ванна чугунная roca continental 170x70
Историки, конечно, знают про этот поучительный эпизод. И вряд ли кому охота, чтобы его заживо закопали в землю.
А фамилия сама по себе ничего не значит. У нас в мединституте учился студент Леша с такой довольно звучной фамилией Македонский. Он был просто однофамильцем Александра Великого, а так – ничего общего, кроме разве что исключительно острого ума. И когда в обязательных для студентов-медиков военных лагерях нам показывали имитацию атомного взрыва при помощи огромной бочки с бензином и еще каких-то химикалий, Леша поинтересовался:
– И сколько стоит такой взрыв?
Узнав, что имитация стоит что-то около пятисот рублей (старшина сказал это с гордостью: по тем временам – огромные деньги), Леша ужаснулся:
– Пятьсот рублей!!! И все ради того, чтобы мы сказали: «Эх, ети твою мать!»?
Так что Леша, несмотря на свою героическую фамилию, был убежденным противником крайностей в военном бюджете.
По научному каналу «Дискавери» то и дело идут передачи про оружие – чуть ли не захлебываясь от восторга, нам сообщают, что какая-то маленькая пушечка может запросто сделать дырку в танковой броне и укокошить бедняг, которых начальство затолкало в этот поганый и ненадежный танк. Я бы, например, предложил заключить международный пакт, чтобы всех создателей нового оружия сажать в тюрьму по мере их изобретений. Пусть лучше изобретут, чтобы зеркало в ванной не запотевало, когда моешься.
Внимательному читателю может показаться, будто автор впадает в противоречие со своими собственными рассуждениями о том, что каждый имеет право на свою картину идеального мира, и что его представление об идеале ничем не лучше, чем, скажем, представление того же Александра Македонского. И такое противоречие действительно есть. Но автор, несмотря на постоянно внушаемую самому себе терпимость к другим взглядам, глубоко убежден, что никакой идеал мироустройства не должен позволять сажать на кол тех, у кого этот идеал выглядит по-другому.
Как бы там ни было, этот еретик и язычник Радбаут прогнал архиепископа и принимать христианство не пожелал. Надо сказать, что попытки крестить фризов долго кончались печально – например, в 750 году они убили епископа Бонифация за то, что он хотел срубить священный дуб Водена (Воден – тот же самый главный бог, который в Швеции называется Уден).
К концу восьмого века Франкская империя изрядно разрослась. Во времена Карла Великого, сына – внимание! – Пипина Короткого, основателя – внимание! – династии Каролингов, в нее входили Франция, Германия, Северная Италия, Испания, где Карл постоянно воевал с арабами, Австрия и нынешний Бенилюкс, где его постоянно беспокоили набегами викинги.
В девятом веке викинги захватили почти всю Фрисландию и приказали местным жителям делать двери, обращенные на север, очень низкими – с тем, чтобы каждый раз, выходя из дома, они кланялись своему северному господину.
– Ну и пусть, – якобы сказали фризы с присущим им остроумием, – когда мы идем обратно, мы тоже кланяемся – своему дому – и при этом с удовольствием показываем жопу нашему северному господину.
Карл Великий стал именовать себя римским императором. Кстати, феодальная система, когда графы, герцоги и даже священники со своими вассалами должны были вооружаться и обороняться против викингов, изобретена именно Карлом Великим. Потомки вряд ли должны испытывать к нему чувство благодарности за это нововведение – из-за этого Германия распалась на десятки и даже, может быть, сотни графств и герцогств, каждое со своей армией и чуть ли не флотом, постоянно находившимися одно с другим в состоянии войны. И так продолжалось до девятнадцатого века. Впрочем, тут сыграла роль и география – Германия, особенно южная ее часть, страна холмистая, даже горная кое-где, и просто удивительно, до чего эти графы, герцоги и, извиняюсь за выражение, курфюрсты опасались друг друга! Они стремились поскорее построить свои замки в самых что ни на есть труднодоступных местах. И, воздвигнув такой замок на вершине холма, какой-нибудь там герцог говорил своим вассалам: «Конечно, курфюрст Бадена мне свояк и женаты мы на родных сестрах, но все же я ему, свекольной роже, не доверяю. И лучше я буду держаться от него подальше». И баденский курфюрст, судя по расположению его замка, был о своем свояке не лучшего мнения.
В плоской, как доска, Голландии, где каждый домик виден за двадцать километров, такое обособление было бы невозможным. Все вассалы бы тут же переженились с соседними, и уже было бы не до войн – надо детей растить.
В 843 году происходит важное событие – новоявленная Франкская империя распадается на три части – Восточно-Франкское, Западно-Франкское и, можно сказать, Срединное королевство, куда входят Бенилюкс, Швейцария и Северная Италия. После этого запад и восток на протяжении нескольких веков постоянно дерутся за обладание серединой – ходят слухи, что там клубника шибче растет…
… А собственно история сегодняшних Нидерландов начинается во второй половине пятнадцатого века. Жил-был в Австрии принц Максимилиан. Он был из знатного рода Габсбургов, но, кроме знатности, у него ничего особенного не было – ни владений, ни денег, поэтому выход из создавшегося положения был только один – поскорее жениться повыгодней. Выбор пал на принцессу Марию Бургундскую, наследницу множества нидерландских провинций. Вскоре у них родился сын Филипп. Мальчик рос не по дням, а по часам и вскоре после своего рождения вымахал в красивого юношу, благодаря чему впоследствии получил прозвище Филипп Красивый. Хотя он, скорее всего, не был особенно уж красивым. Это, скорее всего, тоже какая-нибудь легенда.
Но, как бы то ни было, благодаря своей ослепительной красоте он, как мы сейчас увидим, сделал неплохую карьеру. Он присмотрел себе невесту не где-нибудь, а в самой Испании. Правда, что-то с ней, наверное, было не в порядке, иначе она не получила бы прозвище Хуана Бешеная. Должно быть, характер у нее был не особенно. Но зато папа был, что называется, лучше не придумаешь – король Фердинанд Арагонский, да и мама, королева Кастилии Изабелла, тоже не лаптем щи хлебала. В общем, в 1496 году они сыграли свадьбу, этот самый красивый Филипп и Хуана безумная. Тут все пошло как по маслу – в благодарность за то, что он женился на ихней бешеной дочке, ему, что называется, прямо за свадебным столом пообещали, что, как теща помрет, его сразу назначат королем Кастилии. Так оно и вышло через восемь лет, когда Изабелла скончалась от естественных причин.
То, что Филипп терпеливо ждал все эти восемь лет, не делая никаких попыток поторопить ход событий, говорит, конечно, в его пользу. Или он, наверное, женившись на своей бешеной невесте в неполных восемнадцать лет, был еще сравнительно молодым и неиспорченным человеком. Жаль только, что наш красавец на этом не успокоился, а объявил себя с бухты-барахты королем всей Испании. Тут его тесть, который до этого, желая, наверное, сохранить мир в семье, помалкивал в тряпочку, потерял терпение. Что он там предпринял, история для нас не сохранила, но что мы знаем точно, так это то, что Филипп, прокоролевствовав недолго, скончался при невыясненных обстоятельствах.
Но это неважно. Важно то, что Хуана в 1500 году без особых приключений родила мальчика, которого назвали Карлом Пятым. То есть Пятым его, возможно, назвали не сразу, но, как только мальчик слегка подрос, оказалось, что он и есть Карл Пятый.
Это же просто бродяги!
В девятнадцать лет Карл V становится римско-германским императором. Благодаря удачной женитьбе своего деда Максимилиана, от которого он унаследовал свой титул – тот ухитрился на склоне лет тоже сделаться императором, – а также не менее удачному браку папы Филиппа он приобрел в свои владения Нидерланды, Испанию, все новые американские колонии, часть Италии и все унаследованные им от Габсбургов австрийские владения. Нельзя сказать, чтобы ему выпало легкое правление – со всех сторон полезли невесть откуда объявившиеся будущие протестанты во главе с Лютером и Кальвином. Германия расползалась по частям, и он, устав от государственных забот, отрекся от трона, предусмотрительно разделив свою империю на две части – титул императора достался его брату Фердинанду, а Нидерланды и Испания – сыну Филиппу II. Последние два года жизни он провел в монастыре в Испании. Недаром же он в свое время сказал, что на английском языке хорошо говорить с другом, на французском – с любовницей, на немецком – с врагом, а на испанском – с Богом.
Тут некстати вспоминается сцена из «Тиля Уленшпигеля», где Карл появляется на Страшном суде с недоеденной сардинкой. Видимо, это был большой любитель покушать. И поэтому мы чувствуем к нему определенную симпатию. К тому же отречься от престола – это довольно яркий и внушающий уважение факт его биографии.
Но если при Карле, который вырос в Нидерландах, голландцам жилось сравнительно неплохо, то сынок его, Филипп, просто как с цепи сорвался. Он был патологически жестоким психопатом. Получив воспитание в Испании, он стал ревностным католиком, возомнив, что призван Господом огнем и мечом внедрять на земле истинную веру.
Уже при Карле в Нидерландах количество последователей Лютера и, чуть позднее, Кальвина росло не по дням, а по часам, и Карл V усматривал в этом – и не без оснований – угрозу для своей католической империи. И еще при Карле в Голландии заполыхали костры, на которых сжигали непокорных еретиков.
Но при Филиппе это прямо превратилось в эпидемию. Чуть что не так – пожалуйте на костер. К тому же Филиппу постоянно не хватало денег, поэтому он обложил жителей Нидерландов совершенно непосильными налогами.
Пока налоги взимались с крестьян и ремесленников, все было более или менее спокойно. Но когда это коснулось и богатых купцов, и аристократии, им стало невмоготу терпеть, что кто-то со стороны присматривается к их богатствам. В 1567 году они собрали делегацию из трехсот наиболее знатных людей Нидерландов и явились в Брюссель к наместнице Филиппа Маргарите Пармской. Речь держали два наиболее богатых и знаменитых графа – Ламораль Эгмонт и Филипп ван Хоорн.
– Так и так, ваше высочество, – сказали графы, – это прямо сил никаких нет терпеть. Если так будет продолжаться, поручиться ни за что не можем.
– Ладно, – говорит Маргарита, – я подумаю.
И, одарив делегатов разными скромными сувенирами, отпускает их с Богом.
Когда успокоенные аристократы, толкаясь в дверях – все-таки, шутка сказать, триста человек! – наконец ушли, она тут же позвала своего советника, французского кардинала Гренвиля.
– И что ты на все это скажешь? – спрашивает она, кладя ему голову на плечо. – По-моему, они какие-то несобранные.
– Не переживай, рыбка, – говорит кардинал, гладя ей прическу, – се ne sont que des Gueux.
То есть не о чем тут волноваться, это просто бродяги. Не стоило бы приводить французскую цитату, но это обидное словцо «Gueux» – «Гё», бродяги, дошло каким-то образом до голландцев, и они, подняв впоследствии восстание, стали именовать себя «гёзы».
И конечно, такая негибкая политика со стороны испанцев толкала все больше людей в объятия лютеранства и кальвинизма. В 1568 году разразился так называемый статуйный бунт – кальвинисты врывались в церкви и вдребезги разбивали драгоценные статуи: с их точки зрения, католики были идолопоклонниками, что, как известно, противоречит заповедям Господним («Не сотвори себе кумира»).
– Ах так, – сказал Филипп, когда запыхавшийся гонец сообщил ему за ужином неприятное известие и развязал салфетку. – Ну они у меня попляшут.
И с этими словами он смещает эту глуповатую и, наверное, более или менее добродушную Маргариту Пармскую и назначает на ее место свирепого герцога и генерала Альбу.
А надо сказать, что в это время наместником Филиппа в самой богатой провинции Нидерландов – Голландии с ее главным городом Амстердамом – служил некто Вильгельм, герцог Нассау. Нассау – это было такое сравнительно небольшое герцогство в Германии со столицей Висбаден. Этот самый Вильгельм был довольно богатым человеком, в частности ему еще принадлежали ряд земель в Нидерландах, а также герцогство Оранж в Южной Франции. Благодаря этому герцогству у Вильгельма было и другое прозвище, под которым он нам известен лучше, а именно Вильгельм Оранский.
Вильгельм, так же как и герцог Альба, был в свое время генералом в армии Карла V, и, поскольку для полуголландца Карла он был ближе, чем надменный испанец Альба, король осыпал его всякими милостями, которыми то и дело забывал осыпать Альбу. И тот, говорят, страшно ревновал и, как рассказывают, не раз говорил своим друзьям: «Ну, дескать, попадись мне только этот Вильгельм на узкой дорожке!»
И когда генерал Альба стал наместником Филиппа во всех Нидерландах, то есть прямым начальником Вильгельма Оранского, наш герцог быстро сообразил, что ничего хорошего ему ждать не приходится, и, побросав все, сбежал в свое герцогство Нассау.
А Альба начал свое правление с того, что в том же 1568 году отрубил головы графам Эгмонту и ван Хоорну, обвинив их в том, что это они устроили разгром церквей, хотя истории об этом неизвестно. Во всяком случае, Гёте написал об этом трагическом событии специальную драму, а Бетховен эту драму увековечил в увертюре «Эгмонт». Наверное, этот самый Эгмонт был действительно яркой фигурой и, судя по имени, в котором слышатся и амуры и аморалка (Ламораль!), любимцем женщин.
А герцог Альба, чтобы и другим неповадно было, вместо того чтобы облегчить налоги, ввел новые.
Мало этого, он учредил специальный Суд по делам мятежей – своего рода ревтрибунал, который всех подряд приговаривал, в духе времени, к сожжению на костре. Многие горожане, и не только горожане, справедливо опасавшиеся за свою жизнь, погрузились на корабли и ушли в море, чтобы добывать себе средства на пропитание вольным пиратским промыслом. Впоследствии они получили название «морские гёзы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
А фамилия сама по себе ничего не значит. У нас в мединституте учился студент Леша с такой довольно звучной фамилией Македонский. Он был просто однофамильцем Александра Великого, а так – ничего общего, кроме разве что исключительно острого ума. И когда в обязательных для студентов-медиков военных лагерях нам показывали имитацию атомного взрыва при помощи огромной бочки с бензином и еще каких-то химикалий, Леша поинтересовался:
– И сколько стоит такой взрыв?
Узнав, что имитация стоит что-то около пятисот рублей (старшина сказал это с гордостью: по тем временам – огромные деньги), Леша ужаснулся:
– Пятьсот рублей!!! И все ради того, чтобы мы сказали: «Эх, ети твою мать!»?
Так что Леша, несмотря на свою героическую фамилию, был убежденным противником крайностей в военном бюджете.
По научному каналу «Дискавери» то и дело идут передачи про оружие – чуть ли не захлебываясь от восторга, нам сообщают, что какая-то маленькая пушечка может запросто сделать дырку в танковой броне и укокошить бедняг, которых начальство затолкало в этот поганый и ненадежный танк. Я бы, например, предложил заключить международный пакт, чтобы всех создателей нового оружия сажать в тюрьму по мере их изобретений. Пусть лучше изобретут, чтобы зеркало в ванной не запотевало, когда моешься.
Внимательному читателю может показаться, будто автор впадает в противоречие со своими собственными рассуждениями о том, что каждый имеет право на свою картину идеального мира, и что его представление об идеале ничем не лучше, чем, скажем, представление того же Александра Македонского. И такое противоречие действительно есть. Но автор, несмотря на постоянно внушаемую самому себе терпимость к другим взглядам, глубоко убежден, что никакой идеал мироустройства не должен позволять сажать на кол тех, у кого этот идеал выглядит по-другому.
Как бы там ни было, этот еретик и язычник Радбаут прогнал архиепископа и принимать христианство не пожелал. Надо сказать, что попытки крестить фризов долго кончались печально – например, в 750 году они убили епископа Бонифация за то, что он хотел срубить священный дуб Водена (Воден – тот же самый главный бог, который в Швеции называется Уден).
К концу восьмого века Франкская империя изрядно разрослась. Во времена Карла Великого, сына – внимание! – Пипина Короткого, основателя – внимание! – династии Каролингов, в нее входили Франция, Германия, Северная Италия, Испания, где Карл постоянно воевал с арабами, Австрия и нынешний Бенилюкс, где его постоянно беспокоили набегами викинги.
В девятом веке викинги захватили почти всю Фрисландию и приказали местным жителям делать двери, обращенные на север, очень низкими – с тем, чтобы каждый раз, выходя из дома, они кланялись своему северному господину.
– Ну и пусть, – якобы сказали фризы с присущим им остроумием, – когда мы идем обратно, мы тоже кланяемся – своему дому – и при этом с удовольствием показываем жопу нашему северному господину.
Карл Великий стал именовать себя римским императором. Кстати, феодальная система, когда графы, герцоги и даже священники со своими вассалами должны были вооружаться и обороняться против викингов, изобретена именно Карлом Великим. Потомки вряд ли должны испытывать к нему чувство благодарности за это нововведение – из-за этого Германия распалась на десятки и даже, может быть, сотни графств и герцогств, каждое со своей армией и чуть ли не флотом, постоянно находившимися одно с другим в состоянии войны. И так продолжалось до девятнадцатого века. Впрочем, тут сыграла роль и география – Германия, особенно южная ее часть, страна холмистая, даже горная кое-где, и просто удивительно, до чего эти графы, герцоги и, извиняюсь за выражение, курфюрсты опасались друг друга! Они стремились поскорее построить свои замки в самых что ни на есть труднодоступных местах. И, воздвигнув такой замок на вершине холма, какой-нибудь там герцог говорил своим вассалам: «Конечно, курфюрст Бадена мне свояк и женаты мы на родных сестрах, но все же я ему, свекольной роже, не доверяю. И лучше я буду держаться от него подальше». И баденский курфюрст, судя по расположению его замка, был о своем свояке не лучшего мнения.
В плоской, как доска, Голландии, где каждый домик виден за двадцать километров, такое обособление было бы невозможным. Все вассалы бы тут же переженились с соседними, и уже было бы не до войн – надо детей растить.
В 843 году происходит важное событие – новоявленная Франкская империя распадается на три части – Восточно-Франкское, Западно-Франкское и, можно сказать, Срединное королевство, куда входят Бенилюкс, Швейцария и Северная Италия. После этого запад и восток на протяжении нескольких веков постоянно дерутся за обладание серединой – ходят слухи, что там клубника шибче растет…
… А собственно история сегодняшних Нидерландов начинается во второй половине пятнадцатого века. Жил-был в Австрии принц Максимилиан. Он был из знатного рода Габсбургов, но, кроме знатности, у него ничего особенного не было – ни владений, ни денег, поэтому выход из создавшегося положения был только один – поскорее жениться повыгодней. Выбор пал на принцессу Марию Бургундскую, наследницу множества нидерландских провинций. Вскоре у них родился сын Филипп. Мальчик рос не по дням, а по часам и вскоре после своего рождения вымахал в красивого юношу, благодаря чему впоследствии получил прозвище Филипп Красивый. Хотя он, скорее всего, не был особенно уж красивым. Это, скорее всего, тоже какая-нибудь легенда.
Но, как бы то ни было, благодаря своей ослепительной красоте он, как мы сейчас увидим, сделал неплохую карьеру. Он присмотрел себе невесту не где-нибудь, а в самой Испании. Правда, что-то с ней, наверное, было не в порядке, иначе она не получила бы прозвище Хуана Бешеная. Должно быть, характер у нее был не особенно. Но зато папа был, что называется, лучше не придумаешь – король Фердинанд Арагонский, да и мама, королева Кастилии Изабелла, тоже не лаптем щи хлебала. В общем, в 1496 году они сыграли свадьбу, этот самый красивый Филипп и Хуана безумная. Тут все пошло как по маслу – в благодарность за то, что он женился на ихней бешеной дочке, ему, что называется, прямо за свадебным столом пообещали, что, как теща помрет, его сразу назначат королем Кастилии. Так оно и вышло через восемь лет, когда Изабелла скончалась от естественных причин.
То, что Филипп терпеливо ждал все эти восемь лет, не делая никаких попыток поторопить ход событий, говорит, конечно, в его пользу. Или он, наверное, женившись на своей бешеной невесте в неполных восемнадцать лет, был еще сравнительно молодым и неиспорченным человеком. Жаль только, что наш красавец на этом не успокоился, а объявил себя с бухты-барахты королем всей Испании. Тут его тесть, который до этого, желая, наверное, сохранить мир в семье, помалкивал в тряпочку, потерял терпение. Что он там предпринял, история для нас не сохранила, но что мы знаем точно, так это то, что Филипп, прокоролевствовав недолго, скончался при невыясненных обстоятельствах.
Но это неважно. Важно то, что Хуана в 1500 году без особых приключений родила мальчика, которого назвали Карлом Пятым. То есть Пятым его, возможно, назвали не сразу, но, как только мальчик слегка подрос, оказалось, что он и есть Карл Пятый.
Это же просто бродяги!
В девятнадцать лет Карл V становится римско-германским императором. Благодаря удачной женитьбе своего деда Максимилиана, от которого он унаследовал свой титул – тот ухитрился на склоне лет тоже сделаться императором, – а также не менее удачному браку папы Филиппа он приобрел в свои владения Нидерланды, Испанию, все новые американские колонии, часть Италии и все унаследованные им от Габсбургов австрийские владения. Нельзя сказать, чтобы ему выпало легкое правление – со всех сторон полезли невесть откуда объявившиеся будущие протестанты во главе с Лютером и Кальвином. Германия расползалась по частям, и он, устав от государственных забот, отрекся от трона, предусмотрительно разделив свою империю на две части – титул императора достался его брату Фердинанду, а Нидерланды и Испания – сыну Филиппу II. Последние два года жизни он провел в монастыре в Испании. Недаром же он в свое время сказал, что на английском языке хорошо говорить с другом, на французском – с любовницей, на немецком – с врагом, а на испанском – с Богом.
Тут некстати вспоминается сцена из «Тиля Уленшпигеля», где Карл появляется на Страшном суде с недоеденной сардинкой. Видимо, это был большой любитель покушать. И поэтому мы чувствуем к нему определенную симпатию. К тому же отречься от престола – это довольно яркий и внушающий уважение факт его биографии.
Но если при Карле, который вырос в Нидерландах, голландцам жилось сравнительно неплохо, то сынок его, Филипп, просто как с цепи сорвался. Он был патологически жестоким психопатом. Получив воспитание в Испании, он стал ревностным католиком, возомнив, что призван Господом огнем и мечом внедрять на земле истинную веру.
Уже при Карле в Нидерландах количество последователей Лютера и, чуть позднее, Кальвина росло не по дням, а по часам, и Карл V усматривал в этом – и не без оснований – угрозу для своей католической империи. И еще при Карле в Голландии заполыхали костры, на которых сжигали непокорных еретиков.
Но при Филиппе это прямо превратилось в эпидемию. Чуть что не так – пожалуйте на костер. К тому же Филиппу постоянно не хватало денег, поэтому он обложил жителей Нидерландов совершенно непосильными налогами.
Пока налоги взимались с крестьян и ремесленников, все было более или менее спокойно. Но когда это коснулось и богатых купцов, и аристократии, им стало невмоготу терпеть, что кто-то со стороны присматривается к их богатствам. В 1567 году они собрали делегацию из трехсот наиболее знатных людей Нидерландов и явились в Брюссель к наместнице Филиппа Маргарите Пармской. Речь держали два наиболее богатых и знаменитых графа – Ламораль Эгмонт и Филипп ван Хоорн.
– Так и так, ваше высочество, – сказали графы, – это прямо сил никаких нет терпеть. Если так будет продолжаться, поручиться ни за что не можем.
– Ладно, – говорит Маргарита, – я подумаю.
И, одарив делегатов разными скромными сувенирами, отпускает их с Богом.
Когда успокоенные аристократы, толкаясь в дверях – все-таки, шутка сказать, триста человек! – наконец ушли, она тут же позвала своего советника, французского кардинала Гренвиля.
– И что ты на все это скажешь? – спрашивает она, кладя ему голову на плечо. – По-моему, они какие-то несобранные.
– Не переживай, рыбка, – говорит кардинал, гладя ей прическу, – се ne sont que des Gueux.
То есть не о чем тут волноваться, это просто бродяги. Не стоило бы приводить французскую цитату, но это обидное словцо «Gueux» – «Гё», бродяги, дошло каким-то образом до голландцев, и они, подняв впоследствии восстание, стали именовать себя «гёзы».
И конечно, такая негибкая политика со стороны испанцев толкала все больше людей в объятия лютеранства и кальвинизма. В 1568 году разразился так называемый статуйный бунт – кальвинисты врывались в церкви и вдребезги разбивали драгоценные статуи: с их точки зрения, католики были идолопоклонниками, что, как известно, противоречит заповедям Господним («Не сотвори себе кумира»).
– Ах так, – сказал Филипп, когда запыхавшийся гонец сообщил ему за ужином неприятное известие и развязал салфетку. – Ну они у меня попляшут.
И с этими словами он смещает эту глуповатую и, наверное, более или менее добродушную Маргариту Пармскую и назначает на ее место свирепого герцога и генерала Альбу.
А надо сказать, что в это время наместником Филиппа в самой богатой провинции Нидерландов – Голландии с ее главным городом Амстердамом – служил некто Вильгельм, герцог Нассау. Нассау – это было такое сравнительно небольшое герцогство в Германии со столицей Висбаден. Этот самый Вильгельм был довольно богатым человеком, в частности ему еще принадлежали ряд земель в Нидерландах, а также герцогство Оранж в Южной Франции. Благодаря этому герцогству у Вильгельма было и другое прозвище, под которым он нам известен лучше, а именно Вильгельм Оранский.
Вильгельм, так же как и герцог Альба, был в свое время генералом в армии Карла V, и, поскольку для полуголландца Карла он был ближе, чем надменный испанец Альба, король осыпал его всякими милостями, которыми то и дело забывал осыпать Альбу. И тот, говорят, страшно ревновал и, как рассказывают, не раз говорил своим друзьям: «Ну, дескать, попадись мне только этот Вильгельм на узкой дорожке!»
И когда генерал Альба стал наместником Филиппа во всех Нидерландах, то есть прямым начальником Вильгельма Оранского, наш герцог быстро сообразил, что ничего хорошего ему ждать не приходится, и, побросав все, сбежал в свое герцогство Нассау.
А Альба начал свое правление с того, что в том же 1568 году отрубил головы графам Эгмонту и ван Хоорну, обвинив их в том, что это они устроили разгром церквей, хотя истории об этом неизвестно. Во всяком случае, Гёте написал об этом трагическом событии специальную драму, а Бетховен эту драму увековечил в увертюре «Эгмонт». Наверное, этот самый Эгмонт был действительно яркой фигурой и, судя по имени, в котором слышатся и амуры и аморалка (Ламораль!), любимцем женщин.
А герцог Альба, чтобы и другим неповадно было, вместо того чтобы облегчить налоги, ввел новые.
Мало этого, он учредил специальный Суд по делам мятежей – своего рода ревтрибунал, который всех подряд приговаривал, в духе времени, к сожжению на костре. Многие горожане, и не только горожане, справедливо опасавшиеся за свою жизнь, погрузились на корабли и ушли в море, чтобы добывать себе средства на пропитание вольным пиратским промыслом. Впоследствии они получили название «морские гёзы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19