Каждый раз, когда Елена исчезала, на поиски ее посылали большую группу прислуги во главе с тем или иным «жандармом», человеком, который не побоялся бы выловить ее силой. Из сломанных столов и стульев она соорудила в углу, под окном, закрытым решеткой, некое подобие башни. Там она долго пряталась, читая книгу с разными легендами, которая называлась «Мудрость Соломона».
Раза два ее лишь с большим трудом удалось найти где-то в сыром коридоре, так как, стараясь избежать погони, она зашла в лабиринт и там заблудилась. Но это ничуть не испугало ее, ибо она утверждала, что никогда не бывала там одна, а всегда в обществе своего «маленького горбуна» – ее товарища по играм.
Она была сверх меры нервной и чувствительной, во сне громко говорила и часто ходила во сне. Случалось, что ее находили ночью крепко спящей в далеких от дома местах, и когда ее уносили наверх в ее комнату, то она при этом не просыпалась. Однажды, когда ей было 12 лет, ее нашли в таком состоянии в одном из подземных коридоров, разговаривающей с каким-то невидимым существом.
Она была совершенно необыкновенной девочкой, по природе двойственной: с одной стороны – боевой, озорной, упрямой, с другой же стороны – мистически настроенной, со стремлением ко всему метафизическому. Ни один мальчишка школьного возраста не был таким озорным, совершающим самые невообразимые проказы, какой была она. Но когда кончались шалости, ни один ученый не мог бы быть более прилежным в своих занятиях. Ее нельзя было оторвать от книг, которые она прямо глотала, днем и ночью. Казалось, что вся большая домашняя библиотека не сможет удовлетворить ее жажду знаний.
У дома был старинный, запущенный сад, вернее парк, с разрушенными и полуразрушенными беседками и другими строениями. Сад этот постепенно переходил в девственный лес с еле заметными тропинками, покрытыми мхом, где столетиями не ступала нога человека. Этот лес славился тем, что в нем скрывались беглые преступники и дезертиры. И вот, когда «катакомбы» уже перестали гарантировать Елене безопасность, она нашла себе убежище в этом лесу.
Воображением, вернее тем, что все мы тогда считали воображением, Елена была наделена с самого раннего детства. Часами она могла рассказывать детям моложе и старше ее невероятные истории с уверенностью очевидца, который знает, о чем он говорит.
Будучи в одних случаях храброй, бесстрашной маленькой девочкой, в других – она была охвачена сильным страхом, порожденным ее же галлюцинациями. Она говорила, что ее преследуют «ужасные, светящиеся глаза», часто боялась неживых предметов. Никто на это не обращал внимания, а многим ее поведение казалось смешным. В таких случаях она крепко зажимала глаза и отчаянно кричала, пугая весь дом, и старалась укрыться от взгляда «привидения», за которое она принимала какую-нибудь висящую одежду или мебель.
Иногда на нее находил приступ смеха. Она объясняла, что этот смех вызван шалостями ее невидимого друга. Невидимых друзей своих игр она находила в каждом укромном уголке, в каждом кусте нашего старого парка. Зимой, когда наша семья переезжала в город, она с этими друзьями играла в большой гостиной в нижнем этаже дома, который с полуночи до утра всегда пустовал. Несмотря на запертые двери, Елену много раз находили ночью в этом темном помещении, иногда в полусознательном состоянии, иногда крепко спящей, но никогда она не могла объяснить, как она туда попала из нашей общей спальни, которая была в верхнем этаже. Таким же таинственным образом умудрялась она пропадать и днем. После долгих поисков ее находили тогда в каком-нибудь никем не посещаемом месте. Однажды ее нашли на темном чердаке, под самой крышей, среди голубиных гнезд. Возле нее толпились сотни птиц, и она объяснила, что она «укладывает их спать» (по законам «Мудрости Соломона»). И, действительно, на ее руках были голуби, которые, если и не спали, то во всяком случае были неподвижными, как бы одурманенными.
Иногда после многих часов поисков ее обнаруживали в бабушкином зоомузее доисторических ископаемых, птиц и животных, в серьезной беседе с чучелом крокодила или тюленя. Елена объясняла, что голуби воркуют ей интересные сказки, а также и другие птицы и животные, когда она с ними одна, передают ей интересные рассказы, взятые из их жизни.
Для девочки вся природа была одушевленной. Она слышала голос каждой вещи и приписывала вещам сознание, существование в них скрытых сил, которые видела и слышала только она одна. Так она относилась ко всем видимым, хотя и неживым, предметам: фосфоресцирующему пню, камешкам, холмам и т. д.
Чтобы пополнить бабушкину энтомологическую коллекцию, нас, детей, часто снаряжали на экскурсии. Но и здесь маленькая Елена отстаивала свой независимый подход. Она старалась уберечь тех бабочек, которых называли «сфинксами», на темных пушистых тельцах которых ясно виделся череп. Она говорила: «природа на каждой из них нарисовала череп какого-нибудь умершего героя, поэтому эти бабочки священны и их нельзя умерщвлять, так как это означает уничтожение останков ушедшего».
Верстах в десяти от летней дачи губернатора была песчаная площадка, где можно было найти окаменевшие останки рыб, ракушек, зубов неизвестных чудовищ и т. п.
По-видимому, в древние времена это место было морским дном или дном большого озера. Удивительным было то, что Елена рассказывала нам на этом месте. Это были ее видения, а не просто рассказы. Улегшись плашмя на землю и упершись подбородком на руки, почти зарывшись глубоко в песок, она описывала нам все это подводное царство, его жизнь, борьбу, которая в нем происходила, уверяя при этом, что все это она видит. Своим крошечным пальчиком она рисовала на песке давно вымерших морских чудовищ, и перед глазами слушающих ее проходили картины фауны и флоры в то древнее время.
Слушая ее рассказы о небесно-голубых волнах, которые в радужных красках отсвечивали на песке морского дна игру солнечного света, о коралловых рифах и сталактитовых пещерах, о морской траве с прекрасными блестящими на ней анемонами, мы как бы ощущали прикасание прохладных вод к нашим телам, которые превращались в прекрасные морские существа. Наше воображение следовало за ее рассказами, теряя представление о действительности.
Позднее она уже никогда нам так не говорила, как это было в раннем детстве. Ее источник иссяк. Но тогда она завладевала своей аудиторией и вела ее за собой, заставляя видеть то, что видела она, хотя бы и не так ясно.
Однажды она всех нас напугала почти до нервного припадка. Заведя нас в эту сказочную страну, она внезапно перевела нас из прошлого в настоящее время, потребовала, чтобы мы представили себе, что все то, что она говорила о прохладных синих волнах и их населении, находится сейчас вокруг нас.
«Только подумайте! Удивительно! – говорила она, – Земля внезапно раскрывается, воздух сгущается и превращается в морские волны… Смотрите, смотрите! Вот волны уже видны и надвигаются на нас. Повсюду вода! Нас окружают тайны подводного мира!..» Она стояла уже на ногах и говорила с таким убеждением, в ее голосе звучало такое неподдельное изумление и ужас, а на детском личике отразились одновременно и безумная радость и страх, что в тот момент, когда она закрыла глаза обоими руками и с надсадным воплем рухнула на песок, вскричав: «Вот она эта волна!.. Она пришла!.. Море, море, мы тонем!..» – вслед за ней и все мы попадали ниц, отчаянно крича. Мы тоже искренне поверили, что нас действительно поглотила морская пучина и теперь нас уже нет в живых!..
Елена очень любила в сумерки собирать вокруг себя маленьких детей, вести их в музей бабушки и там поражать их воображение сверхъестественными рассказами, неслыханными приключениями, в которых главной героиней была она сама. Каждый экспонат музея доверял ей свои тайны, передавал свои предыдущие воплощения или эпизоды из их жизни.
Где она могла услышать про перевоплощение? Кто ей в нашей православной семье мог рассказать о переселении душ? Она любила ложиться на своего огромного тюленя, гладить его серебристую шкуру и рассказывать нам приключения, которые он ей передавал. Она говорила так красноречиво, таким красочным языком, что даже взрослые незаметно для себя оказывались увлеченными ее волнующими рассказами. Младшая же аудитория верила каждому ее слову.
Однако Елена не только любила рассказывать, но и слушать рассказы других людей. В семье Фадеевых жила старая няня, которая славилась своими сказками, число которых было бесконечным. «Иван-царевич», «Кащей бессмертный», «Серый волк», «Ковер-самолет», «Прекрасная Мелетреса», которая томилась в подземном царстве, пока ее не освободил царевич, отперев дверь золотым ключом, – все это очень волновало нас всех. Только обыкновенные дети быстро забывали эти сказки, а Елена никогда их не забывала и вовсе не считала их фантазией. Она глубоко переживала приключения этих героев, их заботы и стремления и уверяла, что все эти события вполне естественны. Люди могут превращаться в зверей и принимать любой вид, если только они знают, как это делается, люди могут летать, если только они сильно это пожелают. Такие мудрые люди существовали во все времена и существуют в наши дни. Но они показываются только тем, кто их почитает, кто им верит и не смеется над ними…
В доказательство этого она любила указывать на столетнего старца, который жил недалеко от их поместья в лесном овраге. Этот старец «Бараниг Буряк» был, как говорили люди, настоящим волшебником, но добрым волшебником. Он охотно лечил всех больных, которые к нему обращались, но мог и наслать болезнь на грешников. Он хорошо знал оккультные свойства растений, цветов, и про него говорили, что он умеет предсказывать будущее. Рядом со своей избушкой он устроил пасеку с множеством ульев. Летом в послеобеденное время его всегда можно было увидеть на этой пасеке, медленно проходящим среди ульев, увешанным с ног до головы роями своих любимиц – пчел. Он прислушивался к их жужжанию, безнаказанно погружал свои руки в ульи и беседовал с пчелами. Пчелы замолкали, как бы вслушиваясь в его непонятную речь, похожую не то на монотонное пение, не то на бормотание. По-видимому, златокрылые труженицы и их хозяин хорошо понимали друг друга. В этом Елена была совершенно убеждена.
«Бараниг Буряк» интересовал девочку, и она при каждом удобном случае навещала его. Она задавала ему вопросы, с серьезным вниманием вслушивалась в его объяснения о том, как понять язык птиц, животных, насекомых.[1] Что касается столетнего мудрого старца, то он не раз нам говорил: «Эта маленькая барышня совсем отличается от всех вас. Большие события ожидают ее в будущем. Жаль, что я не доживу до того, чтобы увидеть исполнившимся предсказанное мною, но оно исполнится обязательно!» [20, с. 21—30]

Глава 4
Юность и замужество

Очень мало известно о юности Елены фон Ган, быть может потому, что юность эта была очень уж короткой: она вышла замуж, когда ей еще не исполнилось семнадцать лет. Е. Ф. Писарева (автор известной биографии Е. П. Блаватской) писала: «Одним из ее качеств, которое притягивало к ней друзей, но в то же время и очень вредило ей, был ее меткий, блестящий юмор, чаще всего доброжелательный, но нередко сильно задевавший мелких честолюбивых людей. Кто знал ее в молодости, с удовольствием вспоминает ее веселую, открытую, чистую, умную, полную юмора речь. Она любила шутить, волновать, поддразднивать людей». [23, январь, 1913]
Девочка, ездившая верхом на неоседланной казацкой лошади, не склонявшаяся ни перед чьим авторитетом, сохранила эти черты характера и в юности. Она сама говорила: «Я ненавидела так называемое «высшее общество», как ненавидела лицемерие в любом его проявлении, и устремлялась всегда против этого общества с его нормами приличия». «Я ненавижу наряды, украшения и цивилизованное общество; я презираю балы, залы. Как сильно я их презирала, показывает следующий случай. Когда мне исполнилось 16 лет, меня заставили однажды пойти на большой бал у царского наместника Кавказа. Мои протесты никто не хотел слушать, и мне сказали, что велят прислуге насильно меня одеть, вернее раздеть, соотвественно моде. Тогда я умышленно сунула ногу в кипящий котел и потом должна была 6 месяцев сидеть дома. Как я говорила вам, во мне нет никакой женственности. Если бы в моей юности какой-то молодой человек посмел заговорить со мною о любви, я застрелила бы его, как собаку, стремящуюся меня укусить. До 9 лет единственными «нянями», которых я признавала, были артиллерийские солдаты и калмыкские буддисты». [8, XXII, с.32]
Ее раннее замужество и поспешное бегство от супруга вызвало всеобщее непонимание. Е. Ф. Писарева высказывает следующие предположения: «Ее брак в 17-летнем возрасте со старым нелюбимым человеком, с которым у нее не могло быть ничего общего, можно объяснить лишь страстным ее желанием добиться большей свободы. Если представить себе жизнь женщины из «высшего общества» в провинции, со всеми предрассудками этого общества и скучнейшим этикетом, то можно легко понять, как все это подавляло такое впечатлительное, несдержанное, свободолюбивое юное существо». [22, январь, 1913]
По мысли же ее тети, Н. А. Фадеевой, у нее не было столь серьезных соображений. Причем трудно понять, как брак с человеком более высокого положения мог освободить ее «от цивилизованного общества, нарядов и украшений». По мнению Фадеевой, причиной брака был ее легкомысленный характер. «Просто ее на это спровоцировала гувернантка, говоря, что при ее характере и темпераменте вряд ли найдется мужчина, который согласился бы жениться на ней. Чтобы еще более усилить свои слова, гувернантка добавляла, что даже тот старый человек, над которым она так смеялась и называла «ощипанной вороной», даже он не пожелал бы иметь ее своей женой! Этого было достаточно, чтобы через три дня она сделала ему предложение и затем, испугавшись, старалась увильнуть от своего обещания, но было уже поздно».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48