шторка для душа 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он просто физически чувствуем приколоченные колышками волосы — изощренная хитрости лилипутов, отчего Гулливер не в состоянии поднять голову; щекотку в носу, когда лилипутский офицер засовывает в ноздрю усыпленного пленника острие пики и будит его. Вместе с Человеком-Горой, как его прозвали в Лилипутии, он пьет бочками вино, бродит по узким улицам столицы, тушит пожар с помощью мочеиспускания, принимает участие в светских развлечениях и параде, пропуская марширующие войска между своих ног, сражается с неприятелем и тащит на бечевке вражеский флот. Каждый шаг, который приходится совершать читателю романа, происходит так, словно он сам и есть Гулливер (сначала хирург, а затем капитан).
Далее воображение автора переносится в Бробдингнег — страну великанов, — где все совершается, если так можно сказать, с точностью наоборот: Гулливер сам становится лилипутом — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Его окружают гигантские люди, строения, растения, животные, насекомые. Однако теперь чувство превосходства, которое читатель бессознательно испытывал при чтении первой части («Как же, я такой большой, а они такие маленькие!»), сменяется столь же бессознательной тревожностью и незащищенностью. Именно поэтому, наверное, первая часть свифтовского романа почти всем (особенно детям) нравится больше, чем вторая (и, естественно, последующие).
Но меня лично еще со школьной скамьи почему-то всегда привлекала третья часть, названная совсем несуразно — «Путешествие в Лапуту, Бальнибари, Лаггнет, Глаббдобдриб и Японию». Здесь описываются совершенно экзотические страны с абсолютно невероятными отношениями между людьми (или точнее — человеко-подобными существами, живущими по законам и правилам, весьма далеким от канонов человеческого общества). Эта часть считается наиболее сатиричной и даже прогностической, так как здесь Свифту удалось умозрительно предвосхитить открытие астрономами спутников Марса.
Лапута — это фантастический летучий остров, на который попадает Гулливер, высаженный пиратами с захваченного ими корабля. Здесь царит на удивление абсурдная жизнь. Колоритно и само описание лапутян:
У всех головы были скошены направо или налево; один глаз смотрел внутрь, а другой прямо вверх к зениту. Их одежда была украшена изображениями солнца, луны, звезд вперемежку с изображениями скрипки, флейты, арфы, трубы, гитары, клавикордов и многих других музыкальных инструментов, неизвестных в Европе. Я заметил поодаль множество людей в одежде слуг с наполненными воздухом пузырями, прикрепленными наподобие бичей к концам коротких палок, которые они держали в руках. Как мне сообщили потом, в каждом пузыре находился сухой горох или мелкие камешки. Этими пузырями они время от времени хлопали по губам и ушам лиц, стоявших подле них, значение каковых действий я сначала не понимал. По-видимому, умы этих людей так поглощены напряженными размышлениями, что они не способны ни говорить, ни слушать речи собеседников, пока их внимание не привлечено каким-нибудь внешним воздействием на органы речи и слуха. «…»
Островная Лапута имела владения на континенте под названием Бальнибари со столицей Лагадо. Тут Гулливера ожидали новые чудеса, но не во внешнем виде столичных жителей, а в их умах. Свифт создал блестящую сатиру на науку и ученых (надо заметить, — всех времен), подробно описав Академию прожектеров:
Первый ученый, которого я посетил, был тощий человек с закопченным лицом и руками, с длинными всклокоченными и местами опаленными волосами и бородой. Его платье, рубаха и кожа были такого же цвета. Восемь лет он разрабатывал проект извлечения из огурцов солнечных лучей, которые предполагал заключить в герметически закупоренные склянки, чтобы затем пользоваться ими для согревания воздуха в случае холодного и дождливого лета. «…»
Войдя в другую комнату, я чуть было не выскочил из неё вон, потому что едва не задохся от ужасного зловония. «…» Изобретатель, сидевший в этой комнате, был одним из старейших членов Академии. Лицо и борода его были бледно-желтые, а руки и платье все вымазаны нечистотами. Когда я был ему представлен, он крепко обнял меня (любезность, без которой я отлично мог бы обойтись). С самого своего вступление в Академию он занимался превращением человеческих экскрементов в те питательные вещества, из которых они образовались, путем отделения от них некоторых составных частей, удаления окраски, сообщаемой им желчью, выпаривания зловония и выделения слюны.«…». В другой комнате мне доставил большое удовольствие прожектер, открывший способ пахать землю свиньями и избавиться таким образом от расходов на плуги, скот и рабочих. «…»
После этого мы пошли в школу языкознания, где заседали, три профессора на совещании, посвященном вопросу об усовершенствовании родного языка. Первый проект предлагал сократить разговорную речь путем сведения многосложных слов к односложным и упразднения глаголов и причастий, так как в действительности все мыслимые вещи суть только имена. Второй проект требовал полного упразднения всех слов; автор этого проекта ссылался, главным образом, на его пользу для здоровья и сбережение времени. Ведь очевидно, что каждое произносимое нами слово сопряжено с некоторым изнашиванием легких и, следовательно, приводит к сокращению нашей жизни.
На этом невероятные приключения капитана Гулливера не завершились. В Глаббдобдрибе он долго общался с миром призраков, главным образом, с умершими историческими деятелями, великими писателями и учеными. На острове Лаггнет его собеседниками стали бессмертные, дряхлые от старости струльдбруги, не радующиеся дару вечной жизни, а проклинающие его:
Мне никогда не приходилось видеть ничего омерзительнее этих людей. Женщины были еще противнее мужчин. Помимо обыкновенной уродливости, свойственной глубокой дряхлости, они с годами все больше и больше приобретают облик каких-то призраков. Ужас, какой они внушают, не поддается никакому описанию.
Заключительная 4-я часть романа посвящена путешествию в страну гуигнгимов — так названы прекрасные лошади с развитым интеллектом, которые живут в сравнительно совершенном обществе и правят одичавшими и малоумными людьми. Современное ему общественное устройство представлялось Свифту далеким от совершенства. Потому-то он и придумал утопический мир, казавшийся ему более правильным. Увы, более чем за 270 лет, прошедших со времени выхода бессмертного романа об удивительных путешествиях Лемюэля Гулливера, совершенства во взаимоотношениях людей нисколечко не прибавилось, а глупости и мерзости ничуть не поубавилось.
62. ШИЛЛЕР
«КОВАРСТВО И ЛЮБОВЬ»
Шиллер — один из самых плодотворных создателей возвышенных идеалов — политических, нравственных, эстетических. За философскую одухотворенность его особенно любили в России. Белинский сравнивал драмы Шиллера с огненной лавой клокочущего вулкана. Достоевский воспитывался на Шиллере, который, по словам русского писателя, «оставил клеймо» в самой русской душе. У Пушкина Шиллера читает в ночь перед роковой дуэлью Владимир Ленский. Одним из последних авторов, которого читали незадолго перед смертью парализованному Ленину, тоже был Шиллер.
Творчество великого немецкого поэта и мыслителя многоцветно, как радуга: лирика, баллады, трагедии, трактаты по философии искусства. Два века не сходят со сцен всех театров мира такие шедевры, как «Разбойники», «Дон Карлос», «Орлеанская дева», «Мария Стюарты, «Вильгельм Телль», отдельные части трилогии «Валленштейн». Но самую громкую славу в истории мировой драматургии приобрела «мещанская трагедия», как озаглавил ее сам автор, под интригующим названием «Коварство и любовь». Она вместила в себя квинтэссенцию гуманистических идей эпохи Просвещения. Еще ее называют первой немецкой тенденциозно-политической драмой, литературным манифестом грядущих буржуазных революций.
На непреодолимых сословных противоречиях и строится вся коллизия мещанской трагедии. Фердинанд и Луиза горячо и беззаветно полюбили друг друга. Но сословные предрассудки тяготеют над их любовью, как злой рок. Фердинанд — дворянин, сын высокого сановника, второго по значению человека в государстве-герцогстве тогдашней лоскутной Германии. Шестнадцатилетняя Луиза — дочь всего лишь простого музыканта. В XVIII веке этого было вполне достаточно, чтобы привести к трагедии. Когда влюбленные попытались стать выше сословных ограничений, то немедленно натолкнулись на деспотичный беспредел и самые низменные моральные принципы, которыми руководствовались представители феодально-бюрократической элиты, пользуясь своим безграничным правом по собственному усмотрению и произволу вершить судьбы людей.
Ситуация осложняется еще и конфликтом поколений. Отец Фердинанда не просто чинит сыну всевозможные препятствия, заставляя его жениться на любовнице герцога, но еще и всячески унижает семью Луизы, а ее саму низводит в глазах окружающих до уровня уличной потаскушки. Юноша защищает свою любимую со шпагой в руке, а затем пускает в ход самый верный козырь: он угрожает разоблачить отца и передать его в руки правосудия, так как знает, что двадцать лет назад г-н Президент фон Вальтер физически уничтожил своего предшественника, чтобы занять его место. Тогда силы зла, облаченные в расшитые золотом дворянские камзолы, используют обходной маневр и пытаются разлучить влюбленных с помощью изощренной интриги: оклеветать Луизу в глазах Фердинанда при помощи обманного письма, угрозами вытребованного у девушки. Юноша поддается на провокацию и в порыве безумной ревности подсыпает возлюбленной в стакан с лимонадом мышьяк. Правда открывается быстро, но поздно: Луиза умирает, а Фердинанд в полном отчаянии допивает яд и тоже гибнет.
Таков в целом бесхитростный, хотя и несколько запутанный, сюжет, за которым скрыта серьезная политическая и нравственная подоплека. Острие шиллеровской трагедии, как, впрочем, всех его драм, направлено против тирании и деспотизма, в какие бы одежды они ни рядились. Великий немецкий мыслитель-гуманист не боится обличать и разоблачать кровавую сущность полицейско-бюрократического режима, который в момент написания пьесы носил отнюдь не абстрактный характер. Это с гонителя и хулителя поэта герцога Вюртембергского Карла-Евгения, торговавшего по всему миру «пушечным мясом» — собственными поданными, списана знаменитая сцена расстрела молодых рекрутов (так, что аж мозг брызнул на мостовую), за которых получил шкатулку с бриллиантами для своей любовницы герцог из трагедии Шиллера.
Безусловно, «Коварство и любовь» написана по всем законам и канонам театрального жанра. Герои нередко изъясняются на языке самых возвышенных и вдохновенных трактатов.
Луиза:
— Эту частицу времени, крохотную, будто капля росы… да ее с жадностью поглотит самая мечта о Фердинанде.
— Но помните, что, как скоро вы и он под венцом сомкнете уста в поцелуе, мгновенно вырастет перед вами призрак самоубийцы.
— Всей бесконечности и моему сердцу не вместить одной-единственной мысли о нем. Фердинанд:
— Пусть между нами вырастут целые горы — для меня это лишь ступени, по которым я взлечу к моей Луизе. Бури, насылаемые на нас враждебным роком, еще сильнее раздуют пламень чувств моих, опасности придадут моей Луизе еще большую прелесть… Отринь же страх, моя любимая!
— Отец! Вы злобный пасквиль на Божество, ибо оно из превосходного палача сотворило плохого министра.
— Застигнутая врасплох совесть, благодарю тебя! Ты сделала чудовищное признание, зато скорое и правдивое, — мне незачем прибегать к пытке.
Язык Шиллера не спутаешь ни с чем. У него многие научились думать и говорить по-другому. В заключительной сцене, когда Луиза уже мертва, а умирающий Фердинанд произносит свой последний монолог, накал страстей достигает своего апогея. И Шиллеру удается добиться этого образными средствами одного лишь языка:
Фердинанд.
Только два слова, отец! Они недешево будут мне стоить… У меня воровски похищена жизнь, похищена вами. Сейчас я трепещу так, как если бы я стоял перед лицом божьим, — ведь я же никогда не был злодеем. Какой бы удел ни достался мне в жизни вечной — вам достанется иной. Но я совершил убийство (угрожающе повысив голос), убийство, и ты не можешь от меня требовать, чтобы я один шел с этой ношей к всеправедному судии. Большую и самую страшную ее половину я торжественно возлагаю на тебя. Донесешь ты свою ношу или нет — это уж дело твое.
(Подводит его к [мертвой] Луизе)
Смотри, изверг! Насладись чудовищным плодом своего хитроумия! На этом искаженном мукою лице написано твое имя, и ангелы мщения его прочтут… Пусть ее тень отдернет полог в тот миг, когда ты вкушаешь сон на своем ложе, и протянет тебе свою руку, холодную, как лед! Пусть ее тень возникнет перед очами твоей души, когда ты будешь умирать, и оборвет последнюю твою молитву! Пусть ее тень станет у твоей могилы в час воскресения мертвых — и перед самим Богом, когда ты явишься на его суд!
(Лишается чувств.)
Для Президента фон Вальтера расплата наступила гораздо раньше. Потрясенный самоубийством сына, он раскаивается в содеянном и сдается стражникам.
В полном соответствии с названием в трагедии — два центра притяжения, два несовместимых полюса — Коварство и Любовь. Коварство оказывается более изощренным и, казалось, восторжествовало над Любовью. Но Любовь все-таки побеждает. Она побеждает через Правду! Хотя и ценой смерти. Но во имя той любви, которая никогда не умрет. В тех, кто читает Шиллера!
63. ГЁТЕ
«ФАУСТ»
Если бы была поставлена задача: назвать 10 или даже 5 самых великих книг всех времен и народов, — то в их числе обязательно оказался бы гетевский «Фауст», объединивший в себе высокую поэзию, классическое совершенство и глубочайшую философскую мысль. Фауст — реальное историческое лицо: бунтарь, врач, алхимик и чернокнижник, живший в XVI веке в Германии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52


А-П

П-Я