. Говорил этот человек тихо, мягко, никогда не горячился. Возраст его был загадкой «…» Это был какой-то человек-автомат, которого заводили ежедневно. Если тронуть ползущую по бумаге мокрицу, она мгновенно остановится и замрет; так же вот и этот человек во время разговора вдруг умолкал, выжидая, пока не стихнет шум проезжающего под окнами экипажа, так как не желал напрягать голос. По примеру Фонтенеля он берег жизненную энергию, подавляя в себе все человеческие чувства. И жизнь его протекала так же бесшумно, как сыплется струйкой песок в старинных песочных часах. Иногда его жертвы возмущались, поднимали неистовый крик, потом вдруг наступала мертвая тишина, как в кухне, когда зарежут в ней утку.
Несколько штрихов к характеристике одного героя. А у Бальзака их были тысячи — по нескольку десятков в каждом романе. Он писал денно и нощно. И все же не успел создать все, что замыслил. «Человеческая комедия» осталась незавершенной. Она сожгла и самого автора. Всего планировалось 144 произведения, не написано же — 91. Если задасться вопросом: какая фигура в западной литературе XIX века самая масштабная, мощная и недосягаемая, затруднений с ответом не будет. Это — Бальзак! Золя сравнивал «Человеческую комедию» с Вавилонской башней. Сравнение вполне резонное: и впрямь — есть в циклопическом творении Бальзака нечто первозданно-хаотическое и запредельно-грандиозное. Разница только одна:
Вавилонская башня рухнула, а «Человеческая комедия», построенная руками французского гения, будет стоять вечно.
67. ДИККЕНС
«ПОСМЕРТНЫЕ ЗАПИСКИ ПИКВИКСКОГО КЛУБА»
«Посмертные записки Пиквикского клуба» были написаны, казалось бы, по чистой случайности. Юмористический роман был задуман как серия пояснительных текстов к рисункам, посвященным спортивным приключениям нескольких джентльменов. Однако в ходе печатания романа отдельными выпусками литературный текст приобретал все большее значение и, наконец, вылился в грандиозную комическую эпопею.
В центре романа — ставшая всемирно известной фигура благодушного чудака мистера Пиквика, комического мыслителя и неудачливого, но трогательного благодетеля человечества, вокруг него группируются в качестве членов организованного им «клуба»: влюбчивый толстяк Тампен, горе-спортсмен Уинкль, несостоятельный поэт Снограсс; к ним присоединяется в качестве слуги мистера Пиквика Сэм Уэллер, шутник и балагур, носитель народной юмористической мудрости.
Сказочно-благородные и бескорыстные взаимоотношения «пиквикистов» резко контрастируют с окружающим их миром буржуазной реальности и образуют внутри этого мира нечто вроде странствующей идиллии. Но комические герои Диккенса, при всех своих внешних несовершенствах, становятся носителями оптимистической веры писателя в лучшие качества человека и в то же время оказываются средством косвенной критики буржуазного мира. В главах о выборах в городке Итенсуилле Диккенс выступает с критикой буржуазного парламентаризма, системы подкупов и обмана, сопутствующей «демократическим» выборам.
Создавая портреты судейских чиновников, он обличает бюрократизм и взяточничество. Острыми по своему социальному звучанию являются эпизоды, связанные с пребыванием мистера Пиквика в тюрьме. И все же общий тон «Записок» определяется жизнерадостным весельем, светлым оптимизмом, стихией беззаботного юмора. Присущее раннему Диккенсу романтическое начало проявилось в утопической картине счастливого существования милых и бескорыстных людей. Благополучно устраиваются судьбы героев. Царит атмосфера веселья, торжествуют принципы гуманности. Диккенс славит доброту, отзывчивость, человечность. Автору романа было всего 25 лет (1837 год).
А всего Диккенс написал 15 романов, и «Записки», являясь вершиной, должны все-таки рассматриваться в цельном контексте всего творчества.
«В творчестве Диккенса, — писал известный литературовед М. В. Урнов, — нашло самое полное художественное выражение то гуманное начало, которое с 30-х годов прошлого столетия стало проникать все сильнее и сильнее в европейскую беллетристику. Все «униженные и оскорбленные», все страждущие, особенно от причин социального характера, приобрели себе в этом писателе глубоко сочувствующего защитника, явившегося в то же время и благородным противником, и обличителем виновников этих страданий, и удивительным изобретателем того, что его наблюдательный взор находил смешного, пошлого и темного в современном ему обществе. Скорбь Диккенса тихая, плачущая печаль глубоко чувствующего человека; его смех — не язвительный смех, а тот «смех сквозь слезы», который составляет сущность истинного юмора и который в соединении с его скорбью делает его одним из крупнейших юмористов. Одна из лучших характеристик творчества Диккенса принадлежит его современнику Тэну, философу и писателю. Тэн писал: «В сущности, роман Диккенса резюмируется одной фразою: будьте добры и любите. Истинную радость доставляют только сердечные волнения; чувствительность — вот в чем весь человек. Представьте науку ученым, гордость — знатным, роскошь — богачам; будьте сострадательны к смиренному несчастью; существо самое маленькое и самое презираемое может одно стоить целых тысяч существ могущественных и знатных. Берегитесь прикасаться жестокою рукой к тем нежным душам, которые существуют во всех сословиях, под всеми одеждами, во всех возрастах. Верьте, что гуманность, сострадание, прощение — суть то, что есть самое прекрасное в человеке; верьте, что сердечные излияния, нежность, слезы — самое благородное, самое усладительное в мире».
Эти принципы Диккенс применял в своих произведениях не как тенденциозный моралист, а как истинный художник. Многие из созданных им образов, как положительные, так и отрицательные — остались и всегда останутся типами в истинном значении этого слова. И если для этого современного читателя чувствительность Диккенса кажется иногда граничащею со слезливой сентиментальностью, то причина этому уже историко-литературного свойства».
Славы и материального благополучия Чарльз Диккенс добился упорнейшим литературным трудом. Слава и авторитет его в Англии были совершенно ни с чем не сравнимыми. Основное время жизни он провел в Лондоне или в загородном доме. Но, путешествуя изредка по Европе или по Америке, он ясно видел сущность и «цену» американских «свобод». Английский профессор А. Кеттл заключает статью о Диккенсе, специально написанную для 200-томной Библиотеки всемирной литературы словами:
«Источник диккенсовского реализма — в его умении взглянуть на мир глазами простого человека, отбросив все привилегии; родник, питающий его фантазию, — сочувствие человеку, вера в него, отказ признать угнетение и нищету естественными явлениями, искренняя убежденность гуманиста в том, что человек способен переделать мир, переделав при этом самого себя».
68. ГЮГО
«ОТВЕРЖЕННЫЕ»
Гюго — светило первой величины на звездном небе мировой литературы. Особенно он оказался близок русскому читателю. Почему? Трудно точно сказать. Во всяком случае не только из-за реалистичности. Бальзак, Флобер, Мопассан более реалистичны, чем Гюго. Но любила Россия особой любовью именно Гюго. Наверное, из-за столь близких сердцу каждого русского человека жалостливости или даже — надрывности? Они чувствуются даже в самом названии романа — «Отверженные». Достоевский вообще ценил эту художественную эпопею выше всех своих романов, выше «Преступления и наказания» уж точно — об этом он прямо писал. Некоторые герои романа Гюго кажутся взятыми из российской действительности или настолько слились с нашим мироощущением, что кажутся написанными русским пером. Таковы Жан Вальжан и Гаврош, отчасти — Козетта.
«Отверженные» — многотомная и многоплановая беллетристическая панорама жизни всех слоев французского общества первой половины XIX века Здесь и каскад реальных или придуманных событий, и переплетение жанров и даже стилей, когда сквозь реализм высокой пробы нередко просматривается романтизм или натурализм, а спокойное и величавое течение авторской мысли постоянно скатывается к детективу. Гюго посвящает целые разделы (именуемые книгами) своего грандиозного творения батальным сценам, в частности, битве при Ватерлоо, описанию баррикадных боев в Париже и даже истории городской канализации, где блуждают герои романа после разгрома восстания.
Считается, что Гюго затратил на создание «Отверженных» более тридцати лет своей творческой жизни, хотя писался роман с перерывами — иногда запойно, так сказать, и безостановочно, иногда же с затяжными паузами. Несколько раз переделывалось и переписывалось программное предисловие, которому писатель придавал принципиальное значение. В результате получился всего лишь один абзац лапидарного текста, в котором сформулировано философское кредо французского классика:
До тех пор, пока силою законов и нравов будет существовать социальное проклятие, которое среди расцвета цивилизации искусственно создает ад и отягчает судьбу, зависящую от бога, роковым предопределением человеческим; до тех пор, пока не будут разрешены три основные проблемы нашего века — принижение мужчины вследствие принадлежности его к классу пролетариата, падение женщины вследствие голода, увядание ребенка вследствие мрака невежества; до тех пор, пока в некоторых слоях общества будет существовать социальное удушие; иными словами и с точки зрения еще более широкой — до тех пор, пока будут царить на земле нужда и невежество, книги, подобные этой, окажутся, быть может, не бесполезными.
Более того, Гюго вообще наивно полагал, что книги, подобные «Отверженным», способны переустроить общество. Социальное зло и неравенство он считал причинами всех людских бед. Исправить положение можно путем улучшения нравственности. А для этого следует прислушаться и взять на вооружение то, к чему всегда призывали все великие пророки, мыслители, писатели. Еще короче: будь таким, как Жан Вальжан, и общество быстро избавится от поразивших его язв и пороков.
Действительно, главный герой романа (у которого, кстати, был прототип) с самого начала задумывался и писался не только как некоторая реальная личность, окунувшаяся в водоворот реальных исторических событий, но и как нравственный образец — носитель «безграничного человеколюбия». Надо отдать должное таланту мастера — писателю удалось и то и другое. Не удалось только решить поставленную сверхзадачу — устранить несправедливость и неравенство, как и встарь раздиравшие и по-прежнему раздирающие общество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52


А-П

П-Я